И я тут об Иуде. Не вообще в этом мюзикле, а именно одного.
Он очень похож на Андреевского Иуду. И мотивы схожи в мюзикле и у Андреева. Это и то же человечное изображение героев, в частности, Иисуса, он человек в первую и главную очередь. И его холодное отношение к Иуде, сочетающееся с какой-то странной близостью при таком холоде (хотя, кажется, сложно очень быть тёплым-тёплым со своим будущим предателем, это у Иуды до самого конца надежда могла быть, а Философ всё знал, от начала до конца, и доподлинно, это с ним злую шутку и сыграло). Это и Иудино отношение к Иисусу.
читать дальшеНо есть большое-большое отличие.
У Андреева Иуда взрослый. Он много пережил, семья не семьёй оказалась, жизнь не жизнью. Потом Христос, для которого Иуда семьёй не стал. Внутри бездна, он её знает. и знает, что контролировать её не сможет. Из этой бездны и приходит идея показать всем истину, позволив её защитить. Стать таким вот вызовом, взять на себя грязную работу, добровольно себя проклясть ради того, чтобы истину оценили, заметили. Её не надо оказалось. И он уходит, за Иисусом, зная, что так, как задумал - убив себя - к нему не попадёшь, и зарекаясь и из Ада вернуться к нему, если не примет, потому что единственный он оказался, кто готов был себя принести в жертву за Философа того.
В мюзикле Иуда тот же, только маленький. Он не повзрослел. И бездну он чует, но не увиделся с ней лицом к лицу, но и от ужаса неумения с ней справиться избавлен. И Иисус для него - человек, не бог и не царь. И уверен он, что пришёл этот человек, чтобы помочь другим людям - дать надежду, поднять, исцелить не только сердца, но и души. Не чудес он ждёт, а истину. И чувствует опасность в обожествлении этого человека. И мучится после убийства Иисуса не тем, что предал бога или мессию, нет, он не фанатик, он мучится безвинной кровью на руках своих и близким преданным.
Знание взрослого Иуды Искариота о своей избранности на такую тяжкую должность раздавило бы этого ребёнка. Нет, ему перед смертью приходит только вопрос этот, он его вывывает и жить не может, оставленный один. Не дойдёт он до предания себя ради Христа, не дойдёт и до прорывания к нему, не теперь, но предан до конца Христу, как и Искариот Андреева.
Отношения с Иисусом Иуды - тот стержень, на котором держится история этого мюзикла. Они неразделимы, одного убери - другой повиснет. Поэтому не отзываться со всей чуткостью одному на другого нельзя. И Иисусу тут проще - его отношение к Иуде всегда подёрнуто болезненной прохладой, желанием держаться подальше. А вот с Иудой сложней.
И у меня есть два интересных варианта. Оба - полуконцертные, почему полу? Там сценография мини-спектакля, там характеры, и это не нуждается ни в костюмах, ни в декорациях, не в декоруме массовки.
Итак, Иуда один, Христа два.
Я буду их смешно называть старший и младший, так они воспринимаются мне. И это разные истории совсем получаются. Коротко будет так: старший Иисус и Иуда - это учитель и ученик, духовные учитель и ученик. Иуда и младший Иисус - это духовные братья, причем соперничающие, и Иисус, считающий себя старшим, младшего издёргал невозможно.
Эти истории чётко видно в "The Last Supper". Обрисую сцену в общих чертах, а потом полюбуемся на различия.
Тайная вечеря. Апостолы сидят чинно на лесенке и поют себе хвалу, хорошо, мол, быть апостолом. Себе поют и сидящему в стороне вполоборота к ним Иисусу. С ними и Иуда. А Иисус отвечает очень эмоционально и человечно - ему плохо, он боится, что через десять минут после его смерти они его забудут, ему плохо оттого, что не понимают его апостолы, он буквально проговаривается, что Пётр от него трижды отречётся, а ещё один их учеников предаст. Иуда на это взрывается и происходит у них диалог, практически признание от обоих: Иуда почти признаётся в предательстве, спрашивая у Христа, хочет ли он, чтобы Иуда это сделал; а Христос - в том, что ему всё грядущее известно, он рычит очень что-то вредное про то, что заждались уж тебя люди, иди. Прогоняет, но в последний момент просит прощения. Иуда на это взрывается ответными уже рычаниями, самоуверяющими и подбадривающими, а потом приходит его очередь просить прощения, он становится на колени перед Христом. Поднявшись, уходит и предаёт. Вот такая сцена.
