Не дождусь официального деанона, начну выкладывать понаписанное на ФБ-2017. Писала для команды Америк. Шла к ним с двумя драббликами и смутной идеей большой формы, но вдохновили на большее. И чего только не случилось, и Куба, и Большая Акула Хант, и близняшка, и American Murder Song... Начнём.
Название: В городе цирк
Размер: мини, 1342 слова
Пейринг/Персонажи: Том, Кэт
Категория: джен с элементами гета
Жанр: ориджинал, сонгфик, романтика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: когда цирк приходит в город
Примечание: сонгфик (Aurelio Voltaire "When the circus came to town")
Тому было тринадцать. Он запомнил этот день рождения и любил шутить, что ему тогда исполнился первый день, ведь именно тогда он стал старше и счастливей. А через три года покинул ферму и уехал далеко-далеко. И вот теперь сидел в своей чудной лавке «Королевство», рассказывая молоденькому пареньку — сыну — свою историю.
Почему лавка была чудная? Ну а как её назвать? Спички и керосин, верёвки и гвозди, чайники, примусы, ножи, бахрома и пуговицы, булавы и яркие мячики. В каждом ящике на полу лавки можно было найти что угодно.
Да, казалось, что никто и не заглядывал к Тому. Слишком чудно. Да и у мистера Стоуна, из лавки напротив, всё так упорядочено и понятно, а тут пока найдёшь нужное среди хлама…
Впрочем, Том не жаловался. Он ждал особых гостей. Они приезжали внезапно, шумными пёстрыми компаниями, привозили ворох разноцветных историй, радовались каждому найденному сокровищу вроде коробки спичек, восклицали что-то победное на всех языках мира, расцеловывали или крепко жали руку Тому, или просто хлопали его по плечу и исчезали. Том был счастлив.
Так вот, рассказывал Том, тогда ему было тринадцать. Он жил на ферме. И его отец жил на ферме. И мать, к тому времени покойница. И сестра, мечтавшая о замужестве. А старший брат жил уже на своей, в трёх милях к северу. И их деды и прадеды жили на таких фермах — старых, но крепких, с кукурузным полем с одной стороны и соевым — с другой. Как на нитку, они были нанизаны на прямую, будто линейку прочертили, дорогу. Только группы полузаброшенных или вовсе заброшенных построек во дворах напоминали, что когда-то фермы цвели да и семей здесь жило больше.
Лето было жарким. Поля радовались, а людям прибавлялось работы. Том с ног сбивался, помогая отцу. Тот никогда не отличался особой нежностью, а теперь едва скрывал раздражение — Том такой ещё сопляк, какая от него помощь? Был бы здесь Билл…
Том молчал, вздыхал и плавился на жаре днями напролёт. Мечтал. Хотя о чём он мог мечтать?
О Кэт. Кэтрин. Малышке Кэт. Зеленоглазая девчонка с соседской фермы нанялась к ним после смерти матери следить за домом и готовить. Каким-то чудом всё успевала и даже не очень грустила.
Том терял сон и покой, до утра рассказывая ослику Бому о тихой квартирантке. Но как к ней подойти?
И вот однажды случилось чудо. Не успели спуститься неторопливые летние сумерки, до фермы долетел какой-то непривычный звук. Не птичья трель и не лошадиное ржание, колокольчики звенели лихо и радостно. «К нам! К нам!» — восклицали они. На фермах взрослые нахохлились, неодобрительно поджимая губы, молодёжь подкалывала друг друга со скрытой нервозностью, но колокольчикам не было дела, они радовались друг другу, жизни, открытому полю за посевами, где виднелись верхушки шатров.
Том едва дождался темноты. Конечно, он сбежал. Было бы безумством спрашивать разрешения у отца.
Чем ближе он подбирался к шатрам, уже видневшимся за кукурузой, тем больше щекотный страх внутри сменялся толкающей вперёд свободой. Он собрался с духом и выбежал из зарослей.
