Апельсинное ненастроение

Вот пока ненастроение, пока начиталась оригинала и вообще надумалась, притащу-ка я сюда кое-что околоапельсиновое, найденное на просторах. Как всегда, с путанными комментариями.

Начнём с интервью совместного Бёрджеса и Макдауэла (Стенли, большой не любитель давать интервью, нашёл, как отвертеться - у нас же есть автор, какое счастье!). Я по незнанию языка поняла не всё. но кое-что и без всякого языка ясно. Например, что довести человека до нервного срыва, синюшных губ и застывшего взгляда даже очень не сложно. Ещё не сложней его этим увлечь. Так же не сложно, как и заставить автора текста проникнуться работой, поначалу его полностью оттолкнувшей. А вот представить, что очень скоро все виденные тут (и невидимый Кубрик) станут весьма нежелательными персонами... да нет, тоже не сложно.

ссылка, ибо большое интервью

www.youtube.com/watch?v=JH3IZSM7J2U

Фото со съёмок, ничего нового, но с музыкой это атмосферно, а ещё можно увидеть одни из последних на тот момент улыбок. Мелькнули.


Через год после "Апельсина" Макдауэлл снова снимался у Андерсена, сам себе устроил это удовольствие - посниматься у не родившего, но фактически воспитавшего "папы", соорудил концепт сценария, и вот появился "О, счастливчик!" о выросшем Тигре. И там есть сценка. Тигр волей судьбы попадает на пробы к фильму, сам не очень понимает, как и зачем. А режиссёр (его Андерсен сам и сыграл) просит его улыбнуться. И добиться чего-то подобного ухмылке получается не сразу. Причём не только от героя, но и от самого начинающего седеть Малкольма (он и просил, если закоротит, а его закоротит обязательно, треснуть хоть сценарием).


А ещё близняшка пел про Алекса песню. Не свою, "My Chemical Romance", но я понимаю, почему ему отдали.

@темы: кино, видео, us two, чердаки и подвалы

---

El Mariachi

Я только могу согласиться, что Родригез не Родригез без этого фильма. Его видеть нужно.
И со всем прошивающим эхищем в нём столько красоты, что сразу узнаёшь автора. Раньше бы я, может, и не узнала бы, но теперь-то научилась. И описывать мне этот фильм всё равно, что и Испанию - только от себя мёрзнуть. А к испанкам подпускать мне с времён "Фриды" всё так же нельзя, да. И я ещё много могу наговорить бессвязицы, не буду, просто соглашусь с тем, что его нужно посмотреть, фильм этот.

И давайте остановимся на этом, будем легкомысленны

@темы: кино, видео, чердаки и подвалы, глаза в глаза

---

Little Ashes

К ним нужно. К ним нужно за Испанией и лунным волшебством, за полями, которые остаются всё такими же, и за женщинами, которые, даже изломанные, остаются верными. Кому-то или чему-то. За свободой и мудростью к ним нужно. За очень горьким почему-то светом. За клавишами, которые расскажут эту историю куда лучше, чем я могу о ней рассказать.
Я к ним буду возвращаться.

Little Ashes

@темы: кино, видео, чердаки и подвалы, глаза в глаза

---

Джо Хилл "Рога"

После второго прочтения не о демонятах хочу поговорить, а о другом.

Я хочу поговорить про ненавязчиво и иронично обыгранные библейские образы в этом романе.
У меня сложилось впечатление, что сюжет об Адаме и Еве перед нами, только на сей раз им повезло, и из "тюрьмы джунглей третьего мира" их освободил "первый супергерой" - Сатана.

Они вовсе не бессознательные и невинные, эти новые Адам и Ева. Выражается это, главным образом, в том, что они любят. Причём любят так, как "не бывает" - безусловно, с детства, чувственно и чисто. Они живут в Раю, у них в общем и целом всё чудно. Адам, правда, чуть было досрочно из Рая не отправился к праотцам, ещё не встретив свою Еву, но тут и вмешался спаситель в каноничном образе змеи.

