Название: Смех
Автор: Анжелика-Анна
Бета: Змий-сердцеедРазмер: драббл, (541 слово)
Канон: РПФ
Пейринг/Персонажи: Фрида Кало/Чавела Варгас
Категория: фэмслэш
Жанр: ангст, романтика
Рейтинг: R
Краткое содержание: "Ты – мое дитя. Я ощущаю твою кровь в себе. Лишь ради Диего и ради тебя я живу". (Фрида Кало)
читать дальше– … ни сентаво!.. – смех снова не дал Чавеле договорить. Он царил здесь, в маленьком патио, уже две недели. В испуге взлетали птицы, обезьянки разбегались, недовольно пища, когда раскаты хохота (грудного, изнемогающего, с пристаныванием – Чавелы, и мелодичного, громкого, словно брошенного в лицо - Фриды) нарушали священные часы сиесты.
Диего не хотелось в такой зной выходить из дому, но он просто не смог удержаться – его малышка, его голубка была счастлива, и он на руках готов был носить эту смешную девчонку в мужских штанах. Пусть о них болтают невесть что, пусть, пусть она так ласково, так нежно облапила его Фриду, пусть! Она же навроде той ручной мартышки, такая же безобидная.
Чавела хохочет ему в лицо, крепко прижимая к груди Фриду, не видя, как та прикрывает румянец, ожёгший лицо, стоило появиться мужу с объективом в руках.
Вспышка. Аккорд. Тонкая, еще пахнущая краской стрела в трепещущем теле.
***
Вечер остужает их, но им не хочется терять обжигающих прикосновений солнца. В комнате Фриды полумрак и тишина. На мольберте в углу неоконченная картина: рядом с букетом, освеженным каплями росы, притаился кто-то милый, маленький и пушистый. Диего улыбался, заглядывая в комнату и видя эту картину – не лучшее ли это доказательство, что Фридоча выздоравливает?
Чавела подолгу стояла рядом с мольбертом и чертила пальцем по тому, что издалека казалось росой – ниточкам паутины. Они опутывали, сковывали нежный букет. А тот держался стойко.
Потом маленькие худенькие руки нежно сходились на ее талии, обнимали, в плечо упирался горячий лоб.
Чавела гладила чуткие пальчики, потом обычно говорила какую-нибудь глупость вроде «ты ела?», но не всегда дожидалась колкого или грустного ответа. Тогда она просто оборачивалась и целовала Фриду, нежно и мягко, прижимая к себе всю ее — свою нежную любовь.
О нет, совсем не слабую и не хрупкую. Нежную и трепетную. Страстную и игривую. Измученная очередным днем боли, работой, Диего, врачами, Фрида шептала в самые губы Чавелы:
– Ты мне послана небесами? Я хотела тебя, как только увидела.
Горячие пальцы Чавелы скользили по спине Фриды, по глубоким следам от только что снятого корсета. Она гладила эти следы, тихонько, нежно, потом все сильнее и настойчивее, прогоняя боль, заставляя забыть о ней. Она читала Фриде все свои песни, как стихи, а та отмечала каждый знак нежным поцелуем, спускаясь от губ к груди и поднимаясь опять.
Фрида ласкала ее нежно, ласково, называя своей девочкой. Девочкой – ее, пившую во всех барах и кабаках Мексики! Весь жар, всю нежность, все слезы, не навернувшиеся еще на глаза, Чавела дарила ей, и новые мелодии рождались из хриплых стонов и нежного шепота этими ночами.
А потом, под утро, Фридоча шептала, прижав к себе:
– Ты – мое дитя. Я ощущаю твою кровь в себе. Лишь ради Диего и ради тебя я живу.
***
Утро приносило безжалостный свет. Свет операционной, свет, кроме которого ничего не видишь. Свет, заставляющий их цепенеть в объятиях друг друга и думать, думать, прислушиваться, словно вот-вот раздастся роковой выстрел.
Фрида отфыркивалась от доктора, едва прикрыв иссеченные шрамами ноги, и посмеивалась, бросая взгляд на спешно ретировавшуюся за занавеску Чавелу. Так выходило, что каждое неутешительное слово доктора сопровождалось самой лучезарной улыбкой.
– Вы прекрасно держитесь.
– Трагедия – самая смехотворная из вещей, – очень серьезно заметила Фрида.
Доктор понимающе улыбнулся, вышел, качая головой и наверняка поражаясь силе этой маленькой женщины.
