Когда-то давно дома я отыскала книжку про Швейцера, режиссёра, снявшего "Мёртвые души", "Маленькие трагедии" и "Золотого телёнка". И, начитавшись про замыслы этих картин, да и мыслей насчёт жизни и творчества в целом, сделала один вывод о съёмках экранизаций. А именно - режиссёры делятся как бы на две группы, я их обозвала довольно неуклюже режиссёрами-дирижёрами и режиссёрами-творцами.
Первые стараются "снять текст" книги. Следят не только за сюжетом, мизансценами и диалогами, но и за внешним видом героев, пейзажами и т.д., словом, сосредотачиваются на том, чтобы максимально "правильно" перевести один вид искусства в другой, словно играют по нотам произведение, написанное автором. При этом авторство, понятное дело, за писателем.
Вторые читают книгу, потом сценарий. Потом тот сценарий корректируют вместе со сценаристом и снимают не книгу, не текст, а фактически - свои впечатления от книги. Это не значит, что от текста не остаётся ничего, нет, но в такой экранизации не гонятся за точным соответствием ему, есть и вставные сцены, и что-то убирается, персонажи могут быть видоизменены. Но странно - духу книги это не вредит нисколько. Потому что режиссёр снимает своё понимание, мы будто вместе с ним книгу читаем, видим её его глазами, видим его мысли, его раздумья, его желания, если хотите. И вот такие экранизации иногда получаются ужасно точными. И ты "видишь" то, что осталось за кадром, а, читая, "видишь" то, чего в тексте нет. Мне такие экранизации, признаюсь, нравятся больше. Словно с тобой обсуждают увиденное, интересно.
И вот фильм "Республика ШКИД" - такой. Сразу потому нужно разобраться со всеми соответствиями и несоответствиями. Сценарий этого фильма писал один из авторов "Республики ШКИД", Леонид Пантелеев. И в этом свете очень интересно, как "переплетён" сюжет книги. Содержание остаётся неизменным при текучести формы. Кроме того, сценарий писался по повести, которая, само собой, имеет немалую толику вымысла (к примеру, авторы не видели же, что было в школе до их прихода, они это узнавали с чужих рассказов, и писали, соответственно, художественно достраивая некоторые куски. А Пантелеев ещё и выдавал желаемое за действительное, наделяя, допустим, Викниксора непривычной мягкостью, которую тот проявлял только наедине, как признавался, или выдумывая какие-то ситуации), так что уж слишком тыкать текстом тоже не стоит. Хотя Пантелеев огорчался, что многого было просто не показать из-за цензуры, в основном это касалось "бузы" почти во всех её серьёзных проявлениях, а также активной и интересной жизни школы (ну, это ясно, не принято было Сороку-Росинского хвалить и показывать заслуги тоже не было принято).
Этот фильм - именно режиссёрское прочтение книги и сценария. Внимательное, с желанием разобраться и понять, со знакомством прежде всего со ШКиДом. А потому получилось интересное дело - фильм цензурировали жёстко, это видно, но духа-то не убили. И получилось показать столько того, чего цензоры как раз старались не показать, что хочется туда втащить всё, что не вошло.
Чтобы не быть голословной, несколько моментов из фильма.
Начальные титры. Одна из любимых беспризорниками песен, "зубарики", и тут же, без перехода, даже песня не остановилась, быт "цветов на асфальте" прерывается такой картиной - за маленькой беленькой собачкой гонится человек с сачком, ловит её, кидает в клетушку фургончика к другим отловленным, их везут, и тут же, опять без всякого перехода, - грузовики с беспризорниками у распределителя. Думаю, если бы хоть каким-то образом - текстом закадровым, да хоть остановкой песни - этот момент, вскрывающий отношение к этим детям в молодых Советах, выделился, не было бы его. вырезали бы.
Титры
И такой был момент в сценарии и фильме, наглядно объясняющий, отчего мог быть нервным Викниксор.
Иль на щите, иль под щитом
Так что неудивительно, что до незыблемого спокойствия было и вот такое. Ну, я бы на себя посмотрела после ночной стрельбы по мне, как бы я ещё собралась.
Вот так знакомились детки, бывало. Кстати, Янкель - это один из будущих авторов "Республики ШКИД" Белых.
А так утро продолжалось
А потом уже был Мамочка, один из колоритнейших шкидцев.
Мамочка
И общая истеричность с самосудами не забыта. Вот, например, завёлся ростовщик в ШКиДе, ему хлеб были должны все младшие, шатались с голодухи, на кухню он умудрился протолкнуть наиболее задолжавших, а потому безответных, и крал себе вволю. Старших прикормил некоторых, к другим просто не лез. В конце концов, когда умудрился поставить вместо себя другого ребятёнка, часть старших не выдержала. Тут, в этом фрагментике, всё в интонациях. Неплохой такой вышел "детский" фильм.