Кстати, тут же вмешался и интересный анатгонист их, которого автор упорно продвигает как человека, дающего фору любому демону, но я вот не могу отделаться от мысли, что Ли если и не калька с бога-"починяльщика", то очень близок.
Судите сами, самое ценное, что он видит в девушках - это их "вишню". Тяготеет к уничтожению того, что считает неправильным, мечтает "уничтожить нечто ценное и прекрасное, чего потом никак не заменить". Уверен, что так "чинит", "наводит порядок". Ему вечно приходится выбирать, жить как калека или как трус. И выбор значения не имеет, ведь он пустая упаковка, не больше. Очень в духе "Огненной проповеди" портрет. Для наших героев встреча с Ли становится собственной историей познания добра и зла. После чего остаться в Раю у них не получается. Да им и не нужно это, им дают Дом.

Кстати, он располагается на древе добра и зла. Это не яблоня - вишня. Не приписанное искушение - чистота для двоих. Потому и неопалимой купиной стала эта вишня, сокрыв вовсе не бога, а новоявленную Еву-Меррин в безопасности и новоявленного демонёнка-Адама с огненным именем Игнациус в его к ней любви. Огня много в романе этом, огня исцеляющего и преображающего.

Никуда и без змея. Змей много, они рядом. Змеи гораздо невиннее людей, ведь дьяволу и в голову не придёт то, что в головах у иных людей. Змеи нуждаются в защите больше, чем люди. Сам Люцифер появится скромно и незримо, чтобы напомнить, кто есть кто, и немного помочь. И меня очень порадовало, как он иронично расставил фигурки в Хижине, да-с, кем бы ещё мог быть Ли, как не резиновым пустым внутри инопланетянином. Дьявол разрешает делать то, что хочется и даёт то, что нужно.

Есть и ангел. Забавно, это Терри, брат демонёнка нашего. И труба Терри так созвучна рогам Ига. Сам Иг возможности играть лишён, лёгких не хватает, но играть жаждет. Что ж, ему дадут такую возможность. Кстати, Терри и объясняет, что человек - существо сильное, даже когда подличает от трусости. И даже личный демон только предлагает, а решать не ему. Потому что есть что-то, сильнее рогов и креста. И навещания в финале очень напомнили мне "Мастера и Маргариту".

А ещё в романе этом чудный крестик. Он же - человеческое страдание, переходящее от Меррин к Игу, символизирующее человечность, глушащее рога напрочь. Он же - залог их любви, сигнал, то самое "я" - "мы". И он же - источник самообманных, ложных сигналов для лишённого любви Ли. И он же - соблазн, реальная возможность остаться в Раю, только стоит ли тот Рай того, чтобы там оставаться, если он становится Адом на земле?

А для тех, кто хочет книжку хорошую почитать в оригинале, и для меня, чтобы не потерять, ссылочка.)
vk.com/doc219407793_319266025?hash=fac2671a6517...

@темы: книги, размышлизмы, чердаки и подвалы

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Заметки на полях "Blueeyedboy"

Вот если бы у меня была обычная книга эта, бумажная, вот это всё было бы подчёркнуто и заложено в ней, а поля бы были исписаны тем, что в скобках помещается.
Зачем я всё это? Хотелось прояснить некоторые моменты, кое-что выяснить, задать себе кое-какие вопросы и попробовать на них ответить.
Что дал маленький недоанализ:
1. Всё происходит в месяц. Буквально. Много-много жизней, а прошёл месяц. Зимний, с захватом Нового года. Перевалили за рубеж.
2. Большая часть постов написана поздним вечером и ночью. Финал в один день, с 4.16. до 5.32. При этом в посте, написанном в 4.16., идёт речь о приготовленном завтраке.
3. Всё сказанное будет от двух лиц - Би-Би и Альбертины. То есть все версии чувств и мыслей остальных персонажей, включая Глорию, - их понимания или авторства.
4. И, в заключение, основные мотивы и образы романа, текстово утверждаемые:
- Вина. Виноваты все, и никто виноватым быть не хочет. У главного героя метафоризуется в виде витаминного (фруктового) напитка (намертво связывая его с матерью).
- Цвет. Жизнеопределяющий для героев фактор, у каждого - свой. Кроме того, бесконечно важен в свете дара (синестезии), плотно связан с обманом. Главная роль, как не трудно догадаться, у синего.
- Музыка. О ней упоминала, а говорить могу долго и упорно, просто скажу, что к ней надо внимательно прислушиваться и в идеале - читать с ней вместе.
- Ложь, притворство. Из песчинок лжи отливается зеркало правды.
- Хищник и жертва. Здесь они в особом свете: хищник в образе хищного растения, не нападающего, не способного деятельно побороть, но представляющего собой хитроумную ловушку, из которой выбраться невозможно. Этот образ связан с матерью героя. С опасностью прочих героев и обстоятельств часто связана оса - маленький и нестрашный хищник, способный, однако, на месть обидчику. Жертва тоже сравнивается с осой, как раз выбравшейся из ловушки.
- Голубоглазый. Самый близкий и самый загадочный образ, образ-надежда, образ-воспоминание, образ-привиденье. Зеркало и дым.

