Во-первых, я досмотрела "О, счастливчик!" И я не могу ничего сказать внятного, кроме рассуждений о том, что психотерапия удалась, Андерсен меткий ироник даже в своей человечности, и там действительно очень если не страшно, то безвоздушно к концу становится. Вспоминается стена в зачёркнутых "неделях", привычка Тигра к фоткам на стенах, страх, переходящий в огонь и невозможность не посмотреть на рассвет. Видите, непутица какая? Но на следующий день вспомнились тигры мне и не смогла я не продолжить их историю. Всё на туже придуманную мелодийку напелось вот что:
Снова тигры
Снова тигры
Было трижды странно встречать людей.
А её? Навряд ли того больней.
Очень странно – её он не видел лица,
Хотя каждого в жизни своей подлеца,
Молодца, он встречал не раз. А её
Никогда, не сгубил, не спас.
И опять мелькнула зачем-то жизнь.
Тигр почти улыбнулся – давай, держи.
А такси шуршало тихонько в ночь,
Платить нечем, но это потом… Точь-в-точь
Как её глаза ночь стоит грустна,
Пахнет терпкой грустью луна-щека;
Засыпает Тигр тяжело, и сны
Вновь мелькают, сумрачны, неясны.
Вроде пахнет гарью и гонит страх,
Страх опять оказаться не в тех руках,
Мягких, нежных, людских, таких неродных,
Но кусать, калечить не надо их.
Они лучше, должны быть, но вот не есть.
Ему превратить бы всё в спать и есть,
Место тихое выбрать и там уснуть,
Только гонит опять что-то прямо в тьму
Освещённых улиц и тесных углов,
Дурногреющих не его костров,
Тихих клетки стен, боли встреч опять.
Как-то жить надо, как-то их понимать.
Тут такси тормозит, прогоняя сны. И глазищи семнадцатой весны
В свете фар расширились до родной,
Лесной дикости прежней, нелюдской.
Это только морок, конечно, да…
Но семнадцатая рычит весна,
Влажный яростный рык зовёт в темноту,
Обещает сладкую маету,
Обещает боль от ран тех, что в боях,
Обещает за милю обходить страх,
Обещает греть боком по ночам,
Обещает улыбку вернуть глазам…
Это морок, конечно, болезнь, болезнь…
Тигр устал, он готов пропасть насовсем,
Уходя за болезнью куда-нибудь,
Ведь недолго её терпеть, так пусть,
Заведёт пусть, вот только бы не весна.
Плохо, что у болезни её глаза.
Только что-то болезнь чересчур смела,
И когтистая тёплая лапа-рука
Боязливо касается – ведь уйду,
Растворюсь, растаю и пропаду
Насовсем! – вытягивает из глубин
Человечьей машинки с запахом шин.
Тиграм странно, что снова они вдвоём,
Странно и забыто тепло.
Так тепло, что хочется убежать.
Но Тигрица снова может дышать,
А у Тигра снова бессмысленный звук –
«Жизнь» – забился, запах вокруг.
Это смутно, это не так, как есть.
И вообще этот мир не их, а людей.
Он ей то откроет, как будет срок.
Или не откроет, сама поймёт.
Но её они не получат, нет.
Замирают тигры, скоро рассвет.Был такой мультик, "Дорога на Эльдорадо". В выходные, кажется, наткнулась я на дичайше грустить меня заставляющий момент его, вот этот, а вчера и стих получился к той песне.
Не прощаются
Не прощаются
«Друзья не прощаются» - дышит зелёное марево неба.
Каждый лист повторил "не прощаются" тысячекратно.
Отвернись – и затянется путь обратный раной заката,
И по шраму его находить дорогу теперь.
"Друзья не прощаются" – непонимающе дремлет море,
Капля каждая улыбнулась – «не прощаются» - светом.
Коль один не здесь, как другому прожить в мире этом?
И беспечные капли, слегка улыбаясь, спят.
"Друзья не прощаются" – горы с ветром расплакались рядом,
В этом плаче мольба - «не прощаются» - стон и горе,
Лишь они знают, как ходить одиноко на воле,
Как в свободе невыносимо одному плыть.
"Друзья не прощаются" – ноет каждое гордое сердце,
Но в словах «не прощаются» столько не гордого. Что же?
Гордо и позабыть то второе, гордое тоже?
Но друзья не прощаются.
А вот фрагментик повеселей, единственная, кажется, песня, записанная не силами профессионалов, а Кеннетом Браной и Кевином Клайном, собственно, голосами Мигеля и Тулио.
Вот так, оказывается, поёт Брана)А это вообще странность. Увидела я вот этот фрагментик Besame близняшкиного, глаза его увидела и получилась она. Вот и они, близняшка и странность.
Можно?
Можно?
Можно, я с тобой потоскую?
Здесь, у себя, почти в Октябре, что царапает веткой
Нет, не стекло. Воздух всего лишь, но где-то рядом.
Знаешь, такие глаза для кого-то могут стать ядом,
А для кого-то и станут, кто разглядит.
Но важно, что там, за ними, мягкостью тёмной лежит
Тёплая ночь, напитавшаяся за день солнечным морем,
Маленький круг от лампы, забытой кем-то
На тёплых перилах. И в ней огонёк играет
С ветром. Пусть он подольше не тает в глазах твоих.
Можно?