El derecho oscuro
Tant De LendemainsTant De Lendemains
…Месье Мот не помнил времен, когда был неспособен или не в состоянии что-либо совершить, при этом твердо зная, что таковые бывают у всех кирпичиков.
…Безлюдье и пятисотый коридоровый поворот. Зачем он только их считает..? Он ведь не хочет вернуться.
До идиотической и злой собственной пустоты живо преследующее его раздражение от увиденного на миг за четырехсотым очередного рассвета – теперь отчего-то Валь-д’Уазовски родно и противно ноябрьского, - разом захлебывается на пятьсот первой безлюдной развилке, когда месье, сам не очень поняв, что стряслось, вдруг просто проваливается в черноту. В никуда.
…И как они только смогли догадаться о его ненависти к рассветам..?
Темнота медленно отцветает.
______________________________________________
…Холод ударяет внезапно и почти нежно в своей жестокости, - и месье остается только распахнуть глаза – тут де обжегши их о слепящий белый. Отчего-то осознание, что это всего лишь белый – не вакуум и не туман, приходит сразу и с присущей цвету ясностью. Ясностью…
Он ненавидит белый цвет.
Ударяется о сознание, тут же испуганно прянув в никуда.
Молчание. Как удивительно, ему куда лучше в тишине, так безжалостно обычно сводившей его с ума.
Месье даже не пытается подобрать и спрятать до лучших времен обрывки разума, - зато у него очень неплохо выходит валяться на смешно неощутимой пустоте – отсутствие времени несовершенно кажется счастливым бонусом. Сначала его пальцам чудится их оскольчатая острота, затем теряется ощущение пальцев, и пустота медленно перетекает на предплечья, постепенно охватывая локти и подбираясь к плечам… Месье Мот наслаждается.
«Фло!» - вдруг, развеяв ничто, раздается среди белизны отчаянно полузадушенное, снова повергая месье в совершенно ему несвойственный трепетовый восторг и заставляя опаленно подскочить на ноги и броситься куда-то в сторону воскликнувшей… Через пару шагов звонко и больно ударившись в невидимую преграду.
Месье, всхлипнув какое-то ужасно приличное проклятие, отлетел к другой стеклянной и совершенно не ставшей от этого более видимой стене, зарычав одновременно тихо и слезно катившимся по разрезанной вскриком пустоте незнакомо знакомым до боли всхлипам.
Следующий час, - время зачем-то снова появилось, вспомнив о его телефоне, - месье, одновременно невольно подслушивая все фазы отчаяния столь к нему тяготевшей заключенной, безрезультатно бился во всё новые стекляшки, бывшие прочнее пуленепробиваемых и прозрачнее органических, - пока, наконец, не свалился на колени, выброшенный невидимостью своей клетки снова к началу пути и тихонько все же всхлипнув своему бессилию. И только…
- Да прекратите же! Мэл! - То ли с рыданьем, то ли с обрывком отчаяния выплюнул он ответный вскрик в пустоту. Затем откуда-то из комка в горле снова выбилась темень.
_____________________________________________________
…Месье очнулся довольно скоро, но сил его хватило только на то, чтобы всползти вверх по прозрачной стене и ждать новых звуков – если только прорезь в пустоте не затикали откуда-то слышавшиеся ходики. Но когда Мэл, молча и совершенно беспрепятственно буквально влетела в него, немедленно забившись в складки рубашки месье и горько разрыдавшись, Флоран даже сумел ее накрепко обнять и покачать головой на безмолвный жест рыданья к выходу. Мисс Марс даже не смогла протащить его туда насильно.
И тогда, - по всей видимости, согласно диктанту коммерческого упрямства, - несчастная мисс совершила самый большой промах своей карьеры: она ухватила месье за плечи и смешно ткнулась ему в губы своими собственными губками, робко и, кажется, впервые в жизни не заученно приоткрывая ротик…
Безумство счастья его ответной тихой нежности и ее полумиражной страсти продолжалось около трех с четвертью минут – ведь ходики были предельно точны, - но лишь потому, что она успела по их прошествии ухватить несколько ошалелого от такой резкости месье за руку и потащить его к выходу…
- Бамс!
Она виновато и непонимающе оглянулась на с тихим стоном снова оказавшегося возле первой стекляшки Флорана, а он лишь безумно-виновато улыбнулся.
Deux conversations en verreDeux conversations en verre
Ещё не вполне осознавшая всю прелесть своего свободного перемещения, но уже слега по-новому встревоженно-напряжённая мисс простодушно подошла и протянула руку.
Месье только раздраженно почти - если бы не потерянно фыркнул, тихо и отчаянно вперившись в нее и, еще не до конца восстановив баланс дыхания, прошептал:
– Иди отсюда, пока не случилось еще чего-то. Ищи кого-то из наших, но лучше просто выход. Ты вообще в своем уме? Вбегать на непонятную территорию, куда-то меня тащи... – Тут месье со страшной силой закашлялся от хлынувшего в легкие воздуха, наконец сумев выпрямиться после удара спиной о стекляшку, и потому мадемуазель была лишена шанса услышать окончание его речи.
Мисс же лишь поглядела потерянным в огромном магазине ребёнком (привычный испуг своего одиночества, помноженного на два, однако уступал место то ли ужасу, то ли бешенству не до конца ещё ощутимого бессилия) и тихо до резкости, почти без пауз выдала:
– Никуда я одна не пойду. Поднимайся.
Он только скептически на нее фыркнул, кое-как и снова по стенке всползя на ноги, и, в последний раз кашлянув, грустно-саркастично усмехнувшись:
– Тогда мы умрем тут вдвоем, не успев даже трахнуться, к чему, как видимо при нервозности обстановки, вел твой хитроумный план. И если ты размозжишь мне голову об одну из этих моих личных стенок, я не скажу, что пожалею об этом. – Тут месье Мот фыркнул и гордо тряхнул своей растрепавшейся гривой. – Уходи. Я допускаю, что там, – он кивнул на маячившую вдалеке захлопнутую за ней дверь, – опасно, но там у тебя будет шанс. Тут у тебя шансов нет. И если ты хочешь тратить свою свободу на лоха вроде меня, я сильно в тебе разочарован. – Месье, казалось, рычал вместо того, чтобы говорить. Убирайся. – Отрывистостью это слово напоминало выстрел. – Это мои проблемы.
Едва дождавшись конца этой речи, нетерпеливо даже морщась во время её произнесения, словно отмечая про себя тычок за тычком, но и не замечая их (да в этом ли дело?), мисс уже открыла рот, чтобы разразиться каким-то слезливым бредом, но, неожиданно озлившись, потемнев глазами, бросила:
– Не хочешь идти? Или не хочешь идти со мной? Тогда я и с места не сдвинусь. И да, о потерянных шансах не жалей, они все наши. Пользуйся. И хватит уже сожалеть обо мне.
Внезапно дрогнув и голосом, и сердечком, чувствуя, как щёки заливает краска, мисс застыла, ожидая своей участи.
Месье только покосился на нее из-за сдвинутой брови, грустно чуть усмехнувшись, как усмехаются наивности или детскости, и, вытянув, точно слепой, руку, легко шагнул к ней - три раза, немедленно после упершись ладонью в стекло и прижавшись к нему так, что мисс осталась еще в полушаге по ту сторону.
– Послушай... Дело не в тебе, и вообще... Я просто не выберусь. – Тут месье тихо фыркнул, невольно зло пиная стекляшку. – Но... Это же не повод тебе тут застревать. Прости, что нахамил... – Флоран хотел было положить руку на ее плечико, но, наткнувшись на преграду, только горько усмехнулся. – Иди. Потом если сможешь – попробуешь позвать на помощь... Если захочешь, то есть. Только иди. Я... – Месье запнулся, чуть не покраснев едва заметно сам. – Я думаю, это рациональнее всего. По времени... – Он уронил взгляд в пустоту, стараясь сдержать дальнейший дробный свой бред.
Увидев такую незыблемость пустотных пут, мисс не удержалась от резкого и в высшей степени наивного жеста – потянулась к руке месье. Не встретив преград, кроме разве что окаменевшего в ожидании взгляда, дотронулась до вымерзшей руки. Порывисто обняв, обессилено и непоколебимо прошептала:
– Уйду только с тобой. Давай попробуем ещё раз, вместе. Ты выберешься, Фло. Мы вместе...
Он только фыркнул грустнее и решительней:
– Мел... Девочка ты... – Фло невольно усмехнулся и нежно ее обнял. – И утопистка. Ты знала. – Грустно усмехнулся он, нежно беря ее личико в ладони. – Так что если хочешь... давай. – Месье странно и задорно улыбнулся, беря ее руку и зачем-то жмурясь. – Веди.
– Пойдём. – Мел, подтверждая такое легкомысленное звание девочки, просияв лицом, подхватила Флорана за руку и стремительно кинулась к двери, намеренная преодолеть те преграды, с которыми ещё не встретилась.
Фло же только совершенно доверчиво несся наослеп с нею радом, удивляясь тому, что стекляшки куда-то делись и очень твердо намереваясь вскоре снова с ними встретиться, – пока не споткнулся наконец о ничто, отпустив Мел и совсем не больно приземлившись на пустоту и с легкой усталой улыбкой приоткрыв один глаз. – Упс...
Уже схватившись за ручку двери, Мел почувствовала пустоту в ладони, там, где ещё недавно грела его руку. Обернувшись, увидела вдалеке сидящий силуэт.
Дверь приоткрылась, почти втягивая в спасительный коридор, но нерасчётливая мисс только с отвращением оттолкнула её, как какого-то кошмарного монстра, моментально оказываясь рядом с Фло. Пара мгновений прошло, заполненных только загнанным дыханием и сбоящим жаром обречённости, прокатившимся по телу.
Отмахнувшись от него, Мел просто опустилась рядом с Фло на пустоту, неуверенно поджимая под себя ноги, оказываясь подвешенной в равнодушной белизне.
Сам же месье Мот только удивленно на нее покосился, едва отдышавшись:
– Убедилась? А теперь уходи. И поскорее. – Он насупился. – Я... Хм... Ну... словом, мне будет неприятно, если с тобой что-то случится, ясно? – Почти обвиняюще вдруг выпалил он с видом оправдывающегося в смертельном преступлении. Пустота удивленно качнулась, а ходики вдалеке замерли.
– Убедилась. – Мел стрельнула глазами в мгновенной попытке угадать, обидела или нет, хоть голос был вполне безжизненным.
Ходики словно бы пошли снова, но захлебнулись тиканьем от беззаботного, но несколько всё ж нервного смешка:
– А и плевать. Нет, не то что тебе... – Мел запнулась. И уже немного удивлённо, но не от открытости истины, а от того, что объяснять приходилось что-то до боли простое, вроде того, что огонь горячий, а солнце светит, произнесла: – Плевать на всё. Мы вместе. Если для этого нужна была пустота, так спасибо ей. И плевать на всё. Никуда я не пойду.
Тут Фло не выдержал и тихонько взял ее ручку.
– Ну ладно. Твое право. Только... Раз уже так... Закрой глаза. – Он нервно облизнул губы. – Пожалуйста. Ходики, как и все звуки, замерли уже вовсе и тишина вилась, казалось, по их сердечкам натянутой до предела стальной струной.
Только упрямство заставило Мел совершенно по-детски несогласно потрясти головой, и, упрямству этому благодаря, заметить (или это от поцелуя всё в глазах поплыло?) мечущуюся в панике пустоту.
Флоран только проследив ее взгляд, удивленно вскинул брови, и, тихо и невольно опалив дыханием шейку мисс, шепнул той на ушко скорее из секретности, чем из опешненности:
– Ты часом не знаешь, что это значит?
– Либо это конец, либо что-то начинается. – В лучших традициях непонятностей домашних философов, частенько зовущихся кухонными, а вообще не придавая особого значения ни происходящему в пустоте, ни своему замершему сердечку, ответила Мел.
Фло только фыркнул со странной нежностью, зачем-то нежно прижимая ее к себе и пряча непутевую мисс на своей груди.
– Нет, первую версию я отметаю. И вообще-то... Снова: закрой глаза. Прошу. – Он нахмурился до странности жалко решительно. Пустота понемногу серела.
Абсолютно не желая больше противиться, отдаваясь странному чувству неброшенности, может быть, и впервые, Мел кивнула и закрыла глаза, не боясь при этом. Странное ощущение. Только тепло.
Фло только тихо замер, спокойно наблюдая, как пустота медленно уступает место зияющей черноте, подбираясь к ним, и рассеянно путался пальцами в ее гривке, – решившись, наверное, уже незадолго – но мисс вдруг скорее ощутила горящее "I'm sorry..." у себя на губках, тут же сменившееся колкостью его усов и его же поцелуем. Месье Мот вдруг понял, что по сравнению с этим до дикости тепло отчаянным страхом испугать или обидеть падать возможно в никуда совсем не страшно.
Возможно, это было лишь совпадение, но Мел в ту же секунду ощущала себя как никогда смелой, избавившись даже от тени страха своего присутствия в чьей-то жизни.
Флоран же только, едва заставив себя отстраниться от нее, как раз вовремя сжал мисс в объятьях совершенно, прошептав все в те же губки:
– Что бы ни случилось – только не открывай глаз. – По крайней мере, это он сделал достаточно вовремя, чтобы провалится в темень с ней вместе.
Послушно зажмурившись, Мел падала, вцепившись в Фло, со стоном сквозь сжатые зубы, принятый, верно, здешними обитателями за верх непристойности, на деле же лишь мучительная попытка удержать, не отдать надвигающемуся нечто.
Фло же только и мог, что успокаивающе ткнуться своей челкой в ее гривку у виска, тем согревая оледеневшую не менее него мисс и грустно шепча что-то о том, что дно уже близко... Он не ошибся.
Правда вместо того, чтобы, отменяя все законы, все "если" и "но", разбиться об это дно и перестать быть, оба в налетевшем непонятно откуда бережно-завораживающем вальсе опустились без какого-либо вреда. Мел так и не решалась открыть глаза, только слушая дыхание рядом.
Флоран же только молча осмотрелся. Комната была старинная, как раз на восемнадцатый примерно век, с карей деревянной резной потолочной лепниной и обитыми алым гербовым сукном стенами, дубовым полом, кроватью, конторкой и небольшим столом, на котором ничего не было кроме вазочки с фруктами и серебряного кувшина с парой бокалов того же металла. Только вот странность: у комнатки не было ни дверей, ни окон - лишь четыре маленьких вентиляционных отверстия по углам под потолком. Свечи в канделябрах на столе и по стенам вспыхнули резко и для себя весьма ярко.
От неожиданной вспышки глаза распахнулись сами собой, как по команде. Вид, такой обжитый, такой непривычно-родной после белизны пустоты, манил своей безопасной уютностью и покоем. Только на первый взгляд.
– Кажется, я знаю, где мы. – Губы подозрительной мисс, во всём склонной видеть сперва дурное, а уж потом только наихудшее, твёрдо сжались.
Совсем не такой, – а в общем-то обычно безразличный ко всему окружающему его в помещениях месье сдвинул брови.
– И где же? – Флоран явно был настроен защитить ее от чего бы то ни было, заодно приобретя проблемы на собственную голову.
– На другой стороне пустоты.
Месье только недоверчиво и искоса, – не желая отрывать взгляда от ее глаз, – обвел комнату взглядом снова.
– Так.. Стоит попробовать выбраться. – Простодушно заявил он после досмотра.
– Стоит?
– А что ты предлагаешь? – Месье блеснул усмешкой.
– Я? Я... – Мисс только затравленно скользила взглядом по стенам, не различая в пестроте пробегающего перед глазами.