И оказался прямо перед воротами — лёгкими, сборными, но закрытыми. Стоило только протянуть руку и открыть их, но он не решался, жадно вглядываясь в тревожащий свободой мир за воротами.
— Правда, страшно?
Том чуть не подпрыгнул. Он так увлёкся, что и не заметил, что рядом кто-то стоит. Да не кто-то, мамочки, рядом стояла Кэт!
Почему он её не видел?
— Я пробралась сквозь соевое. — Улыбнулась Кэт. Она раскраснелась от неостывшего ещё вечера и, Том чувствовал, такого же холодка свободы внутри.
— Пойдём?
Её рука была суховатой, на маленьких пальчиках набились мозоли. Мужающая рука Тома тоже не напоминала лайковую перчатку. Они будто впервые увидели друг друга. И с лёгкостью толкнули ворота и вошли.
За первым же поворотом их смёл цирк. Запахи, звуки, шум, говор многих голосов, люди, люди, люди. Многие жители ферм, воровато оглядываясь и смеясь в кулак, бродили между шатров, если сладкую вату. Том и Кэт потерялись, никому не было до них дела, народ вокруг был чудной, с раскрашенными лицами и телами.
Они бы, пожалуй, ушли. Но выхода не найти, да и толпа, а им казалось, что вокруг них море людей, подхватила их и понесла в самый большой шатёр.
Пришлось купить билеты и остаться на представление.
И тогда случилось второе чудо. Их глаза похожи были на две пары блуждающих огоньков, золотистых и зелёных, которые вдруг обратились в звёздочки.
Прелестная Полли слала им воздушные поцелуи, смело раскачиваясь под куполом, а оторвавшийся от платья бумажный цветок она подарила Кэт, которая так вскрикнула, будто сама Полли полетела вниз.
Одинаковые как две капли воды, мисс Роуз и мисс Дайзи, жонглировали зажженными булавами, каждая была размером с их руку, правда-правда!
Сэр Магистр доставал у публики из ушей монетки, а Могучий Атлас поднимал гири и разрывал какие-то слишком уж огромные амбарные замки.
Вышли Том и Кэт очарованные. Убежали за шатёр, где сводили с ума сладкие запахи конфет, леденцов и яблок в карамели. Белые, красные, зелёные… Скоро и губы, и руки их стали совсем сладкими.
А потом, потом… Долговязый парень, худой как щепка, заговорщицки подмигнув, помог им забраться в кабинку колеса обозрения. И она полетели! Прямо по воздуху! И разглядели свою ферму и поля, и конюшню, но интересней была дорога, холмы далеко-далеко и ясная чистая ночь.
Спустились и побежали прямо в комнату смеха, где едва друг друга узнали. Их лица, счастливые и ошалевшие, были совсем не узнаваемыми, будто и не они это были, не Том и Кэт, а какие-то странные, смешные, но новые, другие люди.
Кэт даже решилась посмотреть на Человека-Змею.
Им было смешно и жутко. Кругом творились какие-то чудеса. Вот у шатра курил надменный шпрех-штал-мей-стер в алом пиджаке и начищенных сапогах. Он очень избирательно приподнимал цилиндр, восседая с исключительным достоинством на деревянном ящике, только перед избранными важными господами.
В проходах кто-то целовался, скучал или репетировал. Чудная парочка — рыжая долговязая красотка, завитая и раскрашенная куклой, в неприлично длинном и открытом траурно-чёрном платье и не менее раскрашенный атлет в жилете, не сходящемся на голой груди, застигнутые на какой-то бочке, одновременно сотворили возмущённые лица, насладились смущением деток и вернулись к приятному — друг ко другу.
В другом проходе пышная блондинка в пятнистом трико, расположившись прямо на земле, резво подбрасывала ножками увесистые фолианты, равнодушно слушая печального бледного человека, утонувшего в зелёном плаще и цилиндре, который, ломая жёлтые пальцы, что-то втолковывал ей на непонятном языке.
Том остался один как-то неожиданно. Куда она убежала? К Человеку-Змее, кажется?
