Второй роман дочитала об амператоре.)
И парочка слов, как водится.
Он более выдержанный, этот роман. Он неспешен и часто, очень часто холоден как мраморная колонна, нужно очень долго простоять, тесно к ней прижавшись, чтобы хоть намёк тепла почувствовать.
Здесь автор точно расставил все точки над "i". Отношение его к Калигуле понятно, но оно со временем не меняется, но проясняется, что ли. Очень интересно это представляется - куча сплетен, страхов, "пугалок", ненавистнических прозвищ, накопленной ненависти, и всё щитом против одного-единственного малопривлекательного для автора человека, человека, мнящего себя богом, человека, любящего так по-звериному и любимого так по-человечески (по-человечески, кстати, безответно), человека, которому сам автор при всей своей нерасположенности делает шикарный подарок - похожие на человеческие глаза. За тот подарок я на автора отдельно фыркнула, ну, да это уж вкусовщина.
Отдельного внимания заслуживают здешние плебеи. Если авторская нелюбовь к Калигуле граничит с отвращением, то многое может сказать тот факт, что плебеи в его представлении - нечто, что Калигула по праву презирает. Патриции и сенаторы могут быть трусливыми и не очень, подлыми и не очень, корыстными, коварными, глупыми и тихими, какими угодно, но плебеи - отдельная каста. Всё, что им нужно - те самые пресловутые хлеб и зрелища. И ждут они крови, причём сгодится всякая - невинная, знатная. Мне нравится реакция Калигулы на требования крови в цирке - он замечает Друзилле, что свою кровь плебеи почему-то видеть не рады, и посылает солдат за крикунами - они пополнят ряды гладиаторов. Плебеи обожают императора, потом ненавидят (за что бы вы думали? За отнятые деньги, конечно, больше никаких претензий), потом желают умертвить его убийц.
Конечно, желание это никто не выполняет. Но убийцы тиранов долго не живут. И автор заканчивает роман ретроспективой судеб триумфаторов мига.
Рим - это винно-кровавая лужа на каменных ступенях. И лунными бликами в ней сверкает любовь. Совсем не та, которая заставила бы почтенных отцов семейства вздыхать в умилении. Но ярко выделяющаяся чем-то надземным от окружающего рынка. Друзилла и Пиралия - это две жемчужинки, которые бы император никогда в вине не растворил бы.