Месье только нахмурился ее потерянности. Хорошо. – Тут мисс неожиданно довелось оказаться на, как выяснилось, пуховой перине кровати. – Отдыхай пока. Есть тут, я думаю, не стоит, но поспать, пока я тебя сторожу, ты можешь вполне. – Взгляд месье отчего-то был извиняющимся и нежным.
– Нет, нет. Надо выбираться, надо отсюда... – под своё ж невнятное до безумности бормотание Мел забилась в угол кровати, тревожно впившись взглядом в пространство.
Флоран только грустно тряхнул челкой.
– Если честно... не думаю, что мы отсюда выберемся. Но поспать надо в любом случае... – Месье мягко сжал руку мисс. – Только не бойся.
– Я не боюсь, с чего ты взял? Тут даже уютно, да. Вполне. – Прошелестела Мел в угол. – Ты тоже спать собрался? – Вдруг с резким поворотом.
– Нет... И.. Мне так показалось. – Месье аккуратно обнял ее плечики, влезая на кровать следом.
– Зря. Не такая я трусиха. – Мел подняла глаза. – Прости, что из-за меня так вышло. Это паршиво, сидеть в клетке. Тем более тебе, да?
Он только вскинул брови.
– Отчего тем более мне? И причем тут ты? Нас сюда пригласили всех без особого разбора... – Месье совсем уж накрепко обнял мисс.
– Но ты думаешь, что тебя я. И потому тебе, потому что я знаю... – Невелеричивая мисс на секунду умолкла, сморгнув устало воду из глаз, чтобы продолжить еле различимым, но гораздо более уверенным шёпотом: – Я не выберусь, может, но я хочу помочь тебе. Только не знаю, как.
Месье Мот только тихо вздохнул.
– Ты никогда бы не решилась, и я это знал. – Он тихо и робко погладил ее по голове. – Ты выберешься. В любом случае... – Зачем-то целуя каждую из ее слезок, пробормотал. – Только не плачь. – Месье неловко растянулся с нею рядом, совсем уж прижимая мадемуазель к себе.
– Но я обманула, сказала бы, что приглашение не от меня, и ты бы не пошёл. Мне так хотелось, чтобы ты знал. – Мел только положила голову ему на плечо, понимая, что больше плакать не в состоянии, да и просто преступно. – Ты не говори только, что мы не сможем, иначе я поверю и... это же очень страшно и плохо? То, что я не хочу ниоткуда бежать, если ты рядом? Даже из клетки, из красивой клетки. Её просто нет.
– Это не плохо. Это только странно... – Шептал месье, все путаясь пальцами в ее гриве. – Понимаешь... От меня все хотят сбежать, всегда – на свободе или в клетке. – Он горько усмехнулся. – А ты нет. И это только немного страшно, потому что тепло... А я про тепло раньше только слышал. – Фло грустно хихикнул. – Я даже не могу тебе врать. И это... Волшебно.
– Правда? А я даже думать не могу, мне просто странно хорошо, когда ты рядом. Смешно, им пришлось запереть нас, чтобы мы поняли. – Грустная, но вовсе не горькая улыбка чуть трогает губы.
Просто иначе нас бы отобрала друг у друга суета. – Он нежно и грустно хмурится. – А теперь мы можем быть вместе сколько хотим. Это и есть ирония, подозреваю. – Усмешка была ироничной и ядовитой.
– Или подарок. – Мел улыбалась почти безмятежно. Но, вдруг, нахмурясь чему-то внутри себя, обернулась, так смешно сердясь глазами. – Я бы так сказала, если бы эти сволочи не отняли то, без чего невозможно тебе – свободу. Ненавижу их!
И тут же, то ли испугавшись своей вспышки, то ли не в силах с ней справиться, так по-детски упрямо потупилась.
Фло только улыбково опустил глаза, почти шепнув в ответ:
– А на кой черт мне свобода без тебя? Разве что отравиться... – Робко беря ее руку и тихо упираясь лбом в лобик мисс.
– Отравиться и тут можно, полагаю. – Мел нервно скривила дрожащие ещё бешенством губы. – Но вот ты только скажи мне одно, ты не жалеешь о том, что лишился её?
Он только странно и почти дико на нее покосился в ответ.
– Я не умею жалеть. По крайней мере, о чем-то. – Месье усмехнулся, тут же поникнув. – Прости.
– Не извиняйся. И тогда давай просто быть, плевать на клетки, они же созданы отнимать что-то, но у нас никого не отобрали.
Внезапно лёгкий вальсок, тот, что так безболезненно оказал пленникам (но пленникам ли?) услугу мягкой посадки при их столь безрассудном падении, вновь заиграл. Или это только показалось Мел? Она, замирая сердечком (как непохоже было это замирание на все прошлые!) обняла Фло, настолько крепко, насколько это было возможно, чуть покачивая в ритм того вальсика, успокаивая, а, может, танцуя.
Месье же только от этого замер, грустно ткнувшись носом ей в ямочку меж ключиц – совсем не пошло, но даже как-то мальчишески обиженно сопя.
– И все же прости. Со мной вечно слишком много хлопот... Но тебе правда стоит поспать. – Он нежно провел большим пальцем по теням у нее под глазами.
Мел покачала головой:
– Не говори глупостей, каких ещё хлопот? И спать... Я не могу тут. И не хочу, вдруг проснусь, а...
–...А что? – Он непонимающе насупился. И... необязательно тут. – Месье вдруг резко задернул гобелен, оставляя себя и ее в кромешном полумраке. – Можно просто в темноте.
– Нет, ничего, глупости. – Голос, слегка удивлённый таким простым решением. Не противясь больше мягкой, впрочем, вполне решительной и решающей воле рук, Мел откинулась на кровать, чуя, как запах сигарет мешается с мраком из-под прикрытых век.
Сам же Флоран только почти горделиво, хоть и просто облегченно за нее хмыкнул, растянувшись рядом и только сжимая ее руку, шепча что-то неразборчивое, в чем могло неверно, как мрак, отгадаться "Сладких снов..."
Сил на звуки уже не осталось. Неожиданно крепкое от почти спящей пожатие руки было ему ответом.
Двое уснули.
Post-showPost-show
...Темнота окончила трапезу, и теперь урчала вокруг, волнами ударяя по плечам и душам. В ней некоторое время не было слышно ничего, кроме слабого звона цепей и прерывисто отчаянных попыток Маэвы к совершению лучшего из подвигов - дышать.
Руки плясали так, что цепь, казалось, должна осыпаться изжухлой металлической шелухой, но вот странность - ни единого звука не было слышно.
Маэва только судорожно перебирала звенья, пытаясь добраться до его рук, но всякий раз терялась на середине, и, едва умея глотать остатки своего воздуха, царапала свои же запястья.
Солаль попробовал было дёрнуть цепь, но его чуть было не вывернуло от страха, стоило услышать совсем рядом полузадушенный хрип. С величайшим тщанием, как скупец любимые золотые кругляши, сгорбившись, Солаль перебирал по звену застревающую в пальцах цепь, пока не добрался до мокро-липкого ошейника и под ним трепыхающейся шеи.
Маэва только тихо зашипела то боли, стоило его пальцам коснуться ее шеи, но тут же затихла, попытавшись было что-то шепнуть, но сорвавшись на неразборчивое сипение.
Будто испугавшись этого сипа (а, может, просто проявляя банальную осторожность - кто-то мог услышать, прийти), Солаль зажал ей рот ладонью, крепко зажал, едва позволяя дышать, и сосредоточено пытался нащупать в крови и коже замок ошейника. Ещё крепче ладонь втиснулась в рот Эви, когда замок был найден. Несколько секунд, прокушенная ладонь - и руки оттянуло упавшее куда-то вниз пыточное орудие.
Испуганная вкусом его крови на губах и этим звоном, она судорожно дернулась прочь из его рук, цепляясь за цепи Солаля. Тихий взблеск ее глаз, пара мгновений, - и те брякнули об пол, а сама мадемуазель ухнула вслед за ними, утратив единственную опору и не в состоянии удержать равновесие.
Затеплился тихий свет, кажется, именно в тот момент, как он поднимал её. Свет будто вползал, заполняя темноту откуда-то сбоку, чуть грея, как заходящее солнце, чуть пощипывая обожженные слезами лица.
Она до гордости самостоятельно поднялась, стоило ему только подать ей руки, но так и не сумев оторвать взгляда от его глаз.
- Так... Со... - На этом Эви потупила взор. - Как ты предлагаешь выбираться..? - чуть потирая шейку и утирая второй рукой его слезы.
Он отчего-то только, молча послюнив палец, провёл ей сперва по одной щеке, потом по другой, вытирая поползшие дорожки туши.
Мадемуазель же на это, лишь тихо и нежно вздохнув, поцеловала его в лоб.
- Но знаешь... Я с ними кое в чем даже согласна.
- В чём?
- Я и правда шлюшка. Только персональная. - Мадемуазель резко поднялась на ноги, чуть пошатнувшись, но устояв. - Нам пора отсюда уходить. Игра в процесс затянулась. - Услышал он странно холодно академическое. Она так и не обернулась.
- Ты правда дурочка. - Прозвучало как-то очень средне между бешенством и болезненным смешком. - И нам пора, да.
Поднявшись, Солаль осмотрелся. Свет падал только с одной стороны, освещая некоторое пространство. Кругом была темь.
Она только стояла, по-кошачьи чуть пригнув голову и вытянув шейку, с которой едва уловимо еще покапывала кровь - и в этот момент как никогда напоминая ему до странности робкую, но чуткую до невероятия кошку.
- Из оскорбления можно ассумировать иск... Или поцелуй. - Только и проронила, уверенно и точно ступая куда-то в ей одной ведомом направлении кромешного мрака.
- Ты можешь ассумировать, что хочешь. Ты только скажи. Это вот, что сейчас ты... Это правда так? - Если бы она обернулась, она бы очень удивилась, верно и спросила б, откуда взялся этот мальчишка, застывший на месте.
- Она и в самом деле нетерпеливо обернулась, и, чуть приподняв в удивлении бровку, выдохнула чуть слышно:
- А тебе есть дело? - Он, верно, совсем не удивился этой глупой нахальной девчонке.
- Есть. Ответь. Для тебя это так?
Она чуть потупила взор, невольно поникнув плечиками.
- Пойдем. Мрак - не лучшее место для таких бесед.- Мадемуазель потащила его дальше и прочь - и вскоре впереди них забрезжил слабый серый светок.
Она только облегченно вздохнула, увидев впереди себя вход в преддверье карнавала, а позади - знакомые воротца. Билетер отсутствовал, и мадемуазель лишь слегка потому убыстрила темп, стараясь скорей вывести месье к спасительной двери.
Он же затормозил прямо перед воротами, не желая будто покидать эту проклятую карусель, именуемую обществом.
Она только удивленно на него уставилась.
- Что такое? тебе тут понравилось? - Ехидно и грустно.
- Я просто хочу услышать ответ. - Совсем до смеха серьёзно.
Она только совсем до боли потерянно ткнулась взглядом ему в воротник.
- Я... Честно говоря, мне уже все равно. Почти. - Мадемуазель прикусила губку и грустно улыбнулась. - Иди же. Я следом.
Он, прямо глядя перед собой, двинулся было к воротам. Замер.
- Но если сомнения ещё есть. Я тогда ведь для тебя как они? Мне место тут.
Она лишь котенково строго нахмурилась.
- Тебе место, если уж совсем по закону, в твоей семье. А я... - Мадемуазель чуть уловимо горько улыбнулась. - поговорим обо мне на свободе. - Заявила, просто выталкивая месье на свежий воздух и едва успев выскочить следом - до того, как проход вдруг просто превратился в сплошную кирпичную стену.
Там, на свободе, её встретил столь же упрямый взгляд.
- Ты - моя семья. И закон. Другого не надо.
- ...Раз в месяц. - Ее глаза уже темно-серебряно сверкнули. - Конечно, мне не пристало пенять и капризничать, но к семье не бегают ценой обмана и двойной жизни. - Мадемуазель грустно передернула плечиками и робко взяла его руку. - Пойдем в гостиницу. Послезавтра в Париж...
- Да. К семье сбегают. Ты прости.
- Мне не за что. - Она тихонько и чуть размыто то ли едва уловимой мжичкой, то ли горечью улыбнулась. - Пойдем. - И вдруг добавила: - Но семья не обязательно этого стоит. Да и потом... - Мадемуазель Мелин потупилась, точно испугавшись чуть было не сказанного.
- Что потом? И разговоры о стоимости оставим для супермаркета. – Тихо и упрямо поджимая губы, выдал Солаль.
- Ничего потом. - Она упрямо передернула плечиками. - Слушай, если уж тебе припала такая охота говорить, пойдем ко мне в номер - нужно хотя бы отдохнуть и прийти в себя после всего... - Неуверенно пробормотала мадемуазель, накрепко сжимая зачем-то его руку.
Он только уставился на неё, будто услышал нечто крайне по меньшей мере необычайное, но очень скоро взгляд его опустился ниже, блуждая по темнеющей прерывистой полосе крови на её шее, напоминающей горлышко водолазки.
Она, проследив его взгляд, только смешно нахмурилась и хмыкнула:
- Ты там меня и рассмотришь тоже, даю тебе слово. - Нежно почти, если бы не едва ощутимо погладив его растертые слегка, пусть и целые запястья. - Пойдем. - Мадемуазель решительно схватила своего месье за руку и потащила в сторону "Праги".
Понемногу избавляясь от сковывающих, ударами приходящих флэшбеков, Солаль плёлся за ней. На крыльце отеля будто что-то окончательно покинуло его, силы или страхи, он и сам был не в состоянии понять, только, подхватив Эви на руки, внёс в холл гостиницы, довольно шустро справился с портье и поставил её на пол только в тот момент, как за ними закрылась дверь номера.
Она только удивленно и тихо-котенково сверху вниз исподлобья уставилась на него, вдруг отчего-то с тихим и нежным вздохом целуя его правую руку, около запястья.
- Мерси... - Шепчет и нежно тащит к дивану. - Присаживайся. Чаю или кофе..? - Голос чуть дрожит, но гривка вспушена слишком грустно и гордо, что у мадемуазель обычно означает "не смейте меня жалеть"... Он сам не помнил, откуда это понимал.
- Чаю, да... или кофе... - бормотание слышалось то из ванной, то из другой какой-то комнатки, - или... - Он тяжело опустился рядом с ней на диван, рассыпав целую горсть склянок и ватных дисков, и деловито-нежно попросив тоном, не терпящим возражений: - Запрокинь голову.
Тут мадемуазель явила собой нечто уж вовсе странное и диковато-перепуганное.
- Со... может, не надо..? - Тихонько, светя казавшимися от впалости щечек и бессонных теней под ними вовсе огромными глазами и отодвигаясь, поинтересовалась она. - Это... Заживет и так.
-Вот уж не думал, что ты такая трусиха. - Мягкий шёпот сквозь мягкую улыбку призван был, верно, успокоить. Только кого из двоих? - Я очень осторожно.
Солаль аккуратно, хоть и решительно, начал обрабатывать ранку, дуя помгновенно, стараясь не причинить боли.
- А я не думала, что ты такой боязливый папаша... - Она едва заметно улыбнулась, только крепко и смешно зажмурилась с первым же его прикосновением, только иногда прикусывая губку чуть сильнее - рваные края ранки, которые временами зацепляла вата, вовсе не располагали к болевой дружественности. Впрочем, кровь из прокушенной губки мадемуазель умело скрыла, только прошелестев "спасибо", когда Солаль окончил операцию.
- О, ещё какой! Ещё какой... - он замер, с прежним беспокойством, так ему несвойственным, в глазах ожидая чего-то.