Он сделал несколько неуверенных шагов по дорожке. Сразу стало как-то темновато, тихо. Наверное, поэтому светлая прореха в полотнище шатра буквально притянула его к себе.
Он никогда не любил поглядывать, но вот нагнулся и, затаив дыхание, замер перед прорехой. В шатре было очень светло, несмотря на то, что свету приходилось пробиваться через уйму всего. Тяжёлым духом нагретой пыли веяло от огромного гладко отполированного шара совсем рядом с прорехой. Этот запах напомнил ему ферму, осень, тишину после загнанного дня, когда он отводил бедного замученного ослика Бума в стойло, а сам возвращался на поле, чтобы побродить в зарослях кукурузы, подышать душной сладкой силой наливающихся початков.
За шаром высилась пирамида старого или не очень, не разобрать, платья. А за ней ещё что-то, какой-то столик.
Том постарался скосить глаза — большой ли шатёр? Большой. Сбоку виднелось что-то вроде коновязи, рядом с которой расположилось удивительное создание — в пуантах, чёрном трико и причудливой белой маске. Создание парило, едва касаясь носками земли.
— Эй! Ты заходи, что стоять!
Он вскинул глаза. Совсем рядом, за столиком, на который он не обратил внимания, оказывается, сидела женщина. Она была вполне земная, молодая, очень красивая. Но земная. Щурила голубые глаза, спокойные и чуть усталые. Чёрные волосы были собраны в вольный пучок. На лице женщины красовались стрельчатые разводы вокруг глаз и два «яблочка» румян. Чувственные губы манили, манила и впадинка на шее, сутулые худые плечи. И грудь. Святые угодники, она не одета!
Удивлённый смех женщины провожал его. Было стыдно и жарко.
Но опомниться Том не успел.
— Том, Том!
К нему бежала Кэт, с огромными глазами и пятнами на щеках.
— Ах! — она так и влетела в его объятия. — Ах! Ничего, ничего…
Он тихонько гладил её по голове. Он был счастливее всех.
Они вернулись далеко за полночь. Уговорились вернуться завтра и сбежать с цирком. Оба не спали ночь.
А утром цирк уехал. Они стояли на краю старого поля, вытоптанного, со следами костров, и чувствовали, как счастье растворяется в воздухе. Ни тентов, ни палаток, ни людей. Не было колеса.
Том тихонько сжал руку Кэт. Через три года они покинули ферму.
Название: В городе цирк
Размер: мини, 1342 слова
Пейринг/Персонажи: Том, Кэт
Категория: джен с элементами гета
Жанр: ориджинал, сонгфик, романтика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: когда цирк приходит в город
Примечание: сонгфик (Aurelio Voltaire "When the circus came to town")

Почему лавка была чудная? Ну а как её назвать? Спички и керосин, верёвки и гвозди, чайники, примусы, ножи, бахрома и пуговицы, булавы и яркие мячики. В каждом ящике на полу лавки можно было найти что угодно.
Да, казалось, что никто и не заглядывал к Тому. Слишком чудно. Да и у мистера Стоуна, из лавки напротив, всё так упорядочено и понятно, а тут пока найдёшь нужное среди хлама…
Впрочем, Том не жаловался. Он ждал особых гостей. Они приезжали внезапно, шумными пёстрыми компаниями, привозили ворох разноцветных историй, радовались каждому найденному сокровищу вроде коробки спичек, восклицали что-то победное на всех языках мира, расцеловывали или крепко жали руку Тому, или просто хлопали его по плечу и исчезали. Том был счастлив.
Так вот, рассказывал Том, тогда ему было тринадцать. Он жил на ферме. И его отец жил на ферме. И мать, к тому времени покойница. И сестра, мечтавшая о замужестве. А старший брат жил уже на своей, в трёх милях к северу. И их деды и прадеды жили на таких фермах — старых, но крепких, с кукурузным полем с одной стороны и соевым — с другой. Как на нитку, они были нанизаны на прямую, будто линейку прочертили, дорогу. Только группы полузаброшенных или вовсе заброшенных построек во дворах напоминали, что когда-то фермы цвели да и семей здесь жило больше.