"Нынче вышел манифест - кто кому должен, тому крест"
Но я рискую весь фильм перетаскать, потому лучше остановлюсь с примерами и скажу ещё пару слов об особенностях фильма.
То, что сценарий писал Пантелеев видно ещё по одной интересной черте - в фильме много о товарище его Белых (в фильме и книге - Черных или Янкель). Мы и его знакомство и расставание с Тоней Маркони увидим, и то, как он попал в ШКиД, узнаем (кроме него только Мамочка тоже "с истоков" показан), и тот момент, когда понял он, что с Пантелеевым ему по одной дороге, раньше, чем дороги эти сошлись. Сценки с Гришей там раскиданы по фильму. Видно, что для Пантелеева эта линия важна очень и очень.
Видно и то, что фильм цензура настоятельно требовала делать "детским". Всё, что имело отношение к "бузе", все драки намеренно снимались в комическом ключе, несерьёзно. И всё же получилось сохранить такие маленькие-маленькие маячки, в виде, например, окровавленных лиц шкидцев, а потом пионеров. А две драки даже сняты серьёзно. Это завершение ростовщической "карьеры" Слаёнова и эпизод с автором сценария, Пантелеевым, "тёмная", которую ему устроили шкидцы, за исключением будущего друга Янкеля, когда он, "ангелоподобная личность", не только не принял участия в общем воровстве, но и против выступил. Кстати, в этой сцене и проблемы с нервами у шкидцев тут как тут.
И ещё удалось пропустить в фильме парочку намёков интересных. Например, пионерскую организацию не разрешают создать, потому что полутюремного типа школа, "рылом не вышли", как говорят шкидцы, а после раскрытия пока тайной организации "Юных коммунаров" Викниксор, которй, как интеллигент, видимо, не очень радостный приходу Октября, всё же с зачатками исследовательского интереса достаёт из шкафа томики Маркса. И уж после того, как Мамочка отличился, всерьёз задумывается о том, чтобы добиться реального права его воспитанников быть пионерами и комсомольцами. Ещё про интеллигенцию замечательный есть момент, когда это слово обращается практически в ругательство.
Словом, фильм получился намёковый и настоящий.
А намёки лучше разгадывать после прочтения "Школы Достоевского" Сороки-Росинского, который ШКиД и создал. читать дальшеЗамечательный был педагог, и интересный интеллигентный человек, судя по тому, как пишет, хороший филолог, умудрился не своей смертью умереть - попал под трамвай.
После публикации "Республики ШКИД", написанной двумя его бывшими воспитанниками, не так давно успевшими выпуститься, пришлось Виктору Николаевичу столкнуться с пренеприятнейшей вещью - оказывается, многие "светила" от педагогики не понимали, что "Республика ШКИД" - это одно, а школа им. Достоевского - всё же несколько другое. То есть разницы не видели между художественным произведением и реальной воспитательной системой, в которую детей-то и не посвящали, потому - зачем? По словам Виктора Николаевича, судить по повести о реальной воспитательной системе - это всё равно что просить врача понять, как и правильно ли лечили больного, который помнит только , что долго и тяжело болел, его долго и по-всячески лечили, а потом он выздоровел. Единственное, что сможет сказать самый раззолотой врач - видимо, правильно лечили, раз выздоровел. Но не все "светила" это уразумели.
Кстати, авторов такого для него непростого этого художественного произведения Сорока-Росинский вспоминает, не побоюсь этого слова, ласково, хоть всячески это скрывает, ибо непедагогично "фамильярничать". Портреты психологические рисует влёт - Белых с чувством юмора и чувством меры сразу ему узнавался, но и Пантелеев, лишённый этих двух чувств, узнавался не меньше, сочиняя то, чего не было, но могло бы быть.
Кстати, из сочинённого Пантелеевым много претензий к Викниксору возникло, много... И высказывали их все, кому ни лень, даже Макаренко, назвавший "Республику ШКИД" свидетельством педагогического провала.
И как раз в "Школе Достоевского" Виктор Николаевич пытается не объясниться, нет, но внести ясность, да, так лучше будет выразиться. Попутно он покусывает советскую школу, не без иронии. Ну, а какие же претензии к нему были? Собственно, их было три.
Первая - одиозная личность Викниксора. Якобы он всех терроризировал, как в тюрьме держал, и вообще Макаренко считал его чуть ли не психом.
Виктор Николаевич на то усмехается - посмотрел бы он на человека, который бы взялся его воспитанников "терроризировать". Мне от этой усмешки вспомнилась фразочка из старого фильма: "Я пожелаю моим котятам приятного аппетита!"