Она только робко откинула пару прядей растрепавшейся его гривы со лба месье Морана, очень спокойно и аккуратно, так, что нельзя было даже помыслить о чем-либо, - оставив только резко в тепле вдруг разбухше посолоневшую нежность между собой и им, робко коснулась своими губками его губ, на миг испуганно воспоминания о ранке замерев, но тут же впившись поцелуем только отчаянней.
Смешав в поцелуе жадность, робость, переменяющуюся испугом и надеждой, разбавленной привкусом крови и болезненного, заставляющего обо всём забыть, счастья, Солаль целовал её тем дольше, чем быстрее в памяти проносились картины недавних мучений и наслаждений, впрочем, прошлых. Пока, увлекшись, не схватил миниатюрнейшую из прокуроров за плечи, вызвав стон, заставивший спуститься с небес на землю.
Она только с первозданно нежным вздохом приоткрыла глаза, невольно стреляя их мраковым светом из-за ресничек, чуть тяжело дыша.
- Прости, не стоило... - Все же нежно перебирая его гриву на затылке. - Я просто... Знаешь, там... Даже на секунду испугалась. - Она виновато улыбнулась. - За тебя.
- А я за тебя, и сделал вот это. - С исстрадавшимся вздохом провёл по воздуху рядом с её горлом. Продолжил, с трудом пытаясь взять спокойный тон. - Так, давай продолжим, покажи мне руку.
- Какую руку? - Со столь несвойственной юристам невинной показной непонятливостью поинтересовалась она. - и... Ты ни при чем. - Нежно проведя снова пальчиками теперь по его запястьям. - Ты вообще ни при чем. Это все я. Не полезь тогда в гримерке... - Тут мадемуазель с особой старательностью спрятала в гривку взгляд, все же продолжая прохладно гладить его растертые руки.
Он только вздохнул, не без труда и сожаления отняв руки, сам аккуратно снял её пиджачишко. Затем что-то поколдовал среди склянок и, запнувшись на очередном успокоительном бормотании, приложил тампон к выжженому плечу.
- Может, хватит скидывать меня со счетов? Сама понимаешь, что глупости говоришь. - Куда-то ей в макушку.
- Нет уж. Каждый бы воспользовался шансом. А в первом уж точно виновата я. - Она только поморщилась от боли в плечике. - Чем бы они ни хотели меня заклеймить, ты зря отдернул железку. Хоть прочерк тоже хорош. - Она слабо хихикнула. - Прости, я до дикости зла... Но сам подумай - посмей они оставить... Карин и мальчишек без тебя, что бы было..? - Все так же не поднимая глаз и странно чуть сдавленно.
- Как они могут их оставить без меня? Это только мне под силу. И я не каждый. – Прозвучало слишком поспешно и рвано, почти бессмысленно. Совсем не как ласковые руки, гладящие гривастую головку, и последующее: - Прости.
- За что сейчас? - С до горечи нежной улыбкой. - Тебе пора. - С бесконечно виноватым взглядом на его руки, тут же снова спрятанным в гривку. - Спасибо... Только подожди... - Владелица гривастости вдруг сорвалась с места, и, покопавшись чуть в валявшемся на окошке своем дорожном рюкзачке, вынула оттуда до смешного ему и каждому французу вообще знакомой марки детский крем. - Сейчас... - Аккуратно и бережно опускаясь перед ним на колени и мажа тем поврежденные кандалами такой глупой и бесполезной любви запястья, бормотала она. - И пойдешь спать наконец. Обещай выспаться... - Так он ей говорил всегда при очередном расставании... Теперь она ему.
- Почему гонишь? Так невыносимо видеть?
Маэва только с робко недовольным хмыканьем ткнулась лобиком ему в колено.
- Нет... Просто... Тебе правда нужно бы хоть раз в неделю спать дольше, чем три часа в сутки.
- А если я не хочу? Если я хочу всю ночь смотреть, как ты спишь?
- ...Т-то ты недобитый романтик. - Констатировала мадемуазель, отчаянно кусая и без того уж израненные свои губки и зачем-то накрепко зажмуриваясь. - Но... А если я не хочу провожать тебя к другой по утрам?
- Значит, не будешь.
Она на секунду замерла, затем едва уловимо, и все же тяжко вздохнув.
- Со... Ты и правда устал.
- Не веришь?
- Я однажды после трех репетиций и спектакля весь вечер звала Мике Вольфи, а тебя папой, помнишь? - Она отчаянно почти хихикнула. - Такому верить смешно... Да и боюсь, я разучилась верить в целом.
- Не смешно. Значит, будем учиться заново. И начнём с утра. А теперь спать.
- Смешно... - слабое, но упрямое фырканье. - И не хочу я спать... - Прошептала почти бесслышно, вовсе уткнувшись ему в колено.
- Совсем нет. И ты не спи, не хочешь, не спи, ты лежи... вот так... - Потихоньку поднимая свою родную и перенося в кровать, укладывая с такой нежностью и заботливой тихостью, что со стороны, верно, напоминать мог нечто юношественное.
- Нечестно... - С отчаянной, детской любовью и восхищением светя на него глазами, сообщила мадемуазель, сжимая намертво с каким-то страхом его пальцы. - Ляг только рядом... - Дергая за шнурок бра и гася единственный источник света в комнате.
- Чш-ш-ш, я тут… - Тихо укладываясь рядом, бережно устраивая на кровати её руки, головку, гриву, поглаживая по спине.
- П-пока... - ее плечики теперь чуть тряслись, а гривка смешно уткнулась ему шею. - Послушай... - Мадемуазель едва уловимо всхлипнула... Или ему это показалось. - Я не стою... Того, о чем ты сказал. Мне правда куда подходящей тебя провожать. Ведь... Ведь...
- Всегда. Слышишь? Я больше никуда не уйду. - Оставшиеся слова застряли где-то в горле, спугнутые её слезами.
- С ч-чего такая смена тактики защи... Прости. - Грустный и сорваный нервичный почти хихик. - Просто.... А как же Карин? И твои дети... ты ведь их любишь... - Потерянно нежно и непонимающе.
- С того… Детей я люблю, это правда. А Карин… Карин никак. Я не смогу объяснить, но могу сказать одно – тебя я не оставлю больше.
- Но все же с чего? - Детски упрямо и наивно. - До этого момента тебя устраивала тактика старая. Да и... - Невольно снова всхлипнув. - Я просто не смогу так, п-пойми... Вырвать тебя из твоей же жизни ради... Меня, пустого места, хуже даже...
- Люблю просто. Вот первый раз люблю. И первый раз боюсь сразу тысячи вещей. Но не теперь. Теперь мне плевать, кто и что скажет. И ты не вырываешь, ты входишь в эту треклятую жизнь, наконец-то наполняя её смыслом. Понимаешь? А единственное, в чём тебя можно обвинить – это в том, что всё ещё не спишь.
- Первый..? - Немного неверяще и грустно. - Понимаю. И.. Я не хочу спать. Я хочу с тобой набыться... - Она тихо и нежно водила тонкими и воздушными, казалось, пальчиками по его скулам, лбу, бровям, точно стараясь запомнить и запечатлеть навеки. И... Но ведь... тебе придется сделать столько всего... А я... Меня просто не стоит любить... Правда. - Отчаянно котенково тычась в него, заявила мадемуазель.
- Не похоже, да? Даже смешно, скоро седой весь стану, а вот какая неожиданность… - До улыбки горькая насмешка над своей неудачливостью искривила его губы и тут же исчезла. – И ты успеешь набыться. Мы успеем, я обещаю. И забудь, пожалуйста, слово «стоит», оно не стоит такого внимания.
- Нет, дело не в том... Меня просто до сих пор упрекают, что скоро 35, а на мужчин не гляжу даже... - Хихикая снова, - даже пытались приписать романчик с Клэр. Это дурналисты... - Устало нежно зарываясь носиком ему в рубашку. - И не смей жалеть ни о чем. Может, будь ты помоложе, я сама бы тебя не заметила. - С тихой улыбкой целуя Солаля куда-то у шеи, проронила Эви. – Спи... Я следом. Только слово это забыть не обещаю. - Хитро и упрямо до влюбленности.
- Ты их не слушай, они дураки, – серьёзно до смеха, и не прекращая вить на пальцах колечки из её волос. – И спи, спи.
- А ты опять всю ночь без сна? - изобразив на котенковой совершенно блаженности своем личике недовольство, скорее утвердила она. - Не позволю.
- Я на тебя посмотрю. - Не сдержав улыбки выражению её лица, со всей возможной аккуратностью обнимая, устроился рядом, ворча, - ну ладно, ладно. В тишине, нарушаемой только усталым дыханием, звучащим совсем как одно, потянулась едва различимая мелодия наивной детской песенки.
Маэва только замерла с до странности удивленной миной, невольно зевая и с нежным мурлыканьем устраиваясь уютным клубком у его плеча.
- Но если не заснешь... Я... Мур-р-р... - Бессвязно чуть слышно пробормотав, и вовсе замерла, все с тем же удивлением слушая.
Мелодия прервалась почти бессвязным, интуитивно угаданным шёпотом.
- Ш-ш... - Пробормотала она в ответ, сонно чмокая его куда-то в подбородок и тихо мурлыча. - Я и не подозревала, что колыбельные так звучат в темноте.
- Как? - большая тяжёлая рука на редкость легко легла ей на спину.
Она чуть вздрогнула, но податливо и нежно прижалась к нему в ответ. Так... Тепло. - Грустно улыбнулась. - Раньше не думала, что они вообще имеют значение.
- Имеет значение всё, что помогает тебя не потерять. - В темноте не видно взгляда, но чуется.
Она робко улыбково-виновато только шепнула:
- Прости... Мне никогда не пели раньше колыбельных.
- Буду первым.
- Как и всегда... - Мадемуазель совсем уж нежно смешно обвила его шею ручками. - Раньше всем просто вечно было не до меня.
- Теперь с тобой есть я.
- Ты есть, это правда... - Мадемуазель Мелин как-то странно съежилась и совсем накрепко прижалась к Солалю, прикусив язычок.
- Что такое? - Он кожей почувствовал что-то до дикости напоминающее то ли сырые улицы Праги, то ли оставленность недавней темноты. От желания защитить и спрятать свело скулы и пришлось сделать усилие над собой, чтобы не сгрести это хрупкое изломанное тельце, а лишь неуловимо-крепко обнять…
- Н-ничего особенного. - Мадемуазель лишь вздрогнула, смешно утыкаясь ему в плечо и фыркая. Всего лишь капля ненужных мыслей.
- Не бывает ненужных мыслей. А твои совсем драгоценны. Что? – замирающим, хоть и вполне твёрдым шёпотом.
Она чуть насупила носик.
- Не стоит так меня превозносить. И просто... Мне вспомнилось, как однажды после твоего ухода поклялась себе, что в следующий визит даже дверь не открою... И как потом летела на звонок в ту через две недельки всего, вспомнив о гордости снова только, когда ты снова в эту дверь вышел. Смешно... Знаешь, меня даже в университете не могли заставить оформлять рефераты не так, как хочу я. И не имели права ставить низкие отметки, была слишком упряма, а тут... Ты прости за исповедь. - Мамзель виновато и вовсе уж замерзше съежилась.
- Никакого превозношения, ты же знаешь, что я не умею. Ты прости, правда в том, что я трус ко всему прочему. И слишком следовал правилам оформления рефератов. Непростительно долго. Просто не представляю, как ты выдержала это всё.
Она тихо и грустно хихикнула.
- На самом деле, это было вполне неплохо. Никто даже не удивлялся тому, что я жива, как это делала Музыка, и оттого было чуть легче. - Ее пальчики нежно зарылись в его гриву. - И вовсе не долго. Теперь не долго.
- Нет. Долго. И я за тебя никогда себя не прощу.
- Какая я непростительная, оказывается... - Она чуть горько, но нежно улыбнулась, тыкаясь носиком ему в шею. - Ты не трусливый, но тебе, как и всем мужчинам, мешает логика. Иначе давно бы понял...
- Ты замечательная. А я понял. - Чуть ероша её макушку.
- Тем лучше... - Мадемуазель совсем уж слабо улыбнулась, тихонько и согрето на это мурча, как и всякий приюченный впервые за долгое время котенок. - Но все же... Мне жалко Карин.
- Мне тоже. Но, думаю, то, что она пыталась разыгрывать в последнее время, как она пыталась поддержать мой спектакль ежедневный… Это больше достойно жалости, чем свобода.
Маэва только прикусила губку.
- Согласна. Но знаешь... Просто... - Мадемуазель запнулась. - Скажи... Ты правда хочешь... Всего этого? Что будет с твоими детьми..?
- С ними не будет ничего дурного. Я всё равно их отец, буду, что бы ни происходило со мной или с ними. Знаешь, мы их с детства учили не спешить с ненавистью. Они знают, к тому ж.
- Знают? - Мадемуазель чуть испуганно даже вскинула бровки. - И... Как же смотрят на такое?
- Я не скажу, что они счастливы, нет. Им тяжело, они боятся. Но знают, что никогда я их не брошу. А ты им понравишься, я уверен. И вместе мы справимся.
На этом месте мадемуазель напомнила перепуганного совенка, совершенно ошарашенно и едва скрывая глупую счастливую улыбку, выдохнув:
- Я... понравлюсь?
-Конечно, я ведь не собираюсь тебя прятать. - Совершенно удивлённо ответил он, но, заметив её улыбку, сам улыбнулся, тепло и до горечи нежно.
- Но я все равно не могу понравиться детям. - Лукаво и только счастливей улыбнулась она, уже не таясь, нежно целуя его в нос. - Я всегда полагала, что для меня общаться с ними - плохая идея.
- Это отчего ж так? - В темноте не видно, но брови ужасно смешно поползли вверх.
- Ну я не знаю.. - Все же уловившая его удивление мадемуазель совершенно смутилась. - Опыта никакого, да и я всегда боялась тех, кто слабее меня. Просто училась драться против тех, кто сильнее... И все. А умея только драться, с детьми не поладишь.
- Это точно. Но опыта ты наберёшься, а с ними и не заметишь, как. Хорошая моя, - улыбка, греющая, пожалуй, не хуже объятья.
- Мадемуазель только совсем смущенно до счастья и нежно хихикнула на последние слова, тыкаясь губками ему в уже почти ставшую усами щетину на верхней губе и шепча:
- Милый мой...
Он хотел сказать, ох, и очень много всего, но этот шёпот был настолько ненарушимо-прекрасным, что слова куда-то пропали. Было странно и тепло.
Тишина была такой же - но только до тех пор, пока Эви не нахмурилась и не шепнула чуть тревожно:
- Интересно, что стало с другими твоими цыплятами... Там.
- Да. - Серьёзный до звона голос повис в тишине.
C'est pareilC'est pareil
Клэр грубо вышибло на мягкую кровать ее личного номера в "Праге". Мадемуазель Пэро на это только тихонько зашипела, срываясь на ноги, но тут же в нерешительности замирая. Слишком много сомнений охватили ее головку и душу, а тревожить месье Локонте без повода не хотелось.
Взгляд скользнул по зеркалу. Клэр тут же схватилась за голову, проверяя очевидное - мышиные уши пропали без следа, хвала небесам. Так что, сон? Кошмар? Но таких ярких снов не бывает. Клэр застыла перед зеркалом, нервно ероша волосы на затылке.
...Месье Локонте уже полминуты - непозволительно долго для сцены - валялся на полу, потирая ушибленный затылок - он вылетел из зеркала не столь мягко. Впрочем, как только рой сверкающих звездочек перед его глазами сменили контуры комнатного интерьера, месье вдруг обеспокоился чем-то настолько сильно, что буквально вылетел, еще пошатываясь, в коридор - прямо к комнате Клэр.