ЧАСТЬ 1. СИНЯЯ

ВВ 2.56., понедельник, 28 января, п (он) – Голубоглазому четыре; крабы в ведёрке; синий – цвет убийства (не смерти, именно убийства). Куча удалённых комментов JennyTricks.

ВВ 7.39., понедельник, 28 января, огр (я) – Найджел убит только что (воспоминания?).

ВВ 18.04., понедельник, 28 января, огр (я) – со времени убийства прошло два дня. Сообщество и Альбертина.

ВВ 23.30., понедельник, 28 января, огр (я) – перед нами ВВ, он «фрик». Молбри (город с таким названием есть в «Джентльменах и игроках»). Мать. Упоминание об Эмили. Армия мышей. «Рассказ о вымышленном герое». «Речь обо мне» (или тебе хочется так думать?).

ВВ - - - - - п (я) – убийство; «не такой» убийца, мать (подумывает об её убийстве), «так люблю, что проглотила бы» = хищное растение\Малкольм. Юг = свобода, мечта. «Витаминный напиток» (фруктовый) = вина («Вердикт вынесен. Виновен…»). Болит голова (подарок от Бена?).

ВВ 22.40., вторник, 29 января, огр (я), настроение: саркастичное, музыка: Voltaire «When you’re evil» – девушка в красном. Хочет его убить? Если да, то она «на втором этапе». Элеонора Вайн (в разговоре с ней милые отсылки к близняшке и полное фиаско переводчика в работе с песней). Мать.

ВВ 01.44., среда, 30 января, огр (я) – их цвета. Биография матери. Клэр и Крисси (так упивается их уязвимостью, что его собственная на виду оказалась). Опросник Клэр (хорошая, но детски наивная ироничность; в копилку к последующему о правде). «Истина как луковица в шелухе лжи». «Каждый мальчик должен любить свою мать» (вина и какая-то смутная тревога?).

ВВ 18.20., среда, 30 января, п (он,) настроение: энергичное, музыка: «Mr. Blue Sky» – миссис Электрик-Блю (отчасти Альбертина, отчасти Бен). Она назвала его Голубоглазым (аллюзия с Найджелом – вряд ли, с Беном скорей).

ВВ 23.25., среда, 30 января огр (я), настроение: без раскаяния, музыка: "Carry on, Wayward Son" - "хороший кусок художественной прозы"; Jenny Tricks; подстрекает, любит посмотреть на реакцию. Уборщик и присматривает за доктором. "Розовая зебра". Девушка в красном пальтишке (цвет Эмили) - анонимность; Бетан. Тревожится, увидеть девушку в красном вне кафе (она с ним связана), "конец параду лжи". Альбертина недовольна, Крисси (дам чуть-чуть, а получу сполна), сказочка. От песни срывистость и желание определённости.

ВВ 14.35., четверг, 31 января, п (он), настроение: влюблённое - Голубоглазый влюбился; рассказ о наблюдении (он чувствует её опасность для себя), цвет глаз как орхидея, голубой; смотрит с любовью - синие оттенки (но синий - цвет убийства), описание драки с Найджелом (мистер Тёмно-Синий); кар-ма; прикасается к отражению в зеркале и чувствует реальную боль (привет, Брен!), очень уж жалок Голубоглазый (опять привет). Эхо смерти, он ведь уже делал это раньше. В коммах Jenny, очень волнует, знаком ли он с ней.

