Кто сказал..?
Этим телом теперь нельзя торгануть. Ни выгодно, никак.
Пометавшись по тёмной и глухой камере несколько дней в и потерявшись, наконец, в пространстве до головокружения, до полного непонимания, открыты или закрыты глаза, тело упало.
После плотной, довольно-таки знакомой блестящими глазами и смелыми руками, толпы тело пришло в негодность и было оставлено в темноте и тишине.
Было тихо. Мира больше не могло быть. Можно было не сомневаться только в существовании стены, покрывающейся иногда испариной бессильной кого-то напитать влаги. Поначалу тело помнило, что это случалось два раза в день из-за разницы температур. Потом уже нет.
Было тихо. Камни стены потеряли вкус. И даже язык не царапали. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда где-то в темноте начал стучать молот. Ледяной злобный сквозняк теперь приносил откуда-то слишком знакомый голос. Но если дышать громко, с силой хрипя в камни, то можно было не слышать.
Так что когда он пришёл, было не очень тихо. Из темноты он появлялся странно весь, и виден был до мелочей, даже поцарапанный набалдашник трости. Хотелось спросить, кто он? Он то исчезал, то возникал перед самыми глазами, кажется, что-то и говорил, но не разобрать. Глаза бесцельно пялились в темноту, дико выкатываясь, когда он склонился над ней вновь.
- Кто сказал...
Память сверкнула последним лучом света за дверью и исчезла.
Этим телом теперь нельзя торгануть. Ни выгодно, никак.
Пометавшись по тёмной и глухой камере несколько дней в и потерявшись, наконец, в пространстве до головокружения, до полного непонимания, открыты или закрыты глаза, тело упало.
После плотной, довольно-таки знакомой блестящими глазами и смелыми руками, толпы тело пришло в негодность и было оставлено в темноте и тишине.
Было тихо. Мира больше не могло быть. Можно было не сомневаться только в существовании стены, покрывающейся иногда испариной бессильной кого-то напитать влаги. Поначалу тело помнило, что это случалось два раза в день из-за разницы температур. Потом уже нет.
Было тихо. Камни стены потеряли вкус. И даже язык не царапали. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда где-то в темноте начал стучать молот. Ледяной злобный сквозняк теперь приносил откуда-то слишком знакомый голос. Но если дышать громко, с силой хрипя в камни, то можно было не слышать.
Так что когда он пришёл, было не очень тихо. Из темноты он появлялся странно весь, и виден был до мелочей, даже поцарапанный набалдашник трости. Хотелось спросить, кто он? Он то исчезал, то возникал перед самыми глазами, кажется, что-то и говорил, но не разобрать. Глаза бесцельно пялились в темноту, дико выкатываясь, когда он склонился над ней вновь.
- Кто сказал...
Память сверкнула последним лучом света за дверью и исчезла.