Правда, чем их можно было терроризировать, этих деток? Они такого повидали, что любой взрослый педагог от трети бы загнулся, а они пережили. Нет, их уважали, и сам Викниксор взял уважением и доверием. Но при этом надо было, конечно, весь этот "цветник" держать крепко в руках. Ведь что за дети туда отправлялись? Не просто беспризорники, а признанные трудновоспитуемыми. Не зря в школе был не педиатр, а психиатр. Виктор Николаевич спокойно пользуется словами "истерик", "массовый психоз", даже "психопат" без тени ругательности, это всё реальные диагнозы, с которыми приходилось не просто сталкиваться - жить. Это было сложно и требовало недюжинной стойкости и жёсткости.
И, в конце концов, если бы таким уж одиозным был Викниксор, ну приезжали бы к нему с благодарностью вытащенные инженеры, агрономы и режиссёры?
А из требующейся в воспитании такого "цветника" жёсткости вторая претензия крупная - к условиям воспитания. Дескать, учителя там были кто угодно, но не педагоги. Это, конечно, камень в огород интеллигента-Викниксора, позволяющего себе брать на работу кого-то вроде бывших офицеров (оказывающихся прекрасными воспитателями, а не учителями только потому, что высшего образования не получили из-за Октября), и прочий "интеллигентских элемент". Какую службу сослужит этот "элемент" чуть позже, а пока ещё одна крупная претензия к воспитанию - наказания.
Виктор Николаевич и не скрывает, что они в ШКиДе были. Он вспоминает о том, как лицемерно к этому вопросу принято в советской школе относиться - мол, сама школа не наказывает, а вызывает родителей, а вот они уже... Прямо как инквизиторы, не проливавшие кровь еретиков, а отправлявшие их на аутодафе. Сам он, в бытность свою учителем в обыкновенной школе, тоже, кстати, вызывал родителей, только не про то им рассказывал, какие у них плохие дети, а про то, что сын их или дочь - славнейшие ребята, только с одним им не повезло - с родителями, и, бывало, и "обламывал" некоторых особенно буйных папаш.
Как дела с наказаниями обстояли в школе им. Достоевского? Были наказания. Поначалу как в фильме - "завтракать будешь в ужин", ну, это когда на шестнадцать детей готовили шестьдесят порций. Дальше такое отбросили за бесчеловечностью, потому что и так никто, включая взрослых, такой роскоши, как наесться, не видел.
И были сформулированы "драконовские" разряды. Их было пять, первый - самый высший - присваивался тем, кто не был замечен в нарушениях месяц, им разрешалось наряду с возможным (у кого были родители или доверенные знакомые) отпуском гулять после уроков свободно. Надо сказать, что ни один перворазрядник никогда учителя своего не подвёл. И далее с ростом нарушений понижался разряд (соответственно, ограничивалось передвижение за стенами школы), до пятого, который имели те, кто предпочитал воровать, те, кто не мог жить, никого за день не избив, и откровенные нахалы. Они вообще из школы не выпускались. Жёстко? Жёстко. Но ни один шкидец не желал менять такую систему отчего-то. Мало того, она стала основой самооценки непостижимым для педагогов даже образом, так, что истерики могли приключиться при понижении разряда у некоторых и вовсе не из-за привилегий. Кстати, наряду с ограничениями, предполагались и поощрения, всевозможные "апелляции" и даже введённое шкидцами "сламщество", похожее на поруку. Так что система эта получалась вовсе и не драконовской.
Макаренко страшно волновало не только наличие разрядов, но и изолятора в ШКиДе. Дескать, как можно, насилие такое над детьми чинить. А Виктор Николаевич мягко напоминает о том, что в колонии самого Макаренко, и не в первый год её существования, случались такие "прелести", как поножовщина и самосуд, в конце концов сам Макаренко однажды себе чуть пулю в лоб не пустил из-за подобного инцидента. Почему? Из-за бессилия. Он не знал, что делать, ведь насилия над детьми нельзя, а как быть, если "цветы жизни" сами такое учиняют, что комнатёнка с окном и кроватью не таким уж насилием выглядит?
Виктор Николаевич бессилия себе позволить не мог. Это был бы конец. Жёсткость мог, а бессилия - нет. И он понимал, что коллектив формируется не сразу, стадиями, и что в процессе его формирования есть такая жуткая штука, сильная у подростков - один может "заразить" эмоциональным состоянием всех. Один запаниковал - все кинулись в панику, один вспыхнул - массовая драка, жестокая причём, эти дети драться учились на улице до победного конца.