Поглощенный думами, он не слышал поцелуя. Зато в следующую секунду замер как столб — небывалой силы залп смеха рванулся из комнаты «бедной больной», рванулся к жизни.Название: Я возвращаюсь в очень странный мир
Автор: Анжелика-Анна
Бета: Змий-сердцеедРазмер: драббл, (380 слов)
Канон: РПФ
Пейринг/Персонажи: Аурелио Вольтер, персонажи "Чи-Чан"
Категория: джен
Жанр: виньетка, повседневность
Рейтинг: R
Краткое содержание: как это — вернуться в созданный тобою же мир?
Примечание: Аурелио Вольтер — автор и исполнитель в жанре «дарк-кабаре», aвтор серии книг на тему готической субкультуры, романов "Call of the Jersey Devil" и "The Legend of Candy Claws" и сборников графических новелл "Chi-chian", "Oh My Goth!" и "DEADY".
читать дальшеПосле сотого "пока" он остался один. Секунду назад об этом мечталось, а теперь? Он усмехнулся своей странности. Прихватив подаренный блокнот, он выхшел в ночь. Блокнот хорош. Бумага плотная, похоже, коричневатого оттенка, судя по срезу...
Нет. Нет. Рисовал он последний раз давно. Очень давно. Давно и неправда.
Но что-то смутное толкало под руку, отвлекая от ночных голосов вокруг, что-то знакомое, тёмное, клубилось во сне.
На следующий день, в ужасную рань — три часа пополудни — он спустился в знакомую кафешку на первом этаже дома. В мрачном молчании выпил три чашки кофе, сердито глядя на блокнот, потом решительно схватил и открыл так резко, будто замок сломал на ящике Пандоры.
Так и есть, плотная желтоватая бумага. Чёрный грифель карандаша словно магнитом к ней тянуло.
Очнулся он через пару часов и пару десятков страниц. Вчерашняя темная муть приобрела очертания, голос и взгляд. История, которую он оставил давно, очень давно позади, требовательно и холодно смотрела со страниц.
Монстр, Сет, с оголенными "костями" проводов, длинными, истончающимися до ниток пальцами, теперь обрел плоть и кровь, и словно живой поглядывал с листа, ожидая на крыше кого-то, чьё тело можно пропустить через мясорубку зубастых челюстей.
Демоны, состоящие, кажется, сплошь из языков, несущие перед собой лицемерно спокойные маски.
Огромные тараканы нежно пощелкивали челюстями, укачивая тысячи личинок в огромном хранилище, обещая им будущую великую жизнь.
Красавицы-суккубы, бедра и ноги которых были увиты татуировками, скользили вокруг одной, такой желанной.
Чи-Чан. Золушка тридцать первого века. С трех страниц на него смотрели теплые темные глаза. Теперь, через двадцать лет, в них не было печали. Наверное потому, что она была на листе одна, никто не угрожал ей. Она улыбалась ему, своему создателю, своему отцу, впервые за двадцать лет ее губы приоткрылись, блестели зубы.
Наверное, ей было, что сказать. Но он вспомнил, совсем некстати, когда оставил ее.
И торопливо перелистнул страницу. Карандаш снова заметался на бумаге. Последняя сцена. Чи-Чан в тоннеле. В ее голову впиваются нейронетические кабели, она пытается дотянуться до чертовых трубок, но не может. Кто это сделал с ней? Что-то черное, а, может быть, красное, плещет на песочные (или все же желтовато-бумажные?) стены?
В чертах Юнро Иконкурасу он узнает себя. Конечно, это не похититель. Тогда кто?
— Кто? — стонет Чи-Чан.
— Кто? — верещат монстры.
— Кто? — стрекочут насекомые.
Блокнот закончился. Оттуда рвалась не история, нет. Целый мир. Очень специфический мир, усмехнулся про себя Вольтер. Как же давно он звал.Название: Совет мести
Автор: Анжелика-Анна
Бета: Змий-сердцеедРазмер: драббл, (337 слов)
Канон: Франческо Айец "Совет мести" (
artchive.ru/res/media/img/orig/work/453/660063....)
Пейринг/Персонажи: госпожа, камеристка
СПОЙЛЕР(Месть)Категория: джен
Жанр: виньетка, ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: что может посоветовать Месть?
читать дальшеКамеристка торопливо совала маску.
— Пожалуйста, успокойтесь... Может, все неправда... Обойдётся... Наденьте, бога ради... увидят... госпожа...
Госпоже было всё равно. Она казалось холодною, как лед, мраморной белизны грудь словно застыла, ни рыдания, ни вздоха. Только губы, плотно сжатые, почти побелели. Да глаза... Право, казалось, что их затянуло какой-то неясной пеленой.
— Что, Анет, ты знаешь, когда он выходит?
