Эпилог
В машине Лала тут же схватилась за телефон. Агенту пришлось изрядно постараться, чтобы убедить её - ни вчера, ни сегодня посетителей у него не было, и да, звонков тоже.
- Он не был в страховой. Но теперь точно туда отправится!..
- Нет, - стёкла очков Тере словно специально подобраны точь-в-точь под цвет глаз, - они не пойдут в страховую. И не собирались. А ты молись, чтобы твой агент, привыкший к твоим истерикам, пропустил и эту мимо ушей и не позвонил моему, иначе...
читать дальше- Если это правда, - безутешные рыдания Лалы как-то поутихли и в убитом виде за отсутствием лишних глаз появилась заметная брешь нервной уверенности, - если это правда, то я бы хотела оказаться там!
- Зачем? - впервые подала голос Карла?
- Да я бы сама его убила!..
- Кого?
- Мартина, это ничтожество!..
- Как ты можешь, Лала, - осуждающе качнулись очки Тере.
- Как ты можешь... Я - могу. Мой муж - ничтожество.
Мой муж - ничтожество.
Лалу мать готовила к выгодному замужеству чуть ли не с детства - учила следить за фигурой и разбираться в том, "какая рыба крупнее".
Она была уверена, что вытащила счастливый билет, когда встретила Мартина - солидный, богатый, обходительный и скромный, видевший в ней не куклу, а жену. О чём ещё мечтать? Она даже не возражала против ребёнка, хоть и не горела желанием становиться матерью.
Мартин избавил её и от этого, забрав девочку. Через два года Лала научилась называть её по имени - Трина. Через три уже могла с весёлым видом позировать с живой куколкой, очень симпатичной, в конце концов, скоро она подрастёт, можно будет отвести её к стилисту и косметологу, рассказать, что в мире есть "крупная рыба". Правда, тут Лала заметила странное дело - напарника Матина повысили, а Мартина - нет. Оказалось, он не хотел жертвовать свободным временем. После непродолжительного, но бурного скандала, в процессе которого было окончательно утверждено, что Мартин - дойная корова и нужен, пока даёт молоко, в дом пришла няня. Как она выглядела, Лала уже не помнила, она отказалась встречаться с ней. А Мартина ждала работа.
Вроде всё наладилось. Но время шло. Трина не оправдала надежд - была какая-то замкнутая, дикая, так непохожая на идеальных детей Тере, очень шумная, всё время лезла на глаза со своими выходками. Но главное, она росла. И была безобразно молода. И отвратительно хороша. Самое неприятное - это было ещё только начало, ей ещё предстояло раскрыться во всей красе, хотя она этого и не понимала пока. Нет. Не это. Самое неприятное было в том, что до неё дошло - мать приближается к старости так же стремительно, как жизнь для неё, Трины, набирает обороты. И маленькая мерзавка этим научилась пользоваться, словно следя за матерью, чтобы подколоть её каждый раз, когда ей вздумается.
Лала утешалась одним - своими интонациями, безжалостно-насмешливыми, которые так шли к цепким глазам Трины, когда она повторяла "папочке": "Проблема в том, что когда ты говоришь, тебя никто не слушает". Ещё деньгами.
Но ей было не угнаться за Тере. Вина тут, конечно, Мартина. Жалкий бесхребетник, мог только забиваться в угол да сливаться там со стенами. Куда ему было до Тано. Ему бы и в голову не пришло это, он бы приполз на брюхе домой, вдрызг пьяный, а потом? Они бы тоже продавали барби Трины и врали про Майами?
Она очень жалела, что её не было там той ночью. Она столько бы сказала ему! Столько неоправданных надежд, столько глупых ошибок, столько глупостей, и в результате она - всего лишь тень этой Тере, а чем она хуже?! Ну чем?! Виноват он, и больше никто!
Она видела, как над ней смеялись. Тере, Тано, смеялась вода в бассейне, смеялась музыка. И она кричала, кричала, ненавидя его, сжимающегося в клубок, молчащего. Да Тано бы убил её давно за подобные слова, а этот, этот... Она видела, как хватает музыкальный центр и швыряет в него, и они летят в идеально-голубую воду, и лицо его покорное, как у жертвы, и вспышка. И всё. Да, я убила бы его.
Мой муж - ничтожество.