Потому он имел в себе силы и делать, и говорить потом прямо, что в таких случаях и применялся изолятор. Отчасти для нераспространения этой вот "трихины" среди и без того искалеченных детей, отчасти для предотвращения самосуда и распрей при каких-то конфликтах, виновника лучше было держать отдельно. И, конечно, для "остывания" и самого виновника, и окружающих. Слишком жёстко или нет, но на развалинах школы "горгульями Собора Парижской Богоматери" сидеть не пришлось (был такой случай в одном из подобных ШКиДу заведений, когда воспитанники сожгли всю школу, вовремя не остановленные).
И при этом Виктор Николаевич не скрывает и того, что его воспитанники частенько срывались, а расслабиться не давали вообще никогда. И я думаю, жутко больно ему было описывать то, что он приводил в пример. Но всё же приехал даже ужасно подведший Цыган, приехал благодарить, забыв о своей собственной ране, остракизмом тем целительным нанесённой.
А вот и третья претензия - система обучения. Дело в том, что повезло Виктору Николаевичу - он создавал школу в то время, когда на них было наплевать всем почти, потому педагоги работали все пять лет по программам, которые не только сами придумали (теперь это называется авторская программа и очень приветствуется), но и нигде не утверждали.
Опять не удалось им избегнуть сравнения с колонией Макаренко, где главным объединяющим началом и основой системы обучения и воспитания стал труд. Дескать, отчего у вас не так? А оттого, отвечает Виктор Николаевич, что у Макаренко колония за городом, "на земле", там без труда не выжить - хочешь не замёрзнуть, будь добр дров заготовить, хочешь есть - сначала в город придётся кататься, потом самим растить и готовить. Это не рабский труд, не каторжный, это то, что нужно - с видимым сразу результатом и на себя. Потом, там и ребята были деревенские, они к земле рвались и знали, что там делать.
У него же были городские, которым лопату лучше не давать, во избежание, так сказать. Да и рад бы он был их приобщить к труду, а они рады были выучиться на того же шофёра, электрика и т.д. Только где учить? Не выделяли школе ни материалов, ни помещений. Да что там, одна история с добычей зимней обуви чего стоит.
И не мог Сорока-Росинский предложить труда ребятам. А что мог предложить интеллигент Сорока-Росинский? Правильно, знания. В таком объёме, чтобы можно было спокойно поступать в любой техникум, а потом и в университет. Причём знания не мёртвые, ради самих знаний, а желание и умение учиться, развиваться, понимание, что это нужно в первую голову тому, кто учится. Задачка не из лёгких, тем более учиться требовалось интенсивно - чтобы освоить обычную школьную программу у ребят было не более трёх лет, а базы самое лучшее - четыре класса. Поэтому "ужасный" Викниксор "тиранил" воспитанников 10-12-ю часами учёбы в день.
А они что-то не тиранились. Почему? А вот тут история интересная, фактически был выработан новый метод. Конечно, его раскритиковали все, кому не лень было, теперь он, кстати, в ходу, я его тоже опробовала, он хорош.
Что за метод? Игра. Беспризорники любили истории. А от коммерческого училища осталась обширная библиотека. Кто мог сам читать - осваивать её начал активно (в том числе и авторы "Республики ШКИД"), кто читать не умел - с удовольствием слушали. Особенно полюбили стихи. Потом Элла Андреевна (Эланлюм) на своих уроках немецкого начала потихоньку читать по ролям, устраивать инсценировки. А потом понеслось, выработался один из основных принципов обучения в ШКиД - всякое знание обращать в деяние. Игровые моменты вводились в преподавание каждого предмета. Некоторых учителей даже приходилось сдерживать - например, античные войны чуть было не обратились войной между старшим и младшим отделениями. Скучные упражнения представлялись соревнованием, творчество приветствовалось в любом виде. С очень-очень тихой (неэтично же) гордостью Виктор Николаевич вспоминает издания журналов и газет. Пусть их было много, и были они не бог весть что, но это были мысли его учеников, ими же выраженные. Это ли не ценно? И не ценно ли, что ребята перестали мечтать о карьере шофёра или электрика и поверили, что смогут, как пелось в гимне ШКиД, "выйти в люди". Да их не надо было тиранить, они бы и по 14 часов учились, им это уже было надо.
Ругали ШКиД и за так называемые "учёты" - такие показательные выступления учеников. Мол, нехорошо детей показывать как в зоопарке. А то, что дети воспринимали эти учёты, на которые приглашались представители гороно и тех самых техникумов, куда можно было поступить потом, как возможность показать себя нормальными, не хуже других, да что там показать - почувствовать, это педагогический Олимп не волновало.
Школа просуществовала пять лет.
В "Школе Достоевского" Виктор Николаевич увлекательно знакомит читателей со своей "суворовской" педагогикой, взглядами на роль личности учителя, не теоретизируя, а основываясь на собственном опыте. Рада я знакомству с Викниксором, не подвёл он меня. И очень жаль, что книга осталась незаконченной.