Однако, дойдя до двери её номера, он остановился, за время этого короткого путешествия потеряв значительную долю решимости. Что сказать? Всего десяток минут, какая-то мелочь, даже не пылинка времени - а всё, что произошло, казалось настолько невероятным. Сказать или нет? А если ничего не было? Совсем не хотелось в её глазах видеть снисходительность к очередной выдумке эксцентричного партнёра по сцене.
Она только с тем же невольным вопросом в мыслях уткнулась к тому моменту в подушку, обняв ее и стараясь согреться - мадемуазель было отчего-то невыносимо холодно - даже ткань наволочки казалась горячей. Впрочем, вскоре Клэр сорвалась с постели и помчалась прямо к двери - видимо, с целью, похожей на цель упомянутого партнера.
Совсем уже почти решившись открыть дверь, Микеле потянулся к ручке. И с расширившимися по-кошачьи глазами отпрыгнул от неё, внезапно распахнувшейся прямо перед носом. Какое-то время две пары абсолютно идентично застылых в страхе глаз чутко вглядывались друг в дружку, молчаливо засыпая тысячью одних и тех же вопросов.
Затем Клэр все же решилась нарушить молчание, робко отступая на шаг и давая тем ему возможность зайти в номер.
- Ты.. ко мне? Проходи.... - Насупилась. - Колу будешь или виски?
- А ты ко мне? - нервность сменила прежний испуг, смахивая вечную прядку, Мике полувлетел в комнату. - Виски. Ты поговорить хотела? - Немного помолчав, всё ж не выдержал. - Не о снах случайно?
Клэр чуть уловимо вздрогнула, едва успев со всей грацией вечного Кабаре перехватить уроненную бутылку и поспешно разливая виски по стаканам.
- О снах... А что такое? - Чуть враждебно чему-то только ей видимому насупившись и подсаживаясь к столику у окна. - Садись. - Мамзель указала на второй стул.
Проигнорировав стул, хоть и внимательно глотая каждое её слово, он принялся бродить кругами по комнате.
- Мне приснилось сегодня... Я думал, что приснилось... У тебя не бывает такого, чтобы это всё как наяву, даже самое безумное? - Ещё один цепкий взгляд откуда-то из глубины комнаты.
- У меня? Отчего же, бы... То есть, не так, чтобы сильно.. - Клэр, вздрогнув зачем-то от взгляда, протянула ему стакан с виски, залпом осушая свой.
Ответ был получен. Оставалось только деревянно подойти, принять стакан и выпить.
- Значит, правда.
- Правда... - Она тихо сидела, спрятав взгляд себе в гривку. - Все же присядь. Вид у тебя неважный...
- А... А ты не знаешь, зачем была вся эта чехарда? Хотя нет, конечно. - В карих глазищах, казалось, можно было посмотреть кино, целиком из осколков, тепла и чего-то ещё, чего поймать никак не удавалось.
Мадемуазель едва не успела перенестись в последнее, спасшись только усаживанием владельца глазищ на стул рядом с собой.
- Хотя конечно..?
- Но я не понимаю, тебя-то зачем? - Мрачнейший фильм воспоминаний выключился, сменившись какой-то устало-оставленной нежностью, которую, впрочем, можно было принять просто за внимательность.
Мамзель замерла, нервично сглатывая.
- Меня... За зеркальность. Долго объяснять... - Поникла, насупившись. - Да и неважно. Ты лучше скажи... Ты же.. В порядке?
- Разве было иначе когда? - Улыбка не очень получилась, слетела с лица, как спугнутая. - Что за зеркальность? Это важно, это ж ты.
- Иначе всегда. - Совсем смешно нахмурилась. - А зеркальность... - С горькой улыбкой. - Просто... Я так хотела всегда быть частью этого общества, что для него состою лишь из осколков отражений приличий. Точнее, моя маска, а я сама... Кому я нужна? Ладно, проехали. - Клэр выхлебнула - тоже залпом - второй стакан, даже не пробуя усмехаться.
- Зачем они тебе, вся эта мишура? Зачем тебе знать, как они тебя видят? Меня вот всегда считали... считают идиотом. Это же не так. - Странный, слишком тихий для тишины этой голос, в котором за извечной солнечной теплотой скользнуло что-то до дикости вымерзшее, рвущееся наружу. - И дай-ка. Не надо. Нужна. - Бутылка и стакан отправляются под столик, а руки мадемуазель оказываются надёжно заключены в ладонях.
Она только испуганно таращится в ответ.
- Н-нужна? Ну ты даешь. - Все еще не оправившись от изумления. - И не идиот ты вовсе, - зачем их слушать, сам только что спросил. Ты просто.... Ты. - Мадемуазель снова спрятала взгляд в гривке, но неуловимая нежность шелком скользила и по звукам голоса - чуть подхрипшего от виски, но от этого не менее звонкого.
- Получается, что они затащили тебя туда за то, что ты хотела быть с ними? Это же уму непостижимо... - Внимательные глазищи снова нежно-требовательно уставились на неё.
- Зато постижимо нормам. Я решила подделать социальную единицу, при этом не просто ею не будучи, а являясь чем-то вовсе творческим. Это недопустимо. - Хмыкнула с горькой усмешкой. - Верни виски. Пожалуйста.
- Недопустимо, значит. Да это чёрт знает что такое, а не "недопустимо"! Не надо так больше. И виски не надо. - Однако при этом месье вытащил бутылку из-под стола, недвусмысленно смерив взглядом. - Тебе хватит уже.
Мадемуазель только насупилась.
- Поставь. Прошу... - фыркнула жалко, точно обиженная маленькая девочка. - Мике... - Тихо беря его руку. - Послушай... Спасибо. И... Не надо. Это вредно.
Ну нет, одну я тебя не оставлю. - Насупленный и окончательно уставший от какого-то внутреннего спора с кем-то, видимо, месье почти автоматически наполнил два стакана. - За что будем пить?
Она только отчаянно покосилась на стаканы.
- Плевать. Все равно не поможет... - Зачем-то подсаживаясь чуть поближе и проводя рукой по его волосам. - Ты со мной поаккуратнее... - хихикнула нервно, грустно и лишь самую малость нетрезво.
- А то что? - Лёгкая, но теперь совсем южно-знакомая, прежняя, улыбка пропала, едва появившись. Первая порция виски с невнятным напутствием самому себе на родном и мягкий, хоть и сверлящий всё внутри запрятанной вглубь тоской, взгляд на гривастую мадемуазель.
- А то... Всякое быть может. - Она грустно отставляет бутылку и стаканы и ведет его к диванчику. - Тебе надо бы просто расслабиться. А лучше - поспать.
- Как интересно, я думал - это тебе необходимо.
Только рассмеялась.
- Я певичка. Мне не необходимо, никогда. - Мадемуазель молча свалилась на диван рядом с ним, небрежно обнимая месье за шею.
Месье только накрепко прижал её к себе, впрочем, скорее не из пылких чувств, а по привычке обнимать исключительно либо мимолётно, либо накрепко.
- Необходимо. Особенно теперь.
- Нисколько.. Не спорь со мной. - Она грозно, как могло показаться только ей же, погрозила ему пальчиком. - А то...
Он только порывисто вздохнул, стараясь изо всех сил выполнить её просьбу, нервно и от этого сильнее прижимая к себе. Но не выдержал в конце концов:
- Нет, правильно, что они тебя выкинули. Сюда, то есть. Когда то зеркало разбилось, я не знал, куда ты делась. Это было страшно.
Клэр только вскинула бровки.
- Страшно? Тебе и за меня? Ах да... неприятно жить без отражения... - Понимающе и туманно, но совершенно пусто.
- Не говори так, пожалуйста. Страшно. Мне. За тебя. - Тихий шёпот в потолок. - Я понимаю, что это странно, чтобы мне и был кто-то дорог, но это так. Можешь не верить.
- Не могу, т-то есть... - тихо ему в плечо. - Понимаешь... Мике... Это сложно, но... Ты... Словом, тебе одному я могу верить просто так. Ты же не оттуда.
- Тогда и верь. Я больше тебя им не дам, нет.
- Не дашь? - со слабой улыбкой. - Наивный.. - Тихо и нежно ему в самые губы, чуть целуя в их уголок.
- Есть такой грех, каюсь. - Не отрываясь от её глаз удивлённо месье проследил её движение, казалось, только ожидая окончания поцелуя, чтобы по-детски вытаращившись, видимо, для наибольшей убедительности, проговорить. - Никому и никогда.
- Мы разъедемся через три дня. - Она горько ласково взъерошила его гриву. - Вот и вся забота.
- Да. Если ты хочешь. - Опрокинутости его лица и слабости голоса можно было изумиться - будто бы для него эта новость стала действительно новостью. - Что я говорю, конечно, у тебя семья, ждут свою маму.
- Ждут..? - Так. будто не вспомнила бы о том никогда и по приезде, не скажи он сейчас, даже вздрагивая чуть. - Конечно.... да. - Мадемуазель тут прикусила губку. - Но... а ты разве не хотел бы разбежаться? Не устал еще от меня?
- Ждут. Единственные, у кого не хочу тебя отнять. И хочешь секрет? От тебя устать невозможно.
- Как дотошный бакалавр по литературе, могу сообщить, что ты невозможен. - Она грустно улыбнулась. - Но в чем проблема? Приезжай к нам, когда только захочешь.
- Обязательно. Если только захочешь ты. Что вряд ли. Я не гожусь в друзья семьи.
Она странно кошачьи сверкнула на него глазами.
- Но не обязательно же быть ее другом.
- Не обязательно. Тем более, от меня и нечего ждать другого. Но тебе проблем я не хочу. Как и отдавать тебя кому бы то ни было. - Кажется, он просто не мог насмотреться, спешил оставить как можно больше тепла её кожи на своих ладонях, наполнить глаза её светом.
- Ты слишком часто это повторяешь. - Она лишь нежно - или казалось? - и шоколадно светила глазами его филиненковому прищуру. - А ведь знаешь мою репутацию извращенки... - Это уже тихо и аккуратно зарываясь пальчиками ему в волосы и невольно нежно-блаженно вздыхая.
- Не бывает слишком. Не наговорюсь никак. И плевать мне на их репутации.
- Все очень серьезно. - Наигранно серьезным тоном, аккуратно проводя пальчиком по его щеке. - Микеле... А ты не обидишься... если я тебя сейчас поцелую? - Глаза мамзель тут заметались, а сама она стала похожа на грустного взъерошенного воробьенка.
- Не поду... - перехватывая её пальцы и даже, наверное, слишком сильно сжимая.
Мамзель только молча кивнула, поняв оборванное лучше, чем сказанное, и тут же нежно и жадно, точно к источнику жизни, приникнув к его губам.
Поцелуй отзывался внутри болью, болью, словно что-то важное вынимали навсегда, болью, вызывающей хрип, но вместе него получилась лишь лёгкая грустная улыбка.
- Три дня пройдут, и та звёздочка за окном будет твоя. - И сам прикусил губу от привычного осознания и смутного предчувствия недоверия, насмешки. Но, странное дело, не беспокоясь о том, что его не поймут. - Всё, что могу тебе оставить. Смешно? Такому ангелу нужен кто-то получше, я знаю. А нам улетать через три дня. И звёздочка станет твоя. А пока ты моя. - Нахмурившись своей путанности, тут же обнял её покрепче. - И не бойся.
- С чего решил, что боюсь? - тут же смешно боево насупилась, немедленно сникнув. - Просто... если мне придется через три дня насовсем оставить себе вместо тебя звездочку... Можно мы не будем улетать никогда?
- Я тебя всё равно им не отдам. - Притянув голову Клэр к плечу, он долго молчал. - Если бы можно было не отнимать у них тебя.
- У кого именно? - Чуть горько улыбнулась. - И зачем отнимать? Разве я не твоя без того?
- У твоей семьи. Понимаешь, я не смогу обустроиться в твоём шкафу. - Он криво ухмыльнулся, тут же смутившись, сжав её пальцы в своих. - Прости, я не то хотел... Видишь, я не привык, я раню... Не хочу тебя мучить, не тебя. Ты моя.
- Твоя. Для мук и страсти. - Шепчет почти набожно. И... В шкафу? - Улыбается лукаво и хитро. - Отчего ж именно в шкафу, а не в коробке например?
Для дышать и этих вот рассветных бликов на твоей коже. Какая же ты чудная. - Раздельно произнося слова совсем диктующим шёпотом, если б не улыбка, вновь широко и без тревоги.
- Но ты не ответил. Отчего шкаф и отчего не устроишься? - Слишком смешно для привычной себя на сцене и перед чужими насупилась.
А куда обычно убирают до поры до времени ненужное? Хотя и коробка подойдёт. - Смахнув раздражённо вечную прядку. - Нет уж, делить тебя ни с кем не хочу.
Она вытаращилась на него своими огромными в полусумерках вдвойне глазами то ли с изумлением, то ли с обидой.
- Ненужное? Ну ты и тип. - Лично смахнула прядку и аккуратно поцеловала месье Локонте в высвободившийся из-под той висок. - Глупый. И знаешь... ты можешь уехать в Париж, и я могу. И мы даже уедем... Но я от тебя не отстану.
- И как ты себе это представляешь? Что ты со мной будешь делать там, когда муж встретит тебя в аэропорту? - Жёсткость упавшего голоса никак не желала вязаться с мольбой в глазах.
- А с чего ты взял, что он меня встретит? - Ароматная, как виски, циничность, не хотела гармонировать с полуфантомной и незначительной болью, присыпавшей с теми словами ее взгляд, точно пепел.
- Так значит то, что я от тебя ни разу о нём не слышал, это не скромность.
- Вовсе нет... - Она даже потупила взгляд. Просто... Тебе разве Маэви не рассказала еще?
- О чём?
- Ну... - Мадемуазель вовсе смутилась. - Мы разошлись. Точнее, он разошелся, а я не пожелала отправляться в его коробку.. .Ну, или шкаф.
-Вот как. Ты не жалеешь? Что разошлись? - Вопрос дался явно с трудом.
- Я скорее чувствую облегчение. Вокруг стало меньше пыли... - Она прикусила губу. - И больше воздуха, который можно промечтать.
- Как же вы теперь, вдвоём? Давно? Прости, что спрашиваю, это, конечно не моё дело.
- Нормально. - Она спрятала зачем-то глаза. - Сын даже рад, что он ушел. А мне просто легче. Денег хватает - последнее добавила поспешно, точно распоследнюю забытость, и с явной гордецкостью.
- А почему ты тогда молчала? - Наверно, он очень похож был на ребёнка сейчас, ребёнка, у которого вышибли почву из-под ног. Торопился, глотая слова. - Я знаю, я не слишком похож на примерного отца семейства. Но я тут пытался найти в себе силы отпустить тебя к нему, а просто отпустить, оказывается, приходится. - И вдруг, обернувшись, просто спросил: - Ты полетишь в Париж со мной?
Она невольно поперхнулась нервно-испуганным хихиканьем, тут же поглубже вздохнув - все, что ее спасало от волнения:
- Я полечу. И с тобой, и с Со, и с Мелли, и с Маэви... А вообще, знаешь... - От последних слов только, сказанных до невозмозжности медленно, особенно по сравнению с предшествовавшей перечислительной скороговоркой, на малооктавном почти пределе ее диапазона, пахнуло горькой до отчаяния искренностью. - Вообще-то... Да.
Он почти и не слышал той скороговорки, лишь услышав это "да", так глубоко вздохнул, словно выплыл наконец из тёмной холодной глубины к солнцу.
Она только ласково улыбнулась, снова его целуя.