Со старшим Христом Иуда ребёнок, во всех смыслах. В начале сцены он уже в мыслях о предательстве. Он поёт вместе с апостолами, но сидит позади их сборища, спиной к ним и Иисусу, и поёт очень в себя, голову наклонив и едва проговаривая. И только слова учителя о готовящемся предательстве его подрывают с места. После рычаний он почти уходит, учителем прогоняемый, с напутствием где-то в том ключе, что балбес он и есть балбес. Иисус подходит к Иуде, опускается на колени и целует ногу, прося так прощения. У Иуды ступор, он не понимает, как перед ним так можно, у него спазма горловая и сильное желание зареветь.
А учитель встаёт и отходит, холодно довольно, к апостолам, руки им пожимать, хоть только что пустыми лицами ругал. И Иуде теперь надо заново убедить себя, что предавать он хочет и может, а потому он взрывается, и, пытаясь рычать, учителя бьёт по лицу. Тот падает. Апостолы немножко огорчились, но чуть-чуть. Поднялся учитель и пришла очередь Иуды извиняться, и не за удар, а за то, что будет совершено, они оба это понимают, и он опускается на колени перед Христом. Ему это не то чтобы сложно, это невозможное дело. Иисус ему не бог, не царь, он ему человек, нужный, единственный, учитель, но на колени перед ним вставать - нонсенс (думается, ненавидел потом он за это учителя крепко, а на себя серчал), но опускается, весь согнувшись и тычется в ноги. Это не рабское поклонение и не капитуляция слабого перед силой. Это полное доверие себя - вот он я, бери и делай, что хочешь. И если бы только взял его Иисус в этот момент за плечи и поднял, где-то наверху поняли бы, что планы могут меняться. Но он оставил, ведь всё должно идти по должному распорядку. И Иуда поднялся, котом потёрся о плечо учителя и ушёл предавать под апостольскую блажную песенку.
Вот они
Умирает он тяжело, учителя лишившись. Но он не оставлен, вопреки всеобщей молве. Он может говорить, сходить с ума, быть собой, никто не обвинит уже. И учитель озабоченно смотрит в спину, прежде чем уйти.
Смерть со старшим
Иначе с Иисусом-братом. Тут соперничество с самого начала. И на последнем сборище Иуда сидит в самой гуще учеников, по центру, и упрямо пытается блажить с ними песенное, а смотрит очень внимательно, прямо на Христа, так, что упрёки того звучат именно как ответ на вызов. И рычания здесь более резкие. Заканчивается это всё тем, что Иуду отправляют в полёт от себя, это Христос-то, и Иуда готов ответить, но брат удар отражает, и так, что совершенно ясно - за следующую попытку Иуда получит по голове опять. Прощает брат, покровительственно-небрежно "благословляя" по лбу. Что Иуду, конечно, только ранит и разжигает, ему хуже нет - это вот отмахивание. Снова ударить он не решается, он пытается достучаться. Безрезультатно. Брат становится боженькой, а Иуда становится на колени, всё решив. Становится легко почти, это для него уже незначительный жест, сам от Иисуса весь назад, хоть и за руку уцепившись, чтобы лицо видел, глаза, холод и решение в них. И Христос, словно спохватившись, поддаётся, опускается рядом, поднимает и встаёт сам, но уже всё решено, поздно уже.
Вот и с братом
После смерти Иисуса-"брата" Иуда пытается до него докричаться. Но тот не смотрит и не слышит. Его оставили. И потому всё отчаянье и ужас весь внутри остаются, некому об этом рассказать. Экстатическое отчаянье, когда буря внутри и желание себя разодрать на куски, но внешне - сдержанная нездешнесть, бесслёзная мантра перед уходом. Я не знаю, как пришло решение воспользоваться ремнём для удушения, и очень сомневаюсь, что хочу знать.
После того, как петля затягивается, Иисус "отмирает", поднимается и идёт навстречу Иуде. Они вообще-то идут мимо друг друга. Но Иуда задерживается рядом, брат впервые ведь смотрит и в последний раз теперь, Иуда по-кошачьи трётся о плечо Христа и уходит, куда-то от него навсегда.
Смерть с младшим
Вот так.