- Между прочим, - ни с того ни с сего выпаливает Лала, - это твой муж придумал всю эту мерзость! Только такому мерзавцу могло прийти это в голову!
- Да, - Тере откликается холодна, как гранитная плита, хотя голос её дрожит от сдерживаемого напряжения, - и я ни на секунду не поверила бы, что это не он. Он был умным человеком и догадался не только провернуть это безопасно, но и о вас подумал, хотя ты и не заслуживаешь этого, Лала. - И припечатала. - Мой муж - идеал.
В машине повисла тишина. Тере будто ещё что-то хотела сказать, но сомкнула безупречно накрашенные губы.
Мой муж - идеал.
И я бы хотела видеть, как он сдох. Вот что она хотела добавить. Но нет. Нельзя.
Мерзавец. Она говорит - мерзавец, и даже Карла согласно молчит. Хотелось бы Тере сказать, что они и не представляют, какой мерзавец её муж. Хотелось бы. Но это неправда. Она знает о нём чуть больше, чем они. Совсем чуть-чуть.
Всё начиналось сказочно. Ну, или мелодраматично. Идеальные влюблённые мальчик и девочка. Чистые, наивные. Только в сказках всё заканчивается свадьбой. А в жизни мальчик должен стать идеальным мужем, чтобы обеспечить идеальную жизнь своей девочке.
В это не поверит Лала. Карла? Ну, может быть. Но свою идеальную жизнь она видела теми же глазами, что и они. Серьёзно. Почти.
Они видели её, идеальную, холодно-приветливую, ровную, ухоженную и лишённую забот. Она видела себя такой же в зеркале. В глазах Тано, когда отдавалась ему, бесстрастно, без всякого, впрочем, драматизма, иногда даже с налётом сентиментальности по ушедшим куда-то мальчику и девочке. При ней оставалось разве что разочарование в нём, в том мальчике, и страстные мечты о Карле.
Её идеальные дети. Пожалуй, они видели их чаще, чем она.
Они видели Тано. Победителя. И она видела его таким же, на корте, на приёмах, дома. Сильный, уверенный. Весёлый, циничный, но никогда не выходящий за рамки. Да. Перед ней он стоял на коленях, этого они не видели. Но знали бы они, как это мало для неё значило. Ничтожно мало.
Она была в ярости, когда узнала об его махинациях со страховками. Да, безопасно и законно, но как же гадко. Подумать только, она считала себя его жертвой. Ей казалось, что эта ненасытная акула сожрала и её жизнь, подсунув золотую ложку.
И вот. Оказалось, что в его жизни тоже ровным счётом ничего не осталось, кроме денег. Только вот ему этого было недостаточно. В отличие от неё. Ему было пусто и хотелось умереть, нет, больше, он разочаровался, он потерял тот призрак, что держал в руках и называл жизнью. Она ничего так не хотела, как быть там. Кивать каждому его шагу на эшафот, слегка досадуя, что этому мерзавцу хорошие идеи не изменяют до конца. Да, не люблю. Да, твои дети тоже не знают тебя и не хотят знать. Да, деньги не насыщают. Да, мальчику пора домой, здесь живут приличные люди. Да, она бы смотрела, как он опускается в воду в окружении этих идиотов. И стерео падало бы медленно-медленно. А потому бах - и тупая музыка смолкла. А её муж там, в темноте. Это судьба. Да, я бы рада была увидеть, как он сдох.
Это было великолепно. Мой муж - идеал.
- Я бы умерла вместе с ним.
Тере затормозила, так эта фраза не вязалась с тем, что клубилось в голове. Карла сидела бледная как смерть.
- Вот уж тебе не на что жаловаться, - сварливо накинулась на неё Лала. - Детей нет, денег хватит продержаться, молода. Ты быстро кого-то подцепишь.
- Он - чудовище, Карла. Я тебя не понимаю. - Тере заботливо угрожала, и Карла, почти узнав интонацию, смолкла. Но это был не он, не Густаво.
Машина мягко, но неумолимо тронулась, разговор был окончен. Карла глубоко вздохнула, отдаваясь новому чувству, вдыхая новый наркотик:
- Да.
Мой муж - чудовище.
Она любила его и знала, что он её любит. В сказках принцессе надо не испугаться чудовища, и в награду она получает прекрасного принца.