Tant De LendemainsTant De Lendemains
…Месье Мот не помнил времен, когда был неспособен или не в состоянии что-либо совершить, при этом твердо зная, что таковые бывают у всех кирпичиков.
…Безлюдье и пятисотый коридоровый поворот. Зачем он только их считает..? Он ведь не хочет вернуться.
До идиотической и злой собственной пустоты живо преследующее его раздражение от увиденного на миг за четырехсотым очередного рассвета – теперь отчего-то Валь-д’Уазовски родно и противно ноябрьского, - разом захлебывается на пятьсот первой безлюдной развилке, когда месье, сам не очень поняв, что стряслось, вдруг просто проваливается в черноту. В никуда.
…И как они только смогли догадаться о его ненависти к рассветам..?
Темнота медленно отцветает.
______________________________________________
…Холод ударяет внезапно и почти нежно в своей жестокости, - и месье остается только распахнуть глаза – тут де обжегши их о слепящий белый. Отчего-то осознание, что это всего лишь белый – не вакуум и не туман, приходит сразу и с присущей цвету ясностью. Ясностью…
Он ненавидит белый цвет.
«Декорации должны быть максимально легкими, но оптимального для фиксации веса» -
Ударяется о сознание, тут же испуганно прянув в никуда.
Молчание. Как удивительно, ему куда лучше в тишине, так безжалостно обычно сводившей его с ума.
Месье даже не пытается подобрать и спрятать до лучших времен обрывки разума, - зато у него очень неплохо выходит валяться на смешно неощутимой пустоте – отсутствие времени несовершенно кажется счастливым бонусом. Сначала его пальцам чудится их оскольчатая острота, затем теряется ощущение пальцев, и пустота медленно перетекает на предплечья, постепенно охватывая локти и подбираясь к плечам… Месье Мот наслаждается.
«Фло!» - вдруг, развеяв ничто, раздается среди белизны отчаянно полузадушенное, снова повергая месье в совершенно ему несвойственный трепетовый восторг и заставляя опаленно подскочить на ноги и броситься куда-то в сторону воскликнувшей… Через пару шагов звонко и больно ударившись в невидимую преграду.
Месье, всхлипнув какое-то ужасно приличное проклятие, отлетел к другой стеклянной и совершенно не ставшей от этого более видимой стене, зарычав одновременно тихо и слезно катившимся по разрезанной вскриком пустоте незнакомо знакомым до боли всхлипам.
Следующий час, - время зачем-то снова появилось, вспомнив о его телефоне, - месье, одновременно невольно подслушивая все фазы отчаяния столь к нему тяготевшей заключенной, безрезультатно бился во всё новые стекляшки, бывшие прочнее пуленепробиваемых и прозрачнее органических, - пока, наконец, не свалился на колени, выброшенный невидимостью своей клетки снова к началу пути и тихонько все же всхлипнув своему бессилию. И только…
- Да прекратите же! Мэл! - То ли с рыданьем, то ли с обрывком отчаяния выплюнул он ответный вскрик в пустоту. Затем откуда-то из комка в горле снова выбилась темень.
_____________________________________________________
…Месье очнулся довольно скоро, но сил его хватило только на то, чтобы всползти вверх по прозрачной стене и ждать новых звуков – если только прорезь в пустоте не затикали откуда-то слышавшиеся ходики. Но когда Мэл, молча и совершенно беспрепятственно буквально влетела в него, немедленно забившись в складки рубашки месье и горько разрыдавшись, Флоран даже сумел ее накрепко обнять и покачать головой на безмолвный жест рыданья к выходу. Мисс Марс даже не смогла протащить его туда насильно.
И тогда, - по всей видимости, согласно диктанту коммерческого упрямства, - несчастная мисс совершила самый большой промах своей карьеры: она ухватила месье за плечи и смешно ткнулась ему в губы своими собственными губками, робко и, кажется, впервые в жизни не заученно приоткрывая ротик…
Безумство счастья его ответной тихой нежности и ее полумиражной страсти продолжалось около трех с четвертью минут – ведь ходики были предельно точны, - но лишь потому, что она успела по их прошествии ухватить несколько ошалелого от такой резкости месье за руку и потащить его к выходу…
- Бамс!
Она виновато и непонимающе оглянулась на с тихим стоном снова оказавшегося возле первой стекляшки Флорана, а он лишь безумно-виновато улыбнулся.
Deux conversations en verreDeux conversations en verre
Ещё не вполне осознавшая всю прелесть своего свободного перемещения, но уже слега по-новому встревоженно-напряжённая мисс простодушно подошла и протянула руку.
Месье только раздраженно почти - если бы не потерянно фыркнул, тихо и отчаянно вперившись в нее и, еще не до конца восстановив баланс дыхания, прошептал:
– Иди отсюда, пока не случилось еще чего-то. Ищи кого-то из наших, но лучше просто выход. Ты вообще в своем уме? Вбегать на непонятную территорию, куда-то меня тащи... – Тут месье со страшной силой закашлялся от хлынувшего в легкие воздуха, наконец сумев выпрямиться после удара спиной о стекляшку, и потому мадемуазель была лишена шанса услышать окончание его речи.
Мисс же лишь поглядела потерянным в огромном магазине ребёнком (привычный испуг своего одиночества, помноженного на два, однако уступал место то ли ужасу, то ли бешенству не до конца ещё ощутимого бессилия) и тихо до резкости, почти без пауз выдала:
– Никуда я одна не пойду. Поднимайся.
Он только скептически на нее фыркнул, кое-как и снова по стенке всползя на ноги, и, в последний раз кашлянув, грустно-саркастично усмехнувшись:
– Тогда мы умрем тут вдвоем, не успев даже трахнуться, к чему, как видимо при нервозности обстановки, вел твой хитроумный план. И если ты размозжишь мне голову об одну из этих моих личных стенок, я не скажу, что пожалею об этом. – Тут месье Мот фыркнул и гордо тряхнул своей растрепавшейся гривой. – Уходи. Я допускаю, что там, – он кивнул на маячившую вдалеке захлопнутую за ней дверь, – опасно, но там у тебя будет шанс. Тут у тебя шансов нет. И если ты хочешь тратить свою свободу на лоха вроде меня, я сильно в тебе разочарован. – Месье, казалось, рычал вместо того, чтобы говорить. Убирайся. – Отрывистостью это слово напоминало выстрел. – Это мои проблемы.
Едва дождавшись конца этой речи, нетерпеливо даже морщась во время её произнесения, словно отмечая про себя тычок за тычком, но и не замечая их (да в этом ли дело?), мисс уже открыла рот, чтобы разразиться каким-то слезливым бредом, но, неожиданно озлившись, потемнев глазами, бросила:
– Не хочешь идти? Или не хочешь идти со мной? Тогда я и с места не сдвинусь. И да, о потерянных шансах не жалей, они все наши. Пользуйся. И хватит уже сожалеть обо мне.
Внезапно дрогнув и голосом, и сердечком, чувствуя, как щёки заливает краска, мисс застыла, ожидая своей участи.
Месье только покосился на нее из-за сдвинутой брови, грустно чуть усмехнувшись, как усмехаются наивности или детскости, и, вытянув, точно слепой, руку, легко шагнул к ней - три раза, немедленно после упершись ладонью в стекло и прижавшись к нему так, что мисс осталась еще в полушаге по ту сторону.
– Послушай... Дело не в тебе, и вообще... Я просто не выберусь. – Тут месье тихо фыркнул, невольно зло пиная стекляшку. – Но... Это же не повод тебе тут застревать. Прости, что нахамил... – Флоран хотел было положить руку на ее плечико, но, наткнувшись на преграду, только горько усмехнулся. – Иди. Потом если сможешь – попробуешь позвать на помощь... Если захочешь, то есть. Только иди. Я... – Месье запнулся, чуть не покраснев едва заметно сам. – Я думаю, это рациональнее всего. По времени... – Он уронил взгляд в пустоту, стараясь сдержать дальнейший дробный свой бред.
Увидев такую незыблемость пустотных пут, мисс не удержалась от резкого и в высшей степени наивного жеста – потянулась к руке месье. Не встретив преград, кроме разве что окаменевшего в ожидании взгляда, дотронулась до вымерзшей руки. Порывисто обняв, обессилено и непоколебимо прошептала:
– Уйду только с тобой. Давай попробуем ещё раз, вместе. Ты выберешься, Фло. Мы вместе...
Он только фыркнул грустнее и решительней:
– Мел... Девочка ты... – Фло невольно усмехнулся и нежно ее обнял. – И утопистка. Ты знала. – Грустно усмехнулся он, нежно беря ее личико в ладони. – Так что если хочешь... давай. – Месье странно и задорно улыбнулся, беря ее руку и зачем-то жмурясь. – Веди.
– Пойдём. – Мел, подтверждая такое легкомысленное звание девочки, просияв лицом, подхватила Флорана за руку и стремительно кинулась к двери, намеренная преодолеть те преграды, с которыми ещё не встретилась.
Фло же только совершенно доверчиво несся наослеп с нею радом, удивляясь тому, что стекляшки куда-то делись и очень твердо намереваясь вскоре снова с ними встретиться, – пока не споткнулся наконец о ничто, отпустив Мел и совсем не больно приземлившись на пустоту и с легкой усталой улыбкой приоткрыв один глаз. – Упс...
Уже схватившись за ручку двери, Мел почувствовала пустоту в ладони, там, где ещё недавно грела его руку. Обернувшись, увидела вдалеке сидящий силуэт.
Дверь приоткрылась, почти втягивая в спасительный коридор, но нерасчётливая мисс только с отвращением оттолкнула её, как какого-то кошмарного монстра, моментально оказываясь рядом с Фло. Пара мгновений прошло, заполненных только загнанным дыханием и сбоящим жаром обречённости, прокатившимся по телу.
Отмахнувшись от него, Мел просто опустилась рядом с Фло на пустоту, неуверенно поджимая под себя ноги, оказываясь подвешенной в равнодушной белизне.
Сам же месье Мот только удивленно на нее покосился, едва отдышавшись:
– Убедилась? А теперь уходи. И поскорее. – Он насупился. – Я... Хм... Ну... словом, мне будет неприятно, если с тобой что-то случится, ясно? – Почти обвиняюще вдруг выпалил он с видом оправдывающегося в смертельном преступлении. Пустота удивленно качнулась, а ходики вдалеке замерли.
– Убедилась. – Мел стрельнула глазами в мгновенной попытке угадать, обидела или нет, хоть голос был вполне безжизненным.
Ходики словно бы пошли снова, но захлебнулись тиканьем от беззаботного, но несколько всё ж нервного смешка:
– А и плевать. Нет, не то что тебе... – Мел запнулась. И уже немного удивлённо, но не от открытости истины, а от того, что объяснять приходилось что-то до боли простое, вроде того, что огонь горячий, а солнце светит, произнесла: – Плевать на всё. Мы вместе. Если для этого нужна была пустота, так спасибо ей. И плевать на всё. Никуда я не пойду.
Тут Фло не выдержал и тихонько взял ее ручку.
– Ну ладно. Твое право. Только... Раз уже так... Закрой глаза. – Он нервно облизнул губы. – Пожалуйста. Ходики, как и все звуки, замерли уже вовсе и тишина вилась, казалось, по их сердечкам натянутой до предела стальной струной.
Только упрямство заставило Мел совершенно по-детски несогласно потрясти головой, и, упрямству этому благодаря, заметить (или это от поцелуя всё в глазах поплыло?) мечущуюся в панике пустоту.
Флоран только проследив ее взгляд, удивленно вскинул брови, и, тихо и невольно опалив дыханием шейку мисс, шепнул той на ушко скорее из секретности, чем из опешненности:
– Ты часом не знаешь, что это значит?
– Либо это конец, либо что-то начинается. – В лучших традициях непонятностей домашних философов, частенько зовущихся кухонными, а вообще не придавая особого значения ни происходящему в пустоте, ни своему замершему сердечку, ответила Мел.
Фло только фыркнул со странной нежностью, зачем-то нежно прижимая ее к себе и пряча непутевую мисс на своей груди.
– Нет, первую версию я отметаю. И вообще-то... Снова: закрой глаза. Прошу. – Он нахмурился до странности жалко решительно. Пустота понемногу серела.
Абсолютно не желая больше противиться, отдаваясь странному чувству неброшенности, может быть, и впервые, Мел кивнула и закрыла глаза, не боясь при этом. Странное ощущение. Только тепло.
Фло только тихо замер, спокойно наблюдая, как пустота медленно уступает место зияющей черноте, подбираясь к ним, и рассеянно путался пальцами в ее гривке, – решившись, наверное, уже незадолго – но мисс вдруг скорее ощутила горящее "I'm sorry..." у себя на губках, тут же сменившееся колкостью его усов и его же поцелуем. Месье Мот вдруг понял, что по сравнению с этим до дикости тепло отчаянным страхом испугать или обидеть падать возможно в никуда совсем не страшно.
Возможно, это было лишь совпадение, но Мел в ту же секунду ощущала себя как никогда смелой, избавившись даже от тени страха своего присутствия в чьей-то жизни.
Флоран же только, едва заставив себя отстраниться от нее, как раз вовремя сжал мисс в объятьях совершенно, прошептав все в те же губки:
– Что бы ни случилось – только не открывай глаз. – По крайней мере, это он сделал достаточно вовремя, чтобы провалится в темень с ней вместе.
Послушно зажмурившись, Мел падала, вцепившись в Фло, со стоном сквозь сжатые зубы, принятый, верно, здешними обитателями за верх непристойности, на деле же лишь мучительная попытка удержать, не отдать надвигающемуся нечто.
Фло же только и мог, что успокаивающе ткнуться своей челкой в ее гривку у виска, тем согревая оледеневшую не менее него мисс и грустно шепча что-то о том, что дно уже близко... Он не ошибся.
Правда вместо того, чтобы, отменяя все законы, все "если" и "но", разбиться об это дно и перестать быть, оба в налетевшем непонятно откуда бережно-завораживающем вальсе опустились без какого-либо вреда. Мел так и не решалась открыть глаза, только слушая дыхание рядом.
Флоран же только молча осмотрелся. Комната была старинная, как раз на восемнадцатый примерно век, с карей деревянной резной потолочной лепниной и обитыми алым гербовым сукном стенами, дубовым полом, кроватью, конторкой и небольшим столом, на котором ничего не было кроме вазочки с фруктами и серебряного кувшина с парой бокалов того же металла. Только вот странность: у комнатки не было ни дверей, ни окон - лишь четыре маленьких вентиляционных отверстия по углам под потолком. Свечи в канделябрах на столе и по стенам вспыхнули резко и для себя весьма ярко.
От неожиданной вспышки глаза распахнулись сами собой, как по команде. Вид, такой обжитый, такой непривычно-родной после белизны пустоты, манил своей безопасной уютностью и покоем. Только на первый взгляд.
– Кажется, я знаю, где мы. – Губы подозрительной мисс, во всём склонной видеть сперва дурное, а уж потом только наихудшее, твёрдо сжались.
Совсем не такой, – а в общем-то обычно безразличный ко всему окружающему его в помещениях месье сдвинул брови.
– И где же? – Флоран явно был настроен защитить ее от чего бы то ни было, заодно приобретя проблемы на собственную голову.
– На другой стороне пустоты.
Месье только недоверчиво и искоса, – не желая отрывать взгляда от ее глаз, – обвел комнату взглядом снова.
– Так.. Стоит попробовать выбраться. – Простодушно заявил он после досмотра.
– Стоит?
– А что ты предлагаешь? – Месье блеснул усмешкой.
– Я? Я... – Мисс только затравленно скользила взглядом по стенам, не различая в пестроте пробегающего перед глазами.