Лето было жарким. Поля радовались, а людям прибавлялось работы. Том с ног сбивался, помогая отцу. Тот никогда не отличался особой нежностью, а теперь едва скрывал раздражение — Том такой ещё сопляк, какая от него помощь? Был бы здесь Билл…
Том молчал, вздыхал и плавился на жаре днями напролёт. Мечтал. Хотя о чём он мог мечтать?
О Кэт. Кэтрин. Малышке Кэт. Зеленоглазая девчонка с соседской фермы нанялась к ним после смерти матери следить за домом и готовить. Каким-то чудом всё успевала и даже не очень грустила.
Том терял сон и покой, до утра рассказывая ослику Бому о тихой квартирантке. Но как к ней подойти?
И вот однажды случилось чудо. Не успели спуститься неторопливые летние сумерки, до фермы долетел какой-то непривычный звук. Не птичья трель и не лошадиное ржание, колокольчики звенели лихо и радостно. «К нам! К нам!» — восклицали они. На фермах взрослые нахохлились, неодобрительно поджимая губы, молодёжь подкалывала друг друга со скрытой нервозностью, но колокольчикам не было дела, они радовались друг другу, жизни, открытому полю за посевами, где виднелись верхушки шатров.
Том едва дождался темноты. Конечно, он сбежал. Было бы безумством спрашивать разрешения у отца.
Чем ближе он подбирался к шатрам, уже видневшимся за кукурузой, тем больше щекотный страх внутри сменялся толкающей вперёд свободой. Он собрался с духом и выбежал из зарослей.
И оказался прямо перед воротами — лёгкими, сборными, но закрытыми. Стоило только протянуть руку и открыть их, но он не решался, жадно вглядываясь в тревожащий свободой мир за воротами.
— Правда, страшно?
Том чуть не подпрыгнул. Он так увлёкся, что и не заметил, что рядом кто-то стоит. Да не кто-то, мамочки, рядом стояла Кэт!
Почему он её не видел?
— Я пробралась сквозь соевое. — Улыбнулась Кэт. Она раскраснелась от неостывшего ещё вечера и, Том чувствовал, такого же холодка свободы внутри.
— Пойдём?
Её рука была суховатой, на маленьких пальчиках набились мозоли. Мужающая рука Тома тоже не напоминала лайковую перчатку. Они будто впервые увидели друг друга. И с лёгкостью толкнули ворота и вошли.
За первым же поворотом их смёл цирк. Запахи, звуки, шум, говор многих голосов, люди, люди, люди. Многие жители ферм, воровато оглядываясь и смеясь в кулак, бродили между шатров, если сладкую вату. Том и Кэт потерялись, никому не было до них дела, народ вокруг был чудной, с раскрашенными лицами и телами.
Они бы, пожалуй, ушли. Но выхода не найти, да и толпа, а им казалось, что вокруг них море людей, подхватила их и понесла в самый большой шатёр.
Пришлось купить билеты и остаться на представление.
И тогда случилось второе чудо. Их глаза похожи были на две пары блуждающих огоньков, золотистых и зелёных, которые вдруг обратились в звёздочки.
Прелестная Полли слала им воздушные поцелуи, смело раскачиваясь под куполом, а оторвавшийся от платья бумажный цветок она подарила Кэт, которая так вскрикнула, будто сама Полли полетела вниз.
Одинаковые как две капли воды, мисс Роуз и мисс Дайзи, жонглировали зажженными булавами, каждая была размером с их руку, правда-правда!
Сэр Магистр доставал у публики из ушей монетки, а Могучий Атлас поднимал гири и разрывал какие-то слишком уж огромные амбарные замки.
Вышли Том и Кэт очарованные. Убежали за шатёр, где сводили с ума сладкие запахи конфет, леденцов и яблок в карамели. Белые, красные, зелёные… Скоро и губы, и руки их стали совсем сладкими.