— Не знаю, госпожа...
— Ах, хорошо бы теперь! Как окрасился бы этот рассвет его кровью! У меня, Анет, есть кинжал. Я бы хотела сейчас видеть этот кинжал в его груди. Вонзить и вынуть медленно, посмотреть, будет ли кровь его алой. Или она черна как ночь?
— Ах, можно ли! — испуганно вскрикнула Анет.
— Нет, теперь он спит. Скоро солнце разбудит его, если он забыл спустить портьеру (обычно забывает). Тогда он встанет и спросит умыться. Я бы влила цикуту в его воду, она такая же бледная, как его глаза, ледяная, как предрассветное море. Он плеснёт в лицо себе — и глаза его обожжёт огнем. Он вскрикнет, но горло сдавит судорогой. Он попытается бежать, но сможет только упасть, извергая выпитое накануне, словно ложные клятвы.
— Да что вы! — камеристка пыталась заглянуть в лицо своей госпоже.
— Нет, нет, Анет, пойдём! Нам нужно в магазин! Мы закажем там жемчуг. Такой же точно, что он прислал ей. Я явлюсь подарить. В шутку предложу примерить жемчуг ему. И сдавлю его горло этой ниткой, буду давить всё сильнее, сильнее, пока он не захрипит и не свалится...
— Хватит ли сил? — лукаво улыбнулась камеристка. И вдруг, приблизившись непозволительно близко, медово пропела:
— Не так, не так, госпожа... Вы бы шли теперь домой. Сели бы к столу. И написали бы записку. Я перепишу её. И снесу господину. А вы посмотрите, что будет...
Госпожа не видит, как Анет улыбается. Не видит, как нежно блестят её глаза. Не чувствует дрожи её холодных пальцев, словно вливающих яд в точеную руку госпожи. Яд, напустивший слепоту, закрывший бельмом ясные темные очи, яд, согнавший живой румянец со щёк, замкнувший смеявшиеся так нежно уста.
Анет счастлива. Она поймала очередную доверчивую душу. Она шепчет, и шёпот ее льдом покрывает сердце госпожи.
— Послушайте моего совета...Название: Герр Штук
Автор: Анжелика-Анна
Размер: мини, (1017 слов)
Канон: Франц фон Штук "Страж рая", "Сфинкс", "Поцелуй Сфинкса", "Грех", "Юдифь и Олоферн", "Дикая охота", "Инферно", "Медуза", "Люцифер".
Пейринг/Персонажи: Франц фон Штук, герои его картин
Категория: джен
Жанр: виньетка, ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: чем наполнены красочные и страшные картины Штука?
читать дальше— Вручается золотая медаль выставки Академии художеств! Высшей награды удостаивается герр Франц фон Штук, автор полотна "Страж рая".
Небрежно опираясь на меч, глядит с полотна ангел. Ему досадно, что кто-то посмел нарушить его покой. Он веселился, на капризно сложенных губах его алое вино. Ему совершенно не хотелось отрываться от весёлого пира и идти что-то защищать, но раз уж вы пришли полюбоваться ангелом...
Нападать? На такого молодца? Да вы смеётесь? Нет сомнений, что отпор он даст любому, но разве для битвы эти точёные члены, угадывающиеся под тонкой тканью туники? Разве не хочется вам, чтобы бросил он свой пламенный меч и мощной рукой ласкал вас? Разве не хочется зарыться в его смоляные кудри? Разве не хочется целовать его темные мягкие крылья, отдаться власти этих капризных губ?
— Боже, как он похож! Писал с себя? — шепчутся дамы.
Да, юный художник писал с себя. Яркий, черноволосый, черноглазый, крепкий и рослый, он смело смотрит на собравшееся общество, словно берет свое по праву, а не удостаивается редкой чести. Он в своем праве. Он оглядывает зал, будто право его распространяется и на них, зрителей и, особенно, зрительниц. Он знает, что будет повелевать ими.
***
Картины его пышут чувственностью и раскрашены тьмой. Осмелишься или нет войти в их мрачное царство?
Вот Сфинкс. Какую загадку она таит? Взгляд ее лукаво опущен, она будто позволяет разглядеть свою царственную фигуру. Все открыто взору — тяжелая белая грудь, стройные бедра, длинные ноги, великолепный изгиб спины.
Что это за существо? Древняя царица, ожидающая своего преданного слугу или, может быть, грозного в гневе, но кроткого с ней повелителя? Или оставленная на полотне в саду рабыня, печальная жительница тайных домов, где женская плоть служит для любой забавы. Что она скажет, что сделает, подняв глаза?