Её принц не испугался её. Ершистой девочки с татушками на плечах. К ней надо было ещё подступиться. Он смог. Надо признать, не так это и сложно. И был поцелуй, да и не один.
Интересно, который разбудил чудовище?
Первый раз она помнила отлично, было непонятно больше, чем страшно. Ещё было больно. Но он был в ужасе от того, что сделал. Был и второй раз, и третий, и четвёртый. Был страх, седеющий доктор, снова страх.
Она любила его. И обожала его слёзы. Когда он плакал, прижавшись к ней и твердя заклинание "простипростипрости", она забывала себя. Забывала боль. Потому что чувствовала на себе его слёзы. Однажды доктор отвёл её в сторонку и посоветовал снять квартиру или дом, дескать, Густаво будет легче справиться с болезнью, если её не будет рядом. Но это было невыносимо, так же только хуже, быть словно изгнанницей в этом странном раю. И не чувствовать его слёз. Их боли.
Она чувствовала теперь одно - вину. Непомерную, она перекрывала даже горе, даже потерянность, даже страх будущего. Ей ужасно хотелось оказаться рядом, чтобы он мог снова посмотреть на неё, так пристально, так разочарованно, чтобы она вся сжалась. Она чувствовала его крепкую хватку на запястье, она летела вслед за ним в воду, покорно задыхаясь, она слышала "простипростипростипрости", ей казалось, что и после вспышки она чувствовала на плече его слёзы, хоть и как это в бассейне?
Неважно, как. Я должна была умереть вместе с ним. Он - мой. Но новый яд уже ласкал кровь. Не горький ожог от слёз, а холодящее, целящее прикосновение дорого рубина - губ Тере.
Мой муж - чудовище.
Всё же молчание давило. От Карлы чего-то ждали, ждала Тере. Лала, добрая душа, дала подсказку:
- Что-то нездоровое в Мави и Ронни. Она относится к нему как к ребёнку, вы заметили?
Выдавливая каждое слово, Карла начала:
- Мне жаль Хуана. Конкурировать с собственным отцом за внимание матери...
- Что ж, её муж - лучший сын, чем... её сын. - Тере улыбнулась.
Разве когда-то "вдов по четвергам" было четверо?
В машине Лала тут же схватилась за телефон. Агенту пришлось изрядно постараться, чтобы убедить её - ни вчера, ни сегодня посетителей у него не было, и да, звонков тоже.
- Он не был в страховой. Но теперь точно туда отправится!..
- Нет, - стёкла очков Тере словно специально подобраны точь-в-точь под цвет глаз, - они не пойдут в страховую. И не собирались. А ты молись, чтобы твой агент, привыкший к твоим истерикам, пропустил и эту мимо ушей и не позвонил моему, иначе...
читать дальше- Если это правда, - безутешные рыдания Лалы как-то поутихли и в убитом виде за отсутствием лишних глаз появилась заметная брешь нервной уверенности, - если это правда, то я бы хотела оказаться там!
- Зачем? - впервые подала голос Карла?
- Да я бы сама его убила!..
- Кого?
- Мартина, это ничтожество!..
- Как ты можешь, Лала, - осуждающе качнулись очки Тере.
- Как ты можешь... Я - могу. Мой муж - ничтожество.
Мой муж - ничтожество.
Лалу мать готовила к выгодному замужеству чуть ли не с детства - учила следить за фигурой и разбираться в том, "какая рыба крупнее".
Она была уверена, что вытащила счастливый билет, когда встретила Мартина - солидный, богатый, обходительный и скромный, видевший в ней не куклу, а жену. О чём ещё мечтать? Она даже не возражала против ребёнка, хоть и не горела желанием становиться матерью.
Мартин избавил её и от этого, забрав девочку. Через два года Лала научилась называть её по имени - Трина. Через три уже могла с весёлым видом позировать с живой куколкой, очень симпатичной, в конце концов, скоро она подрастёт, можно будет отвести её к стилисту и косметологу, рассказать, что в мире есть "крупная рыба". Правда, тут Лала заметила странное дело - напарника Матина повысили, а Мартина - нет. Оказалось, он не хотел жертвовать свободным временем. После непродолжительного, но бурного скандала, в процессе которого было окончательно утверждено, что Мартин - дойная корова и нужен, пока даёт молоко, в дом пришла няня. Как она выглядела, Лала уже не помнила, она отказалась встречаться с ней. А Мартина ждала работа.