А потом, потом… Долговязый парень, худой как щепка, заговорщицки подмигнув, помог им забраться в кабинку колеса обозрения. И она полетели! Прямо по воздуху! И разглядели свою ферму и поля, и конюшню, но интересней была дорога, холмы далеко-далеко и ясная чистая ночь.
Спустились и побежали прямо в комнату смеха, где едва друг друга узнали. Их лица, счастливые и ошалевшие, были совсем не узнаваемыми, будто и не они это были, не Том и Кэт, а какие-то странные, смешные, но новые, другие люди.
Кэт даже решилась посмотреть на Человека-Змею.
Им было смешно и жутко. Кругом творились какие-то чудеса. Вот у шатра курил надменный шпрех-штал-мей-стер в алом пиджаке и начищенных сапогах. Он очень избирательно приподнимал цилиндр, восседая с исключительным достоинством на деревянном ящике, только перед избранными важными господами.
В проходах кто-то целовался, скучал или репетировал. Чудная парочка — рыжая долговязая красотка, завитая и раскрашенная куклой, в неприлично длинном и открытом траурно-чёрном платье и не менее раскрашенный атлет в жилете, не сходящемся на голой груди, застигнутые на какой-то бочке, одновременно сотворили возмущённые лица, насладились смущением деток и вернулись к приятному — друг ко другу.
В другом проходе пышная блондинка в пятнистом трико, расположившись прямо на земле, резво подбрасывала ножками увесистые фолианты, равнодушно слушая печального бледного человека, утонувшего в зелёном плаще и цилиндре, который, ломая жёлтые пальцы, что-то втолковывал ей на непонятном языке.
Том остался один как-то неожиданно. Куда она убежала? К Человеку-Змее, кажется?
Он сделал несколько неуверенных шагов по дорожке. Сразу стало как-то темновато, тихо. Наверное, поэтому светлая прореха в полотнище шатра буквально притянула его к себе.
Он никогда не любил поглядывать, но вот нагнулся и, затаив дыхание, замер перед прорехой. В шатре было очень светло, несмотря на то, что свету приходилось пробиваться через уйму всего. Тяжёлым духом нагретой пыли веяло от огромного гладко отполированного шара совсем рядом с прорехой. Этот запах напомнил ему ферму, осень, тишину после загнанного дня, когда он отводил бедного замученного ослика Бума в стойло, а сам возвращался на поле, чтобы побродить в зарослях кукурузы, подышать душной сладкой силой наливающихся початков.
За шаром высилась пирамида старого или не очень, не разобрать, платья. А за ней ещё что-то, какой-то столик.
Том постарался скосить глаза — большой ли шатёр? Большой. Сбоку виднелось что-то вроде коновязи, рядом с которой расположилось удивительное создание — в пуантах, чёрном трико и причудливой белой маске. Создание парило, едва касаясь носками земли.
— Эй! Ты заходи, что стоять!
Он вскинул глаза. Совсем рядом, за столиком, на который он не обратил внимания, оказывается, сидела женщина. Она была вполне земная, молодая, очень красивая. Но земная. Щурила голубые глаза, спокойные и чуть усталые. Чёрные волосы были собраны в вольный пучок. На лице женщины красовались стрельчатые разводы вокруг глаз и два «яблочка» румян. Чувственные губы манили, манила и впадинка на шее, сутулые худые плечи. И грудь. Святые угодники, она не одета!
Удивлённый смех женщины провожал его. Было стыдно и жарко.
Но опомниться Том не успел.
— Том, Том!
К нему бежала Кэт, с огромными глазами и пятнами на щеках.
— Ах! — она так и влетела в его объятия. — Ах! Ничего, ничего…
Он тихонько гладил её по голове. Он был счастливее всех.
Они вернулись далеко за полночь. Уговорились вернуться завтра и сбежать с цирком. Оба не спали ночь.
А утром цирк уехал. Они стояли на краю старого поля, вытоптанного, со следами костров, и чувствовали, как счастье растворяется в воздухе. Ни тентов, ни палаток, ни людей. Не было колеса.
Том тихонько сжал руку Кэт. Через три года они покинули ферму.