Месье только нахмурился ее потерянности. Хорошо. – Тут мисс неожиданно довелось оказаться на, как выяснилось, пуховой перине кровати. – Отдыхай пока. Есть тут, я думаю, не стоит, но поспать, пока я тебя сторожу, ты можешь вполне. – Взгляд месье отчего-то был извиняющимся и нежным.
– Нет, нет. Надо выбираться, надо отсюда... – под своё ж невнятное до безумности бормотание Мел забилась в угол кровати, тревожно впившись взглядом в пространство.
Флоран только грустно тряхнул челкой.
– Если честно... не думаю, что мы отсюда выберемся. Но поспать надо в любом случае... – Месье мягко сжал руку мисс. – Только не бойся.
– Я не боюсь, с чего ты взял? Тут даже уютно, да. Вполне. – Прошелестела Мел в угол. – Ты тоже спать собрался? – Вдруг с резким поворотом.
– Нет... И.. Мне так показалось. – Месье аккуратно обнял ее плечики, влезая на кровать следом.
– Зря. Не такая я трусиха. – Мел подняла глаза. – Прости, что из-за меня так вышло. Это паршиво, сидеть в клетке. Тем более тебе, да?
Он только вскинул брови.
– Отчего тем более мне? И причем тут ты? Нас сюда пригласили всех без особого разбора... – Месье совсем уж накрепко обнял мисс.
– Но ты думаешь, что тебя я. И потому тебе, потому что я знаю... – Невелеричивая мисс на секунду умолкла, сморгнув устало воду из глаз, чтобы продолжить еле различимым, но гораздо более уверенным шёпотом: – Я не выберусь, может, но я хочу помочь тебе. Только не знаю, как.
Месье Мот только тихо вздохнул.
– Ты никогда бы не решилась, и я это знал. – Он тихо и робко погладил ее по голове. – Ты выберешься. В любом случае... – Зачем-то целуя каждую из ее слезок, пробормотал. – Только не плачь. – Месье неловко растянулся с нею рядом, совсем уж прижимая мадемуазель к себе.
– Но я обманула, сказала бы, что приглашение не от меня, и ты бы не пошёл. Мне так хотелось, чтобы ты знал. – Мел только положила голову ему на плечо, понимая, что больше плакать не в состоянии, да и просто преступно. – Ты не говори только, что мы не сможем, иначе я поверю и... это же очень страшно и плохо? То, что я не хочу ниоткуда бежать, если ты рядом? Даже из клетки, из красивой клетки. Её просто нет.
– Это не плохо. Это только странно... – Шептал месье, все путаясь пальцами в ее гриве. – Понимаешь... От меня все хотят сбежать, всегда – на свободе или в клетке. – Он горько усмехнулся. – А ты нет. И это только немного страшно, потому что тепло... А я про тепло раньше только слышал. – Фло грустно хихикнул. – Я даже не могу тебе врать. И это... Волшебно.
– Правда? А я даже думать не могу, мне просто странно хорошо, когда ты рядом. Смешно, им пришлось запереть нас, чтобы мы поняли. – Грустная, но вовсе не горькая улыбка чуть трогает губы.
Просто иначе нас бы отобрала друг у друга суета. – Он нежно и грустно хмурится. – А теперь мы можем быть вместе сколько хотим. Это и есть ирония, подозреваю. – Усмешка была ироничной и ядовитой.
– Или подарок. – Мел улыбалась почти безмятежно. Но, вдруг, нахмурясь чему-то внутри себя, обернулась, так смешно сердясь глазами. – Я бы так сказала, если бы эти сволочи не отняли то, без чего невозможно тебе – свободу. Ненавижу их!
И тут же, то ли испугавшись своей вспышки, то ли не в силах с ней справиться, так по-детски упрямо потупилась.
Фло только улыбково опустил глаза, почти шепнув в ответ:
– А на кой черт мне свобода без тебя? Разве что отравиться... – Робко беря ее руку и тихо упираясь лбом в лобик мисс.
– Отравиться и тут можно, полагаю. – Мел нервно скривила дрожащие ещё бешенством губы. – Но вот ты только скажи мне одно, ты не жалеешь о том, что лишился её?
Он только странно и почти дико на нее покосился в ответ.
– Я не умею жалеть. По крайней мере, о чем-то. – Месье усмехнулся, тут же поникнув. – Прости.
– Не извиняйся. И тогда давай просто быть, плевать на клетки, они же созданы отнимать что-то, но у нас никого не отобрали.
Внезапно лёгкий вальсок, тот, что так безболезненно оказал пленникам (но пленникам ли?) услугу мягкой посадки при их столь безрассудном падении, вновь заиграл. Или это только показалось Мел? Она, замирая сердечком (как непохоже было это замирание на все прошлые!) обняла Фло, настолько крепко, насколько это было возможно, чуть покачивая в ритм того вальсика, успокаивая, а, может, танцуя.
Месье же только от этого замер, грустно ткнувшись носом ей в ямочку меж ключиц – совсем не пошло, но даже как-то мальчишески обиженно сопя.
– И все же прости. Со мной вечно слишком много хлопот... Но тебе правда стоит поспать. – Он нежно провел большим пальцем по теням у нее под глазами.
Мел покачала головой:
– Не говори глупостей, каких ещё хлопот? И спать... Я не могу тут. И не хочу, вдруг проснусь, а...
–...А что? – Он непонимающе насупился. И... необязательно тут. – Месье вдруг резко задернул гобелен, оставляя себя и ее в кромешном полумраке. – Можно просто в темноте.
– Нет, ничего, глупости. – Голос, слегка удивлённый таким простым решением. Не противясь больше мягкой, впрочем, вполне решительной и решающей воле рук, Мел откинулась на кровать, чуя, как запах сигарет мешается с мраком из-под прикрытых век.
Сам же Флоран только почти горделиво, хоть и просто облегченно за нее хмыкнул, растянувшись рядом и только сжимая ее руку, шепча что-то неразборчивое, в чем могло неверно, как мрак, отгадаться "Сладких снов..."
Сил на звуки уже не осталось. Неожиданно крепкое от почти спящей пожатие руки было ему ответом.
Двое уснули.
Post-showPost-show
...Темнота окончила трапезу, и теперь урчала вокруг, волнами ударяя по плечам и душам. В ней некоторое время не было слышно ничего, кроме слабого звона цепей и прерывисто отчаянных попыток Маэвы к совершению лучшего из подвигов - дышать.
Руки плясали так, что цепь, казалось, должна осыпаться изжухлой металлической шелухой, но вот странность - ни единого звука не было слышно.
Маэва только судорожно перебирала звенья, пытаясь добраться до его рук, но всякий раз терялась на середине, и, едва умея глотать остатки своего воздуха, царапала свои же запястья.
Солаль попробовал было дёрнуть цепь, но его чуть было не вывернуло от страха, стоило услышать совсем рядом полузадушенный хрип. С величайшим тщанием, как скупец любимые золотые кругляши, сгорбившись, Солаль перебирал по звену застревающую в пальцах цепь, пока не добрался до мокро-липкого ошейника и под ним трепыхающейся шеи.
Маэва только тихо зашипела то боли, стоило его пальцам коснуться ее шеи, но тут же затихла, попытавшись было что-то шепнуть, но сорвавшись на неразборчивое сипение.
Будто испугавшись этого сипа (а, может, просто проявляя банальную осторожность - кто-то мог услышать, прийти), Солаль зажал ей рот ладонью, крепко зажал, едва позволяя дышать, и сосредоточено пытался нащупать в крови и коже замок ошейника. Ещё крепче ладонь втиснулась в рот Эви, когда замок был найден. Несколько секунд, прокушенная ладонь - и руки оттянуло упавшее куда-то вниз пыточное орудие.
Испуганная вкусом его крови на губах и этим звоном, она судорожно дернулась прочь из его рук, цепляясь за цепи Солаля. Тихий взблеск ее глаз, пара мгновений, - и те брякнули об пол, а сама мадемуазель ухнула вслед за ними, утратив единственную опору и не в состоянии удержать равновесие.
Затеплился тихий свет, кажется, именно в тот момент, как он поднимал её. Свет будто вползал, заполняя темноту откуда-то сбоку, чуть грея, как заходящее солнце, чуть пощипывая обожженные слезами лица.
Она до гордости самостоятельно поднялась, стоило ему только подать ей руки, но так и не сумев оторвать взгляда от его глаз.
- Так... Со... - На этом Эви потупила взор. - Как ты предлагаешь выбираться..? - чуть потирая шейку и утирая второй рукой его слезы.
Он отчего-то только, молча послюнив палец, провёл ей сперва по одной щеке, потом по другой, вытирая поползшие дорожки туши.
Мадемуазель же на это, лишь тихо и нежно вздохнув, поцеловала его в лоб.
- Но знаешь... Я с ними кое в чем даже согласна.
- В чём?
- Я и правда шлюшка. Только персональная. - Мадемуазель резко поднялась на ноги, чуть пошатнувшись, но устояв. - Нам пора отсюда уходить. Игра в процесс затянулась. - Услышал он странно холодно академическое. Она так и не обернулась.
- Ты правда дурочка. - Прозвучало как-то очень средне между бешенством и болезненным смешком. - И нам пора, да.
Поднявшись, Солаль осмотрелся. Свет падал только с одной стороны, освещая некоторое пространство. Кругом была темь.
Она только стояла, по-кошачьи чуть пригнув голову и вытянув шейку, с которой едва уловимо еще покапывала кровь - и в этот момент как никогда напоминая ему до странности робкую, но чуткую до невероятия кошку.
- Из оскорбления можно ассумировать иск... Или поцелуй. - Только и проронила, уверенно и точно ступая куда-то в ей одной ведомом направлении кромешного мрака.
- Ты можешь ассумировать, что хочешь. Ты только скажи. Это вот, что сейчас ты... Это правда так? - Если бы она обернулась, она бы очень удивилась, верно и спросила б, откуда взялся этот мальчишка, застывший на месте.
- Она и в самом деле нетерпеливо обернулась, и, чуть приподняв в удивлении бровку, выдохнула чуть слышно:
- А тебе есть дело? - Он, верно, совсем не удивился этой глупой нахальной девчонке.
- Есть. Ответь. Для тебя это так?
Она чуть потупила взор, невольно поникнув плечиками.
- Пойдем. Мрак - не лучшее место для таких бесед.- Мадемуазель потащила его дальше и прочь - и вскоре впереди них забрезжил слабый серый светок.
Она только облегченно вздохнула, увидев впереди себя вход в преддверье карнавала, а позади - знакомые воротца. Билетер отсутствовал, и мадемуазель лишь слегка потому убыстрила темп, стараясь скорей вывести месье к спасительной двери.
Он же затормозил прямо перед воротами, не желая будто покидать эту проклятую карусель, именуемую обществом.
Она только удивленно на него уставилась.
- Что такое? тебе тут понравилось? - Ехидно и грустно.
- Я просто хочу услышать ответ. - Совсем до смеха серьёзно.
Она только совсем до боли потерянно ткнулась взглядом ему в воротник.
- Я... Честно говоря, мне уже все равно. Почти. - Мадемуазель прикусила губку и грустно улыбнулась. - Иди же. Я следом.
Он, прямо глядя перед собой, двинулся было к воротам. Замер.
- Но если сомнения ещё есть. Я тогда ведь для тебя как они? Мне место тут.
Она лишь котенково строго нахмурилась.
- Тебе место, если уж совсем по закону, в твоей семье. А я... - Мадемуазель чуть уловимо горько улыбнулась. - поговорим обо мне на свободе. - Заявила, просто выталкивая месье на свежий воздух и едва успев выскочить следом - до того, как проход вдруг просто превратился в сплошную кирпичную стену.
Там, на свободе, её встретил столь же упрямый взгляд.
- Ты - моя семья. И закон. Другого не надо.
- ...Раз в месяц. - Ее глаза уже темно-серебряно сверкнули. - Конечно, мне не пристало пенять и капризничать, но к семье не бегают ценой обмана и двойной жизни. - Мадемуазель грустно передернула плечиками и робко взяла его руку. - Пойдем в гостиницу. Послезавтра в Париж...
- Да. К семье сбегают. Ты прости.
- Мне не за что. - Она тихонько и чуть размыто то ли едва уловимой мжичкой, то ли горечью улыбнулась. - Пойдем. - И вдруг добавила: - Но семья не обязательно этого стоит. Да и потом... - Мадемуазель Мелин потупилась, точно испугавшись чуть было не сказанного.
- Что потом? И разговоры о стоимости оставим для супермаркета. – Тихо и упрямо поджимая губы, выдал Солаль.
- Ничего потом. - Она упрямо передернула плечиками. - Слушай, если уж тебе припала такая охота говорить, пойдем ко мне в номер - нужно хотя бы отдохнуть и прийти в себя после всего... - Неуверенно пробормотала мадемуазель, накрепко сжимая зачем-то его руку.
Он только уставился на неё, будто услышал нечто крайне по меньшей мере необычайное, но очень скоро взгляд его опустился ниже, блуждая по темнеющей прерывистой полосе крови на её шее, напоминающей горлышко водолазки.
Она, проследив его взгляд, только смешно нахмурилась и хмыкнула:
- Ты там меня и рассмотришь тоже, даю тебе слово. - Нежно почти, если бы не едва ощутимо погладив его растертые слегка, пусть и целые запястья. - Пойдем. - Мадемуазель решительно схватила своего месье за руку и потащила в сторону "Праги".
Понемногу избавляясь от сковывающих, ударами приходящих флэшбеков, Солаль плёлся за ней. На крыльце отеля будто что-то окончательно покинуло его, силы или страхи, он и сам был не в состоянии понять, только, подхватив Эви на руки, внёс в холл гостиницы, довольно шустро справился с портье и поставил её на пол только в тот момент, как за ними закрылась дверь номера.
Она только удивленно и тихо-котенково сверху вниз исподлобья уставилась на него, вдруг отчего-то с тихим и нежным вздохом целуя его правую руку, около запястья.
- Мерси... - Шепчет и нежно тащит к дивану. - Присаживайся. Чаю или кофе..? - Голос чуть дрожит, но гривка вспушена слишком грустно и гордо, что у мадемуазель обычно означает "не смейте меня жалеть"... Он сам не помнил, откуда это понимал.
- Чаю, да... или кофе... - бормотание слышалось то из ванной, то из другой какой-то комнатки, - или... - Он тяжело опустился рядом с ней на диван, рассыпав целую горсть склянок и ватных дисков, и деловито-нежно попросив тоном, не терпящим возражений: - Запрокинь голову.
Тут мадемуазель явила собой нечто уж вовсе странное и диковато-перепуганное.
- Со... может, не надо..? - Тихонько, светя казавшимися от впалости щечек и бессонных теней под ними вовсе огромными глазами и отодвигаясь, поинтересовалась она. - Это... Заживет и так.
-Вот уж не думал, что ты такая трусиха. - Мягкий шёпот сквозь мягкую улыбку призван был, верно, успокоить. Только кого из двоих? - Я очень осторожно.
Солаль аккуратно, хоть и решительно, начал обрабатывать ранку, дуя помгновенно, стараясь не причинить боли.
- А я не думала, что ты такой боязливый папаша... - Она едва заметно улыбнулась, только крепко и смешно зажмурилась с первым же его прикосновением, только иногда прикусывая губку чуть сильнее - рваные края ранки, которые временами зацепляла вата, вовсе не располагали к болевой дружественности. Впрочем, кровь из прокушенной губки мадемуазель умело скрыла, только прошелестев "спасибо", когда Солаль окончил операцию.
- О, ещё какой! Ещё какой... - он замер, с прежним беспокойством, так ему несвойственным, в глазах ожидая чего-то.
