Ещё одна маленькая Октябрьская звёздочка. Смешно сказать, так тяжело было писать о том, чего не знаешь...
Леопольд Моцарт. Astеrisque. Совершенно ясно, что ничего нового я не скажу. Впрочем, оставим Новое Слово Родиону Романовичу. Просто хочется о хорошем Человеке, Отце и Музыканте поговорить.
читать дальшеКазалось бы, ну что обсуждать? Зачем нам вообще Леопольд Моцарт? Понятно, отец Вольфганга. Ну и показали бы нам его в первом акте, и хватит. Не о нём же речь.
Да ведь без него и не о чем говорить было бы. И не о ком. Кто бы вложил в голову и душу юного Гения мысль о невозможном? Быть может, кто-то вслед за Де Понте скажет: «Так то ж гений! А Леопольду просто повезло, что именно в его семье родился Моцарт». А я вот не соглашусь. Вслед за Вольфгангом.
Если бы не та невероятная сила, позволяющая не становиться марионеткой, а следовать за безумцами, не было бы никакого Моцарта. Задушили бы Гения ещё в зародыше. Не разглядев. Леопольд, на мой взгляд, один из тех двух, что были в состоянии понять и понимали музыку Моцарта. Его понимали, значит.
Мы и не увидим от Вольфганга и Наннерль никогда и тени неуважения к отцу. Он любим, а это гораздо более уважения и почтения, на мой взгляд. Мне скажут, тогда все родителей почитали, на «вы» называли и прочее. А я отвечу, что жизнь не учебник этикета. Вспомнить хоть бы семейство Вебер. Кто для дочерей отец? Пустое место. Мать – опасна попросту, хоть и столь же пуста.
Внимательный зритель сейчас остановит меня со словами: «Постойте, постойте, а как же «музыкант без места – это шут, презираемый всеми»? А как же это «будь рад служить»? Это что, не слова папочки понимающего?» А я только попрошу чуточку больше внимания. Эти своеобразные мантры Леопольд произносит ничуть не лучше заученного урока, урока, данного ему жизнью, обществом, хозяевами (как бы ни было противно писать подобное слово).
Можно ли его винить в том, что сына он хотел провести по своей дороге – дать ему авторитет в обществе, дабы потом можно было стать свободным? Я не решусь. Как и не восхищаться его способностью переступить даже через свой страх, не говоря уж о своих представлениях того, что должно.
Какая смелость – просить сына не совершать своих ошибок. Просить совершить невозможное это, воплотить безумие Человечности. И, лишившись почти всего, в тяжести и горечи потери, одному, не отречься и благословить. Не на свадьбу, на Жизнь и Свободу.
Мысль о невозможном превыше всего. Вы воплотили её, Леопольд.