Вроде всё наладилось. Но время шло. Трина не оправдала надежд - была какая-то замкнутая, дикая, так непохожая на идеальных детей Тере, очень шумная, всё время лезла на глаза со своими выходками. Но главное, она росла. И была безобразно молода. И отвратительно хороша. Самое неприятное - это было ещё только начало, ей ещё предстояло раскрыться во всей красе, хотя она этого и не понимала пока. Нет. Не это. Самое неприятное было в том, что до неё дошло - мать приближается к старости так же стремительно, как жизнь для неё, Трины, набирает обороты. И маленькая мерзавка этим научилась пользоваться, словно следя за матерью, чтобы подколоть её каждый раз, когда ей вздумается.
Лала утешалась одним - своими интонациями, безжалостно-насмешливыми, которые так шли к цепким глазам Трины, когда она повторяла "папочке": "Проблема в том, что когда ты говоришь, тебя никто не слушает". Ещё деньгами.
Но ей было не угнаться за Тере. Вина тут, конечно, Мартина. Жалкий бесхребетник, мог только забиваться в угол да сливаться там со стенами. Куда ему было до Тано. Ему бы и в голову не пришло это, он бы приполз на брюхе домой, вдрызг пьяный, а потом? Они бы тоже продавали барби Трины и врали про Майами?
Она очень жалела, что её не было там той ночью. Она столько бы сказала ему! Столько неоправданных надежд, столько глупых ошибок, столько глупостей, и в результате она - всего лишь тень этой Тере, а чем она хуже?! Ну чем?! Виноват он, и больше никто!
Она видела, как над ней смеялись. Тере, Тано, смеялась вода в бассейне, смеялась музыка. И она кричала, кричала, ненавидя его, сжимающегося в клубок, молчащего. Да Тано бы убил её давно за подобные слова, а этот, этот... Она видела, как хватает музыкальный центр и швыряет в него, и они летят в идеально-голубую воду, и лицо его покорное, как у жертвы, и вспышка. И всё. Да, я убила бы его.
Мой муж - ничтожество.
- Между прочим, - ни с того ни с сего выпаливает Лала, - это твой муж придумал всю эту мерзость! Только такому мерзавцу могло прийти это в голову!
- Да, - Тере откликается холодна, как гранитная плита, хотя голос её дрожит от сдерживаемого напряжения, - и я ни на секунду не поверила бы, что это не он. Он был умным человеком и догадался не только провернуть это безопасно, но и о вас подумал, хотя ты и не заслуживаешь этого, Лала. - И припечатала. - Мой муж - идеал.
В машине повисла тишина. Тере будто ещё что-то хотела сказать, но сомкнула безупречно накрашенные губы.
Мой муж - идеал.
И я бы хотела видеть, как он сдох. Вот что она хотела добавить. Но нет. Нельзя.
Мерзавец. Она говорит - мерзавец, и даже Карла согласно молчит. Хотелось бы Тере сказать, что они и не представляют, какой мерзавец её муж. Хотелось бы. Но это неправда. Она знает о нём чуть больше, чем они. Совсем чуть-чуть.
Всё начиналось сказочно. Ну, или мелодраматично. Идеальные влюблённые мальчик и девочка. Чистые, наивные. Только в сказках всё заканчивается свадьбой. А в жизни мальчик должен стать идеальным мужем, чтобы обеспечить идеальную жизнь своей девочке.
В это не поверит Лала. Карла? Ну, может быть. Но свою идеальную жизнь она видела теми же глазами, что и они. Серьёзно. Почти.
Они видели её, идеальную, холодно-приветливую, ровную, ухоженную и лишённую забот. Она видела себя такой же в зеркале. В глазах Тано, когда отдавалась ему, бесстрастно, без всякого, впрочем, драматизма, иногда даже с налётом сентиментальности по ушедшим куда-то мальчику и девочке. При ней оставалось разве что разочарование в нём, в том мальчике, и страстные мечты о Карле.
Её идеальные дети. Пожалуй, они видели их чаще, чем она.
Они видели Тано. Победителя. И она видела его таким же, на корте, на приёмах, дома. Сильный, уверенный. Весёлый, циничный, но никогда не выходящий за рамки. Да. Перед ней он стоял на коленях, этого они не видели. Но знали бы они, как это мало для неё значило. Ничтожно мало.