Она только робко откинула пару прядей растрепавшейся его гривы со лба месье Морана, очень спокойно и аккуратно, так, что нельзя было даже помыслить о чем-либо, - оставив только резко в тепле вдруг разбухше посолоневшую нежность между собой и им, робко коснулась своими губками его губ, на миг испуганно воспоминания о ранке замерев, но тут же впившись поцелуем только отчаянней.
Смешав в поцелуе жадность, робость, переменяющуюся испугом и надеждой, разбавленной привкусом крови и болезненного, заставляющего обо всём забыть, счастья, Солаль целовал её тем дольше, чем быстрее в памяти проносились картины недавних мучений и наслаждений, впрочем, прошлых. Пока, увлекшись, не схватил миниатюрнейшую из прокуроров за плечи, вызвав стон, заставивший спуститься с небес на землю.
Она только с первозданно нежным вздохом приоткрыла глаза, невольно стреляя их мраковым светом из-за ресничек, чуть тяжело дыша.
- Прости, не стоило... - Все же нежно перебирая его гриву на затылке. - Я просто... Знаешь, там... Даже на секунду испугалась. - Она виновато улыбнулась. - За тебя.
- А я за тебя, и сделал вот это. - С исстрадавшимся вздохом провёл по воздуху рядом с её горлом. Продолжил, с трудом пытаясь взять спокойный тон. - Так, давай продолжим, покажи мне руку.
- Какую руку? - Со столь несвойственной юристам невинной показной непонятливостью поинтересовалась она. - и... Ты ни при чем. - Нежно проведя снова пальчиками теперь по его запястьям. - Ты вообще ни при чем. Это все я. Не полезь тогда в гримерке... - Тут мадемуазель с особой старательностью спрятала в гривку взгляд, все же продолжая прохладно гладить его растертые руки.
Он только вздохнул, не без труда и сожаления отняв руки, сам аккуратно снял её пиджачишко. Затем что-то поколдовал среди склянок и, запнувшись на очередном успокоительном бормотании, приложил тампон к выжженому плечу.
- Может, хватит скидывать меня со счетов? Сама понимаешь, что глупости говоришь. - Куда-то ей в макушку.
- Нет уж. Каждый бы воспользовался шансом. А в первом уж точно виновата я. - Она только поморщилась от боли в плечике. - Чем бы они ни хотели меня заклеймить, ты зря отдернул железку. Хоть прочерк тоже хорош. - Она слабо хихикнула. - Прости, я до дикости зла... Но сам подумай - посмей они оставить... Карин и мальчишек без тебя, что бы было..? - Все так же не поднимая глаз и странно чуть сдавленно.
- Как они могут их оставить без меня? Это только мне под силу. И я не каждый. – Прозвучало слишком поспешно и рвано, почти бессмысленно. Совсем не как ласковые руки, гладящие гривастую головку, и последующее: - Прости.
- За что сейчас? - С до горечи нежной улыбкой. - Тебе пора. - С бесконечно виноватым взглядом на его руки, тут же снова спрятанным в гривку. - Спасибо... Только подожди... - Владелица гривастости вдруг сорвалась с места, и, покопавшись чуть в валявшемся на окошке своем дорожном рюкзачке, вынула оттуда до смешного ему и каждому французу вообще знакомой марки детский крем. - Сейчас... - Аккуратно и бережно опускаясь перед ним на колени и мажа тем поврежденные кандалами такой глупой и бесполезной любви запястья, бормотала она. - И пойдешь спать наконец. Обещай выспаться... - Так он ей говорил всегда при очередном расставании... Теперь она ему.
- Почему гонишь? Так невыносимо видеть?
Маэва только с робко недовольным хмыканьем ткнулась лобиком ему в колено.
- Нет... Просто... Тебе правда нужно бы хоть раз в неделю спать дольше, чем три часа в сутки.
- А если я не хочу? Если я хочу всю ночь смотреть, как ты спишь?
- ...Т-то ты недобитый романтик. - Констатировала мадемуазель, отчаянно кусая и без того уж израненные свои губки и зачем-то накрепко зажмуриваясь. - Но... А если я не хочу провожать тебя к другой по утрам?
- Значит, не будешь.
Она на секунду замерла, затем едва уловимо, и все же тяжко вздохнув.
- Со... Ты и правда устал.
- Не веришь?
- Я однажды после трех репетиций и спектакля весь вечер звала Мике Вольфи, а тебя папой, помнишь? - Она отчаянно почти хихикнула. - Такому верить смешно... Да и боюсь, я разучилась верить в целом.
- Не смешно. Значит, будем учиться заново. И начнём с утра. А теперь спать.
- Смешно... - слабое, но упрямое фырканье. - И не хочу я спать... - Прошептала почти бесслышно, вовсе уткнувшись ему в колено.
- Совсем нет. И ты не спи, не хочешь, не спи, ты лежи... вот так... - Потихоньку поднимая свою родную и перенося в кровать, укладывая с такой нежностью и заботливой тихостью, что со стороны, верно, напоминать мог нечто юношественное.
- Нечестно... - С отчаянной, детской любовью и восхищением светя на него глазами, сообщила мадемуазель, сжимая намертво с каким-то страхом его пальцы. - Ляг только рядом... - Дергая за шнурок бра и гася единственный источник света в комнате.
- Чш-ш-ш, я тут… - Тихо укладываясь рядом, бережно устраивая на кровати её руки, головку, гриву, поглаживая по спине.
- П-пока... - ее плечики теперь чуть тряслись, а гривка смешно уткнулась ему шею. - Послушай... - Мадемуазель едва уловимо всхлипнула... Или ему это показалось. - Я не стою... Того, о чем ты сказал. Мне правда куда подходящей тебя провожать. Ведь... Ведь...
- Всегда. Слышишь? Я больше никуда не уйду. - Оставшиеся слова застряли где-то в горле, спугнутые её слезами.
- С ч-чего такая смена тактики защи... Прости. - Грустный и сорваный нервичный почти хихик. - Просто.... А как же Карин? И твои дети... ты ведь их любишь... - Потерянно нежно и непонимающе.
- С того… Детей я люблю, это правда. А Карин… Карин никак. Я не смогу объяснить, но могу сказать одно – тебя я не оставлю больше.
- Но все же с чего? - Детски упрямо и наивно. - До этого момента тебя устраивала тактика старая. Да и... - Невольно снова всхлипнув. - Я просто не смогу так, п-пойми... Вырвать тебя из твоей же жизни ради... Меня, пустого места, хуже даже...
- Люблю просто. Вот первый раз люблю. И первый раз боюсь сразу тысячи вещей. Но не теперь. Теперь мне плевать, кто и что скажет. И ты не вырываешь, ты входишь в эту треклятую жизнь, наконец-то наполняя её смыслом. Понимаешь? А единственное, в чём тебя можно обвинить – это в том, что всё ещё не спишь.
- Первый..? - Немного неверяще и грустно. - Понимаю. И.. Я не хочу спать. Я хочу с тобой набыться... - Она тихо и нежно водила тонкими и воздушными, казалось, пальчиками по его скулам, лбу, бровям, точно стараясь запомнить и запечатлеть навеки. И... Но ведь... тебе придется сделать столько всего... А я... Меня просто не стоит любить... Правда. - Отчаянно котенково тычась в него, заявила мадемуазель.
- Не похоже, да? Даже смешно, скоро седой весь стану, а вот какая неожиданность… - До улыбки горькая насмешка над своей неудачливостью искривила его губы и тут же исчезла. – И ты успеешь набыться. Мы успеем, я обещаю. И забудь, пожалуйста, слово «стоит», оно не стоит такого внимания.
- Нет, дело не в том... Меня просто до сих пор упрекают, что скоро 35, а на мужчин не гляжу даже... - Хихикая снова, - даже пытались приписать романчик с Клэр. Это дурналисты... - Устало нежно зарываясь носиком ему в рубашку. - И не смей жалеть ни о чем. Может, будь ты помоложе, я сама бы тебя не заметила. - С тихой улыбкой целуя Солаля куда-то у шеи, проронила Эви. – Спи... Я следом. Только слово это забыть не обещаю. - Хитро и упрямо до влюбленности.
- Ты их не слушай, они дураки, – серьёзно до смеха, и не прекращая вить на пальцах колечки из её волос. – И спи, спи.
- А ты опять всю ночь без сна? - изобразив на котенковой совершенно блаженности своем личике недовольство, скорее утвердила она. - Не позволю.
- Я на тебя посмотрю. - Не сдержав улыбки выражению её лица, со всей возможной аккуратностью обнимая, устроился рядом, ворча, - ну ладно, ладно. В тишине, нарушаемой только усталым дыханием, звучащим совсем как одно, потянулась едва различимая мелодия наивной детской песенки.
Маэва только замерла с до странности удивленной миной, невольно зевая и с нежным мурлыканьем устраиваясь уютным клубком у его плеча.
- Но если не заснешь... Я... Мур-р-р... - Бессвязно чуть слышно пробормотав, и вовсе замерла, все с тем же удивлением слушая.
Мелодия прервалась почти бессвязным, интуитивно угаданным шёпотом.
- Ш-ш... - Пробормотала она в ответ, сонно чмокая его куда-то в подбородок и тихо мурлыча. - Я и не подозревала, что колыбельные так звучат в темноте.
- Как? - большая тяжёлая рука на редкость легко легла ей на спину.
Она чуть вздрогнула, но податливо и нежно прижалась к нему в ответ. Так... Тепло. - Грустно улыбнулась. - Раньше не думала, что они вообще имеют значение.
- Имеет значение всё, что помогает тебя не потерять. - В темноте не видно взгляда, но чуется.
Она робко улыбково-виновато только шепнула:
- Прости... Мне никогда не пели раньше колыбельных.
- Буду первым.
- Как и всегда... - Мадемуазель совсем уж нежно смешно обвила его шею ручками. - Раньше всем просто вечно было не до меня.
- Теперь с тобой есть я.
- Ты есть, это правда... - Мадемуазель Мелин как-то странно съежилась и совсем накрепко прижалась к Солалю, прикусив язычок.
- Что такое? - Он кожей почувствовал что-то до дикости напоминающее то ли сырые улицы Праги, то ли оставленность недавней темноты. От желания защитить и спрятать свело скулы и пришлось сделать усилие над собой, чтобы не сгрести это хрупкое изломанное тельце, а лишь неуловимо-крепко обнять…
- Н-ничего особенного. - Мадемуазель лишь вздрогнула, смешно утыкаясь ему в плечо и фыркая. Всего лишь капля ненужных мыслей.
- Не бывает ненужных мыслей. А твои совсем драгоценны. Что? – замирающим, хоть и вполне твёрдым шёпотом.
Она чуть насупила носик.
- Не стоит так меня превозносить. И просто... Мне вспомнилось, как однажды после твоего ухода поклялась себе, что в следующий визит даже дверь не открою... И как потом летела на звонок в ту через две недельки всего, вспомнив о гордости снова только, когда ты снова в эту дверь вышел. Смешно... Знаешь, меня даже в университете не могли заставить оформлять рефераты не так, как хочу я. И не имели права ставить низкие отметки, была слишком упряма, а тут... Ты прости за исповедь. - Мамзель виновато и вовсе уж замерзше съежилась.
- Никакого превозношения, ты же знаешь, что я не умею. Ты прости, правда в том, что я трус ко всему прочему. И слишком следовал правилам оформления рефератов. Непростительно долго. Просто не представляю, как ты выдержала это всё.
Она тихо и грустно хихикнула.
- На самом деле, это было вполне неплохо. Никто даже не удивлялся тому, что я жива, как это делала Музыка, и оттого было чуть легче. - Ее пальчики нежно зарылись в его гриву. - И вовсе не долго. Теперь не долго.
- Нет. Долго. И я за тебя никогда себя не прощу.
- Какая я непростительная, оказывается... - Она чуть горько, но нежно улыбнулась, тыкаясь носиком ему в шею. - Ты не трусливый, но тебе, как и всем мужчинам, мешает логика. Иначе давно бы понял...
- Ты замечательная. А я понял. - Чуть ероша её макушку.
- Тем лучше... - Мадемуазель совсем уж слабо улыбнулась, тихонько и согрето на это мурча, как и всякий приюченный впервые за долгое время котенок. - Но все же... Мне жалко Карин.
- Мне тоже. Но, думаю, то, что она пыталась разыгрывать в последнее время, как она пыталась поддержать мой спектакль ежедневный… Это больше достойно жалости, чем свобода.
Маэва только прикусила губку.
- Согласна. Но знаешь... Просто... - Мадемуазель запнулась. - Скажи... Ты правда хочешь... Всего этого? Что будет с твоими детьми..?
- С ними не будет ничего дурного. Я всё равно их отец, буду, что бы ни происходило со мной или с ними. Знаешь, мы их с детства учили не спешить с ненавистью. Они знают, к тому ж.
- Знают? - Мадемуазель чуть испуганно даже вскинула бровки. - И... Как же смотрят на такое?
- Я не скажу, что они счастливы, нет. Им тяжело, они боятся. Но знают, что никогда я их не брошу. А ты им понравишься, я уверен. И вместе мы справимся.
На этом месте мадемуазель напомнила перепуганного совенка, совершенно ошарашенно и едва скрывая глупую счастливую улыбку, выдохнув:
- Я... понравлюсь?
-Конечно, я ведь не собираюсь тебя прятать. - Совершенно удивлённо ответил он, но, заметив её улыбку, сам улыбнулся, тепло и до горечи нежно.
- Но я все равно не могу понравиться детям. - Лукаво и только счастливей улыбнулась она, уже не таясь, нежно целуя его в нос. - Я всегда полагала, что для меня общаться с ними - плохая идея.
- Это отчего ж так? - В темноте не видно, но брови ужасно смешно поползли вверх.
- Ну я не знаю.. - Все же уловившая его удивление мадемуазель совершенно смутилась. - Опыта никакого, да и я всегда боялась тех, кто слабее меня. Просто училась драться против тех, кто сильнее... И все. А умея только драться, с детьми не поладишь.
- Это точно. Но опыта ты наберёшься, а с ними и не заметишь, как. Хорошая моя, - улыбка, греющая, пожалуй, не хуже объятья.
- Мадемуазель только совсем смущенно до счастья и нежно хихикнула на последние слова, тыкаясь губками ему в уже почти ставшую усами щетину на верхней губе и шепча:
- Милый мой...
Он хотел сказать, ох, и очень много всего, но этот шёпот был настолько ненарушимо-прекрасным, что слова куда-то пропали. Было странно и тепло.
Тишина была такой же - но только до тех пор, пока Эви не нахмурилась и не шепнула чуть тревожно:
- Интересно, что стало с другими твоими цыплятами... Там.
- Да. - Серьёзный до звона голос повис в тишине.
C'est pareilC'est pareil
Клэр грубо вышибло на мягкую кровать ее личного номера в "Праге". Мадемуазель Пэро на это только тихонько зашипела, срываясь на ноги, но тут же в нерешительности замирая. Слишком много сомнений охватили ее головку и душу, а тревожить месье Локонте без повода не хотелось.
Взгляд скользнул по зеркалу. Клэр тут же схватилась за голову, проверяя очевидное - мышиные уши пропали без следа, хвала небесам. Так что, сон? Кошмар? Но таких ярких снов не бывает. Клэр застыла перед зеркалом, нервно ероша волосы на затылке.
...Месье Локонте уже полминуты - непозволительно долго для сцены - валялся на полу, потирая ушибленный затылок - он вылетел из зеркала не столь мягко. Впрочем, как только рой сверкающих звездочек перед его глазами сменили контуры комнатного интерьера, месье вдруг обеспокоился чем-то настолько сильно, что буквально вылетел, еще пошатываясь, в коридор - прямо к комнате Клэр.