Что сделаешь ты? Осмелишься ли ты насытиться этой белой плотью, присвоишь ли ты ее себе? В своем ли ты праве, человек? Вот загадка Сфинкса.
Но она не выскажет ее. Горе осмелившемуся посягнуть на вечную красоту. Царская маска вмиг слетит с нее и обнажит звериные клыки. Глубоко вопьются они в губы храбреца, заставят его скулить от боли, забыв про похоть. Черные волосы Сфинкса станут хлестать его по лицу, пока он, не обращая уже внимания на манящую тяжёлую грудь, будет хвататься за воздух судорожно сведенными от боли руками. И под стон его развернутся черные крылья вечной красоты, чтобы сбросить недостойного на раскаленный камень.
А вот Грех. Конечно, это она. Кто сказал, что Змей-искуситель был змеем, а не змеей? Женщина — вторая ошибка Бога*.
Зовёт ли она? Предостерегает ли? Реши сам. Тело ее, белое, нежное, раскрытое ровно настолько, чтобы захотелось вывести из тьмы всю, всю отдать безжалостному свету, зовет. Глаза ее, черные, лукавые, живые зовут. Голос ее, готовый вот-вот прорваться сквозь кровавую полосу губ, зовет. Осмелишься ли ты?
Тьма предостерегает. Лукавый, нежный лик сокрыт во тьме. Тяжелые вьющиеся волосы будто растворяются в ней. Гигантский змей, олицетворение порока и всем известный символ предостережения, янтарными глазами впивается в зрителя: она — моя, хочешь владеть ею — дай мне обвить вокруг твоего тела блестящие обсидиановые кольца, дай похрустеть твоими ребрами, дай вонзить в твои уста жало и одурманить ядом, дай по капле выдавить из тебя жизнь.
Как жаль, что в плату за столь прекрасное надо отдать жизнь! Какой печальный диссонанс! Будто милейший сорванец-купидон, принявшись играть на свирели, исторгает настолько чудовищную какофонию, что безобразный сатир рядом корчится от боли, не в силах скрыться от пронизывающей, злой и фальшивой мелодии.
Плата... Разве можно рассуждать о плате, стоя рядом с Юдифью и Олоферном! Острый меч блестит в руке вдовы. Она готова заплатить за жизни сограждан кровавую цену. Олоферн спокойно лежит у ног ее, насытившийся молодым гибким телом. Вот оно всё - вытянулось, напряглось, застыло, словно смертоносная сталь. Плата за жизни родных — не кровь, не голова завоевателя, брошенная к ногам толпы на площади, плата - эта решимость, рождение убийцы, стоящей над обреченным противником.
Вам не страшно? Страх — это то, чем дышат эти полотна. Страх — это "Дикая охота". Вы узнаете Вотана, мчащегося на черном скакуне. Вы узнаете его по кровавому плащу, по белому туману, покрывшему все за ним, по нечеловеческим мордам его Охоты, по устремленному к вам бегу? Что им движет? Война, голод, кровь и меч. Он не знает иного? Пожалуй, нет. Лицо его сурово и сумрачно, он смотрит на вас, он летит к вам. И бойтесь, потому что меч его остер, а взгляд безжалостен, он оставляет за собой гору обезображенного мяса, что когда-то было людьми.
Откуда он взялся, откуда началась эта безумная охота? Из самых недр Ада? А что такое Ад? Только ли огонь, муки, трещащие кости? В Аду тесно, и каждый смотрит там в более глубокую бездну, чем та, что разверзается перед ним, и пламя в ней злее. Та бездна — душа. И тела, скорчившиеся от жара и скорби, застывают в мучительном раздумье о прожитом, и счастливы те, кого терзают, кто видит рядом ухмыляющиеся, злорадствующие демонские морды, потому что стоит увидеть демона внутри, и ты никогда не станешь прежним. Такие познали Ад.
Их можно узнать по взгляду. Отчаянный, ужаснувшийся, он застывает, а сквозь него вопит застывшая душа.
Это взгляд Медузы. Белые глаза светятся на мертвенном лице. Черные змеи обвивают прекрасный лоб, тихо скользят по скулам к посиневшим губам. Она открывает их в предсмертном крике ужаса, а потом смыкает, и лицо превращается в смертоносную маску. Силы этих адских глаз хватит, чтобы обратить в камень любую жизнь.
Так смотрит Люцифер. В его глазах ужас давно сменила тоска. Он знает, что такое Ад, он создание, давшее Аду первую жизнь, первую жертву. Он сидит в мрачном оцепенении, опершись на камень. Ему не нужно заманивать к себе, привлекать, кажется, он бы многое отдал, чтобы вовсе слиться с гранитом скалы. Исчезнуть. Но память жива. И в глазах его горит заря Эдема.