ВВ 01.37., пятница, 1 февраля, огр (я), настроение: меланхоличное, музыка: Voltaire "Born Bad" - рассказ о "виновности" в смерти брата-близнеца Малкольма ("проглотил") - одна душа, борьба за существование, собачка, гордость матери за его силу (семейное). Родился убийцей, родился плохим (близняшкина песня в нерв, и явно "основано на личном опыте", это не об ожидании смертной казни). Опять привет, Брен - стал бы Малкольм Голубоглазым, если бы выжил он? Или у него был бы собственный цвет (зелёный)? У Брена его почти нет, он становится Голубоглазым. При этом невозможность носить вещи "цвета Найджела" (невозможность забрать его жизнь (чуточку похоже на Зози), чёрный остался цветом Найджела). Найджел; первое описание БиБи со стороны - добровольно предпочёл посредственность, Найджел же непокорен (ты его за то не жаловал, Голубоглазый?). В восточных языках нет разграничения между синим и зелёным (Бен и Брен = Голубоглазый). Доктор Пикок; унижение; Альбертина понимает, но не говорит. БиБи читает дневник Альбертины.

ЧАСТЬ 2. ЧЁРНАЯ

А 20.54., суббота, 2 февраля, огр (я) - похороны; молчаливая ярость Найджела; полоска льда (упоминалась в рассуждениях о несчастных случаях - общее в мыслях или обсуждали даже когда-то?), "ледяное спокойствие в застывшем сердце" (к полоске льда). Его мать и Элеонора, много людей ушло (похоронено). Найджел - "сердитый поэт", который "смотрит на звёзды, лёжа в сточной канаве", а она "всегда была кем-то другим". Смутные воспоминания, от которых она убегает. "вернула себе прежнее имя" (привет, Бетан!). Принимают за Эмили. К ней приходит Брен (для нас пока Бен, а её он называет Альбертиной), письмо и разговор с намёками на убийство, промельки о смерти Эмили.

ВВ 21.03., суббота, 2 февраля, огр (я), настроение: язвительное, музыка: Voltaire "Almost Human" - думы о её чувствах, день гибели Найджела (избиение, ложь). Похороны, мать (преступление Найджела в её глазах - предательство - обмен, смотрит на БиБи, "хищное растение и манок" - они с матерью). Излагает "идеальную систему" (прямо Фёдор Михайлович вспомнился) - отсидеть перед преступлением, тем самым заслужив на него право, это "морально, дёшево и практично". Сам он "сидел" более сорока лет (жизнь с матерью), "Вселенная задолжала одно убийство" (её, соответственно) (песня).

ВВ 22.03., суббота, 2 февраля, п (он), настроение: убийственное - детство; ненависть; желание защиты от мамы (привет, Брен!), упоминание о себе - "добродушном" (зачем братик, "отошли его обратно"); особенный Бен ("голубоглазый мальчик" = средоточие надежд матери). Мамины хозяйки - Электрик-Блю, Фрэнч-Блю и Бэби-Блю (мать Эмили, а её муж - отец Бетан). Запах-звук. Катрин (куклы, ребёнок ей тоже на поиграть). Бен им нравится, а другие братья - нет, Бен-то особенный (это главная его проблема, ведь Брен тоже). Миссис Уайт (белый тут совсем не случайный, "белый шум", "белый снег" - это к Бетан, а Эмили, в отличие от материных красок, не к цвету тяготеет (к нему она "бела", равнодушна), а к музыке), её мечты о материнстве и краски. Запах цвета и звучание называний красок, слов. Брен-подражатель. Доктор Пикок (школа Сен-Освальдс, встречалась в "Джентльменах и игроках"), толчок к окрашиванию в оттенки синего.

ВВ 01.15., воскресенье, 3 февраля, п (он) - знакомство с доктором. Бена (Бена ли?) исключили почти из школы за то, что воткнул в руку однокласснику циркуль за обзывательство. Католик-Блю (мать Бетан). Воспоминания вместо совести. Гавайи. Голубоглазый - часть коллекции доктора (они оба, или только о себе говорит?)

ВВ 03.06., воскресенье, 3 февраля, п (он), настроение: поэтическое, музыка: "A Rose For Emely" - розы (Albertine). Синестезия. Воплощение надежд матери ("голубоглазый мальчик"). Брен 3-4 недели был с доктором. Характеристика Брена - тупица, лентяй. Мальчик Х - нужность (на деле - унификация и обезличивание). Беременность миссис Уайт, выброшенные куклы (новая игрушка появилась). Эмили, имя напоминает розы. Жертва и хищник.