Однако, дойдя до двери её номера, он остановился, за время этого короткого путешествия потеряв значительную долю решимости. Что сказать? Всего десяток минут, какая-то мелочь, даже не пылинка времени - а всё, что произошло, казалось настолько невероятным. Сказать или нет? А если ничего не было? Совсем не хотелось в её глазах видеть снисходительность к очередной выдумке эксцентричного партнёра по сцене.
Она только с тем же невольным вопросом в мыслях уткнулась к тому моменту в подушку, обняв ее и стараясь согреться - мадемуазель было отчего-то невыносимо холодно - даже ткань наволочки казалась горячей. Впрочем, вскоре Клэр сорвалась с постели и помчалась прямо к двери - видимо, с целью, похожей на цель упомянутого партнера.
Совсем уже почти решившись открыть дверь, Микеле потянулся к ручке. И с расширившимися по-кошачьи глазами отпрыгнул от неё, внезапно распахнувшейся прямо перед носом. Какое-то время две пары абсолютно идентично застылых в страхе глаз чутко вглядывались друг в дружку, молчаливо засыпая тысячью одних и тех же вопросов.
Затем Клэр все же решилась нарушить молчание, робко отступая на шаг и давая тем ему возможность зайти в номер.
- Ты.. ко мне? Проходи.... - Насупилась. - Колу будешь или виски?
- А ты ко мне? - нервность сменила прежний испуг, смахивая вечную прядку, Мике полувлетел в комнату. - Виски. Ты поговорить хотела? - Немного помолчав, всё ж не выдержал. - Не о снах случайно?
Клэр чуть уловимо вздрогнула, едва успев со всей грацией вечного Кабаре перехватить уроненную бутылку и поспешно разливая виски по стаканам.
- О снах... А что такое? - Чуть враждебно чему-то только ей видимому насупившись и подсаживаясь к столику у окна. - Садись. - Мамзель указала на второй стул.
Проигнорировав стул, хоть и внимательно глотая каждое её слово, он принялся бродить кругами по комнате.
- Мне приснилось сегодня... Я думал, что приснилось... У тебя не бывает такого, чтобы это всё как наяву, даже самое безумное? - Ещё один цепкий взгляд откуда-то из глубины комнаты.
- У меня? Отчего же, бы... То есть, не так, чтобы сильно.. - Клэр, вздрогнув зачем-то от взгляда, протянула ему стакан с виски, залпом осушая свой.
Ответ был получен. Оставалось только деревянно подойти, принять стакан и выпить.
- Значит, правда.
- Правда... - Она тихо сидела, спрятав взгляд себе в гривку. - Все же присядь. Вид у тебя неважный...
- А... А ты не знаешь, зачем была вся эта чехарда? Хотя нет, конечно. - В карих глазищах, казалось, можно было посмотреть кино, целиком из осколков, тепла и чего-то ещё, чего поймать никак не удавалось.
Мадемуазель едва не успела перенестись в последнее, спасшись только усаживанием владельца глазищ на стул рядом с собой.
- Хотя конечно..?
- Но я не понимаю, тебя-то зачем? - Мрачнейший фильм воспоминаний выключился, сменившись какой-то устало-оставленной нежностью, которую, впрочем, можно было принять просто за внимательность.
Мамзель замерла, нервично сглатывая.
- Меня... За зеркальность. Долго объяснять... - Поникла, насупившись. - Да и неважно. Ты лучше скажи... Ты же.. В порядке?
- Разве было иначе когда? - Улыбка не очень получилась, слетела с лица, как спугнутая. - Что за зеркальность? Это важно, это ж ты.
- Иначе всегда. - Совсем смешно нахмурилась. - А зеркальность... - С горькой улыбкой. - Просто... Я так хотела всегда быть частью этого общества, что для него состою лишь из осколков отражений приличий. Точнее, моя маска, а я сама... Кому я нужна? Ладно, проехали. - Клэр выхлебнула - тоже залпом - второй стакан, даже не пробуя усмехаться.
- Зачем они тебе, вся эта мишура? Зачем тебе знать, как они тебя видят? Меня вот всегда считали... считают идиотом. Это же не так. - Странный, слишком тихий для тишины этой голос, в котором за извечной солнечной теплотой скользнуло что-то до дикости вымерзшее, рвущееся наружу. - И дай-ка. Не надо. Нужна. - Бутылка и стакан отправляются под столик, а руки мадемуазель оказываются надёжно заключены в ладонях.
Она только испуганно таращится в ответ.
- Н-нужна? Ну ты даешь. - Все еще не оправившись от изумления. - И не идиот ты вовсе, - зачем их слушать, сам только что спросил. Ты просто.... Ты. - Мадемуазель снова спрятала взгляд в гривке, но неуловимая нежность шелком скользила и по звукам голоса - чуть подхрипшего от виски, но от этого не менее звонкого.
- Получается, что они затащили тебя туда за то, что ты хотела быть с ними? Это же уму непостижимо... - Внимательные глазищи снова нежно-требовательно уставились на неё.
- Зато постижимо нормам. Я решила подделать социальную единицу, при этом не просто ею не будучи, а являясь чем-то вовсе творческим. Это недопустимо. - Хмыкнула с горькой усмешкой. - Верни виски. Пожалуйста.
- Недопустимо, значит. Да это чёрт знает что такое, а не "недопустимо"! Не надо так больше. И виски не надо. - Однако при этом месье вытащил бутылку из-под стола, недвусмысленно смерив взглядом. - Тебе хватит уже.
Мадемуазель только насупилась.
- Поставь. Прошу... - фыркнула жалко, точно обиженная маленькая девочка. - Мике... - Тихо беря его руку. - Послушай... Спасибо. И... Не надо. Это вредно.
Ну нет, одну я тебя не оставлю. - Насупленный и окончательно уставший от какого-то внутреннего спора с кем-то, видимо, месье почти автоматически наполнил два стакана. - За что будем пить?
Она только отчаянно покосилась на стаканы.
- Плевать. Все равно не поможет... - Зачем-то подсаживаясь чуть поближе и проводя рукой по его волосам. - Ты со мной поаккуратнее... - хихикнула нервно, грустно и лишь самую малость нетрезво.
- А то что? - Лёгкая, но теперь совсем южно-знакомая, прежняя, улыбка пропала, едва появившись. Первая порция виски с невнятным напутствием самому себе на родном и мягкий, хоть и сверлящий всё внутри запрятанной вглубь тоской, взгляд на гривастую мадемуазель.
- А то... Всякое быть может. - Она грустно отставляет бутылку и стаканы и ведет его к диванчику. - Тебе надо бы просто расслабиться. А лучше - поспать.
- Как интересно, я думал - это тебе необходимо.
Только рассмеялась.
- Я певичка. Мне не необходимо, никогда. - Мадемуазель молча свалилась на диван рядом с ним, небрежно обнимая месье за шею.
Месье только накрепко прижал её к себе, впрочем, скорее не из пылких чувств, а по привычке обнимать исключительно либо мимолётно, либо накрепко.
- Необходимо. Особенно теперь.
- Нисколько.. Не спорь со мной. - Она грозно, как могло показаться только ей же, погрозила ему пальчиком. - А то...
Он только порывисто вздохнул, стараясь изо всех сил выполнить её просьбу, нервно и от этого сильнее прижимая к себе. Но не выдержал в конце концов:
- Нет, правильно, что они тебя выкинули. Сюда, то есть. Когда то зеркало разбилось, я не знал, куда ты делась. Это было страшно.
Клэр только вскинула бровки.
- Страшно? Тебе и за меня? Ах да... неприятно жить без отражения... - Понимающе и туманно, но совершенно пусто.
- Не говори так, пожалуйста. Страшно. Мне. За тебя. - Тихий шёпот в потолок. - Я понимаю, что это странно, чтобы мне и был кто-то дорог, но это так. Можешь не верить.
- Не могу, т-то есть... - тихо ему в плечо. - Понимаешь... Мике... Это сложно, но... Ты... Словом, тебе одному я могу верить просто так. Ты же не оттуда.
- Тогда и верь. Я больше тебя им не дам, нет.
- Не дашь? - со слабой улыбкой. - Наивный.. - Тихо и нежно ему в самые губы, чуть целуя в их уголок.
- Есть такой грех, каюсь. - Не отрываясь от её глаз удивлённо месье проследил её движение, казалось, только ожидая окончания поцелуя, чтобы по-детски вытаращившись, видимо, для наибольшей убедительности, проговорить. - Никому и никогда.
- Мы разъедемся через три дня. - Она горько ласково взъерошила его гриву. - Вот и вся забота.
- Да. Если ты хочешь. - Опрокинутости его лица и слабости голоса можно было изумиться - будто бы для него эта новость стала действительно новостью. - Что я говорю, конечно, у тебя семья, ждут свою маму.
- Ждут..? - Так. будто не вспомнила бы о том никогда и по приезде, не скажи он сейчас, даже вздрагивая чуть. - Конечно.... да. - Мадемуазель тут прикусила губку. - Но... а ты разве не хотел бы разбежаться? Не устал еще от меня?
- Ждут. Единственные, у кого не хочу тебя отнять. И хочешь секрет? От тебя устать невозможно.
- Как дотошный бакалавр по литературе, могу сообщить, что ты невозможен. - Она грустно улыбнулась. - Но в чем проблема? Приезжай к нам, когда только захочешь.
- Обязательно. Если только захочешь ты. Что вряд ли. Я не гожусь в друзья семьи.
Она странно кошачьи сверкнула на него глазами.
- Но не обязательно же быть ее другом.
- Не обязательно. Тем более, от меня и нечего ждать другого. Но тебе проблем я не хочу. Как и отдавать тебя кому бы то ни было. - Кажется, он просто не мог насмотреться, спешил оставить как можно больше тепла её кожи на своих ладонях, наполнить глаза её светом.
- Ты слишком часто это повторяешь. - Она лишь нежно - или казалось? - и шоколадно светила глазами его филиненковому прищуру. - А ведь знаешь мою репутацию извращенки... - Это уже тихо и аккуратно зарываясь пальчиками ему в волосы и невольно нежно-блаженно вздыхая.
- Не бывает слишком. Не наговорюсь никак. И плевать мне на их репутации.
- Все очень серьезно. - Наигранно серьезным тоном, аккуратно проводя пальчиком по его щеке. - Микеле... А ты не обидишься... если я тебя сейчас поцелую? - Глаза мамзель тут заметались, а сама она стала похожа на грустного взъерошенного воробьенка.
- Не поду... - перехватывая её пальцы и даже, наверное, слишком сильно сжимая.
Мамзель только молча кивнула, поняв оборванное лучше, чем сказанное, и тут же нежно и жадно, точно к источнику жизни, приникнув к его губам.
Поцелуй отзывался внутри болью, болью, словно что-то важное вынимали навсегда, болью, вызывающей хрип, но вместе него получилась лишь лёгкая грустная улыбка.
- Три дня пройдут, и та звёздочка за окном будет твоя. - И сам прикусил губу от привычного осознания и смутного предчувствия недоверия, насмешки. Но, странное дело, не беспокоясь о том, что его не поймут. - Всё, что могу тебе оставить. Смешно? Такому ангелу нужен кто-то получше, я знаю. А нам улетать через три дня. И звёздочка станет твоя. А пока ты моя. - Нахмурившись своей путанности, тут же обнял её покрепче. - И не бойся.
- С чего решил, что боюсь? - тут же смешно боево насупилась, немедленно сникнув. - Просто... если мне придется через три дня насовсем оставить себе вместо тебя звездочку... Можно мы не будем улетать никогда?
- Я тебя всё равно им не отдам. - Притянув голову Клэр к плечу, он долго молчал. - Если бы можно было не отнимать у них тебя.
- У кого именно? - Чуть горько улыбнулась. - И зачем отнимать? Разве я не твоя без того?
- У твоей семьи. Понимаешь, я не смогу обустроиться в твоём шкафу. - Он криво ухмыльнулся, тут же смутившись, сжав её пальцы в своих. - Прости, я не то хотел... Видишь, я не привык, я раню... Не хочу тебя мучить, не тебя. Ты моя.
- Твоя. Для мук и страсти. - Шепчет почти набожно. И... В шкафу? - Улыбается лукаво и хитро. - Отчего ж именно в шкафу, а не в коробке например?
Для дышать и этих вот рассветных бликов на твоей коже. Какая же ты чудная. - Раздельно произнося слова совсем диктующим шёпотом, если б не улыбка, вновь широко и без тревоги.
- Но ты не ответил. Отчего шкаф и отчего не устроишься? - Слишком смешно для привычной себя на сцене и перед чужими насупилась.
А куда обычно убирают до поры до времени ненужное? Хотя и коробка подойдёт. - Смахнув раздражённо вечную прядку. - Нет уж, делить тебя ни с кем не хочу.
Она вытаращилась на него своими огромными в полусумерках вдвойне глазами то ли с изумлением, то ли с обидой.
- Ненужное? Ну ты и тип. - Лично смахнула прядку и аккуратно поцеловала месье Локонте в высвободившийся из-под той висок. - Глупый. И знаешь... ты можешь уехать в Париж, и я могу. И мы даже уедем... Но я от тебя не отстану.
- И как ты себе это представляешь? Что ты со мной будешь делать там, когда муж встретит тебя в аэропорту? - Жёсткость упавшего голоса никак не желала вязаться с мольбой в глазах.
- А с чего ты взял, что он меня встретит? - Ароматная, как виски, циничность, не хотела гармонировать с полуфантомной и незначительной болью, присыпавшей с теми словами ее взгляд, точно пепел.
- Так значит то, что я от тебя ни разу о нём не слышал, это не скромность.
- Вовсе нет... - Она даже потупила взгляд. Просто... Тебе разве Маэви не рассказала еще?
- О чём?
- Ну... - Мадемуазель вовсе смутилась. - Мы разошлись. Точнее, он разошелся, а я не пожелала отправляться в его коробку.. .Ну, или шкаф.
-Вот как. Ты не жалеешь? Что разошлись? - Вопрос дался явно с трудом.
- Я скорее чувствую облегчение. Вокруг стало меньше пыли... - Она прикусила губу. - И больше воздуха, который можно промечтать.
- Как же вы теперь, вдвоём? Давно? Прости, что спрашиваю, это, конечно не моё дело.
- Нормально. - Она спрятала зачем-то глаза. - Сын даже рад, что он ушел. А мне просто легче. Денег хватает - последнее добавила поспешно, точно распоследнюю забытость, и с явной гордецкостью.
- А почему ты тогда молчала? - Наверно, он очень похож был на ребёнка сейчас, ребёнка, у которого вышибли почву из-под ног. Торопился, глотая слова. - Я знаю, я не слишком похож на примерного отца семейства. Но я тут пытался найти в себе силы отпустить тебя к нему, а просто отпустить, оказывается, приходится. - И вдруг, обернувшись, просто спросил: - Ты полетишь в Париж со мной?
Она невольно поперхнулась нервно-испуганным хихиканьем, тут же поглубже вздохнув - все, что ее спасало от волнения:
- Я полечу. И с тобой, и с Со, и с Мелли, и с Маэви... А вообще, знаешь... - От последних слов только, сказанных до невозмозжности медленно, особенно по сравнению с предшествовавшей перечислительной скороговоркой, на малооктавном почти пределе ее диапазона, пахнуло горькой до отчаяния искренностью. - Вообще-то... Да.
Он почти и не слышал той скороговорки, лишь услышав это "да", так глубоко вздохнул, словно выплыл наконец из тёмной холодной глубины к солнцу.
Она только ласково улыбнулась, снова его целуя.