***
— Присваивается дворянский титул...
— Это же невозможно! Ваши картины доводят их до какой-то истерики.
— Учитель говорил...
Герр Штук стоит у мольберта. Он уже не молод, но свеж. Те же черные глаза (уже не такие искрящиеся), те же черные волосы (прилизанные волосок к волоску), черная тройка, мольберт, кисть, чуть расплывшаяся фигура. Он все еще в своем праве. Праве уйти, когда пожелается, не заключая позорных сделок с сильными.
Сила — не жестокость. Красота — не сладострастие. Мягкие, светлые тона ложатся на холст. Почти позабытое ощущение покоя почти возвращается. Но в весёлых глазах нет-нет, да и мелькнет дикий огонь распаленной танцем Саломеи.
_________
* Ф. Ницше, очень чтимый Штуком.Название: Свет
Автор: Анжелика-Анна
Размер: драббл, 430 слов
Канон: Эндрю Уайет, американский художник ХХ в.
Задание: «Американские боги» (сериал)
Пейринг/Персонажи: Эндрю Уайет
СПОЙЛЕР(Дажьбог), Суинни
Категория: джен
Жанр: виньетка
Рейтинг: G
Краткое содержание: Божествам тоже нужен свет. Где же его искать?
Примечание/Предупреждения: неграфичное описание парализованного человека
читать дальшеОн ужасно стар. Настолько, что ему кажется — солнце, которое текло когда-то по венам, истлело, превратилось в песок, с сухим шелестом переливающийся внутри. Его нынешнее имя напоминало последний вздох умирающего — Эндрю. Наверное, потому он обратился к краскам. Не хотелось умирать.
Но ничего не получалось. Он смотрел за окно фермы — и не видел солнца. Только молочный плат на небе, покрывало, саван. Только равнодушный лес чернеет вдали. Лес, под сенью которого нет солнца. Только жухлое поле, будто и не бывало на нем урожая, и вовек не будет. И в глаза летит пыль от полуистлевшей занавески, грязной, похожей на столетнюю паутину. Да рассохшаяся рама (надо бы покрасить, да проклятая память) поскрипывает устало.
И все же Эндрю увидел свет. Это было озарение. Он долго наблюдал за женщиной на поле. Худющая, как и вся эта земля, почти безжизненная, но такая юная, такая свежая. На ней было розовое платье. И он все ждал, когда же она встанет и пойдет к ферме, ему хотелось видеть, как она ходит.
Но она не пошла. Она выбросила вперед свои тощие руки, вцепилась в землю и поползла. Розовое платье медленно двигалось по скошенному полю. Ужасно далеко. Черные волосы сбились. Но она ползла. И тогда он увидел свет. Свет хлынул на картину, отразился от пахнущего свежей краской холста, и попал ему прямо в сердце.
Эндрю выходил на дорогу. И ждал. Очень долго. День за днём. Изредка по дороге проезжали повозки, но они не останавливались. Местные равнодушно скользили по нему глазами, словно не замечая блеклой фигуры на кромке сжатого поля.
Временами он писал, и пусть люди на его картинах были странные: неухоженные, простые, погруженные в себя. Но в них был свет. Тот свет, что заставил Кристину гулять.
Ожидание было томительным и непонятным. Ему, чуждающемуся теперь людей, доживающему свой век, глядящему в глаза забвению, ужасно старому, было странно заводить знакомства.
Но однажды по дороге прошел иной. Человек? Ну, кто-то, без сомнения, назвал бы его так. Огромный рыжий детина, сквозь щетину проглядывают следы недавних битв, виски разит — хоть падай, злой, как черт. Он был солнцем, этот незнакомец. И странно — он не знал об этом.
Эндрю нахмурился, отвернулся, но нашел силы начать разговор. Человек остановился, буркнул что-то злое, вгляделся — и свернул к ферме. В нём плескалось солнце. Даже имя, как луч, разрезало сонную тишину — Суинни. Каждый его шаг в доме Эндрю отзывался болезненным скрипом гнилых досок. Он был шумен, неловок.
Но он был жизнь. И умел быть благодарным. И читал по глазам, пусть давно. За чашкой меда он предрекал Эндрю то ли на радость, то ли на печаль долгую жизнь. И много света.
А Эндрю виделось в тяжелых сумерках - королевское золото металось в бешеных всполохах безумного солнца.А здесь наш общий расчудесный макси, за который я очень и очень благодарна команде!
fk-2019.diary.ru/p218172209.htm