Она была в ярости, когда узнала об его махинациях со страховками. Да, безопасно и законно, но как же гадко. Подумать только, она считала себя его жертвой. Ей казалось, что эта ненасытная акула сожрала и её жизнь, подсунув золотую ложку.
И вот. Оказалось, что в его жизни тоже ровным счётом ничего не осталось, кроме денег. Только вот ему этого было недостаточно. В отличие от неё. Ему было пусто и хотелось умереть, нет, больше, он разочаровался, он потерял тот призрак, что держал в руках и называл жизнью. Она ничего так не хотела, как быть там. Кивать каждому его шагу на эшафот, слегка досадуя, что этому мерзавцу хорошие идеи не изменяют до конца. Да, не люблю. Да, твои дети тоже не знают тебя и не хотят знать. Да, деньги не насыщают. Да, мальчику пора домой, здесь живут приличные люди. Да, она бы смотрела, как он опускается в воду в окружении этих идиотов. И стерео падало бы медленно-медленно. А потому бах - и тупая музыка смолкла. А её муж там, в темноте. Это судьба. Да, я бы рада была увидеть, как он сдох.
Это было великолепно. Мой муж - идеал.
- Я бы умерла вместе с ним.
Тере затормозила, так эта фраза не вязалась с тем, что клубилось в голове. Карла сидела бледная как смерть.
- Вот уж тебе не на что жаловаться, - сварливо накинулась на неё Лала. - Детей нет, денег хватит продержаться, молода. Ты быстро кого-то подцепишь.
- Он - чудовище, Карла. Я тебя не понимаю. - Тере заботливо угрожала, и Карла, почти узнав интонацию, смолкла. Но это был не он, не Густаво.
Машина мягко, но неумолимо тронулась, разговор был окончен. Карла глубоко вздохнула, отдаваясь новому чувству, вдыхая новый наркотик:
- Да.
Мой муж - чудовище.
Она любила его и знала, что он её любит. В сказках принцессе надо не испугаться чудовища, и в награду она получает прекрасного принца.
Её принц не испугался её. Ершистой девочки с татушками на плечах. К ней надо было ещё подступиться. Он смог. Надо признать, не так это и сложно. И был поцелуй, да и не один.
Интересно, который разбудил чудовище?
Первый раз она помнила отлично, было непонятно больше, чем страшно. Ещё было больно. Но он был в ужасе от того, что сделал. Был и второй раз, и третий, и четвёртый. Был страх, седеющий доктор, снова страх.
Она любила его. И обожала его слёзы. Когда он плакал, прижавшись к ней и твердя заклинание "простипростипрости", она забывала себя. Забывала боль. Потому что чувствовала на себе его слёзы. Однажды доктор отвёл её в сторонку и посоветовал снять квартиру или дом, дескать, Густаво будет легче справиться с болезнью, если её не будет рядом. Но это было невыносимо, так же только хуже, быть словно изгнанницей в этом странном раю. И не чувствовать его слёз. Их боли.
Она чувствовала теперь одно - вину. Непомерную, она перекрывала даже горе, даже потерянность, даже страх будущего. Ей ужасно хотелось оказаться рядом, чтобы он мог снова посмотреть на неё, так пристально, так разочарованно, чтобы она вся сжалась. Она чувствовала его крепкую хватку на запястье, она летела вслед за ним в воду, покорно задыхаясь, она слышала "простипростипростипрости", ей казалось, что и после вспышки она чувствовала на плече его слёзы, хоть и как это в бассейне?
Неважно, как. Я должна была умереть вместе с ним. Он - мой. Но новый яд уже ласкал кровь. Не горький ожог от слёз, а холодящее, целящее прикосновение дорого рубина - губ Тере.
Мой муж - чудовище.
Всё же молчание давило. От Карлы чего-то ждали, ждала Тере. Лала, добрая душа, дала подсказку:
- Что-то нездоровое в Мави и Ронни. Она относится к нему как к ребёнку, вы заметили?
Выдавливая каждое слово, Карла начала:
- Мне жаль Хуана. Конкурировать с собственным отцом за внимание матери...
- Что ж, её муж - лучший сын, чем... её сын. - Тере улыбнулась.
Разве когда-то "вдов по четвергам" было четверо?
@темы: кино, чердаки и подвалы, фанфы