А 00.54., воскресенье, 3 февраля, огр (я) - нет слёз по Найджелу, похороны Эмили (показуха), "бесцветная" (белый). Чувство вины перед Найджелом. Во сне Голубоглазый. Не Эмили и не стать самой собой (нет папочки и Найджела). Альбертина выбрана из-за Голубоглазого, но в центре истории. Нет роз.

ВВ 03.06., воскресенье, 3 февраля, п (он) - дата и время как у предыдущего поста (один за другим опубликовал?). В семь лет лишается повышенного внимания. Эмили, родилась слепой. Бен ревнует (а Брен очень не любит брата), первым заметил Голубоглазый (вот кто из них Голубоглазый? Уж не тут ли привиденька появляется?). Встреча на рынке (очень Брен не любил братишку), змея ("с-с-способности", а кроме того близняшкины "Змеи", электропровод и "глотание" - что-то удавье и в хищном растении ядовитое). Запах подгнивших фруктов = фруктовый напиток = вина. Успокаиваться, представляя смерть других, но представляются мать и братья - боль. Вина (мама).

ВВ 19.15., понедельник, 4 февраля, п (он) - постубийство, Стоунвош-Блю (возможно, тут Бен диктует). Голубоглазому около 29-ти. Ненавистный слоган - "ведь ты этого достойна". Цветы у обочины - мусор. Дизель-Блю (приёмные родители Бетан) - конфликт с Голубоглазым аосле смерти принцессы Уэльской, "она мёртвая заслуживает больше, чем ты живой". Подставил его, взяв машину. Оправдан, но общество грызёт, а потом сгорели в пожаре. В комментах Jenny.

ВВ 21.06., понедельник, 4 февраля, п (он) - миссис Электрик. "Я не совсем плохой" (тут близняшка не отпускал, не ему бы быть?), ему нравится таким быть. Знал, что убьёт её (кого? Мать или миссис Электрик? И кто убьёт - Бен или Брен?) Jenny, дважды. Голубоглазый.

ВВ 21.43., понедельник, 4 февраля, п (он) - Голубоглазый застаёт у себя дома мистера Уайта (тоже фамилия сыграла на бесцветность, на вину; у мистера Уайта тоже голубые глаза), видит, как тот платит его матери (хищное растение поймало ещё одного) и думает, что тот - его отец, мистер Голубые Глаза (отец Бена?). Jenny, вопрос о знакомстве, повторённый дважды и серьёзно.

ВВ 22.35., понедельник, 4 февраля, огр (я) - стирает комменты Jenny, но волнуется. "Выслеживание" - слово как растение с ядовитым цветком (= хищное растение, мать). Клэр - "критик", парни ждут секса и крови, Крисси уже любит ("рабски"), Альбертина молчит, он надеется что её "тревожат" истории, иначе зачем он "вообще выкладывает их в Сеть?" (для неё всё? Так напугался или чувствуешь что-то?) Альбертина = девушка в красном (цвет, связанный с Эмили, "не её цвет"), черноволосая. Вещи Найджела; если и вёл дневник, то хранил его в доме Эмили (почему? Там Бетан?). Найджел любил звёзды, "больше всех пострадал от ожиданий матери" (у него, кстати, у одного не голубые глаза, а её - тёмные); его ранее детство - отец, другие цвета (он знал, помнил другие цвета = другую жизнь), гнев. Любовь - составляющая, которой не хватает Голубоглазому (Бену или брену, а вообще, им обоим). Поиск следов Альбертины в квартире - их нет. Тест от Клэр - "злостный нарцисс", он смеётся, но готов и будет мстить (Голубой Ангел). Убийцы в семье (почти паранойя у Брена-то).

ВВ 01.22., вторник, 5 февраля, п (он) - об отце (Брена, не Бена) - он попал под машину, негативное восприятие, Найджел в него. Слежка за Уайтом (учитель в Сен-Освальдс). Эмили два года, ему девять. Желание уехать с "отцом" (Бетан, ты у него украла папу, есть, от чего понервничать), планировал "делиться" с Эмили. "Господь, как и мать, неумолим, ему тоже сперва нужно раскаяние". День рождения с доктором Пикоком. Смерть собаки доктора (Голубоглазый не любит собак: за страсть и непредсказуемость). Он чувствовал себя почти невинным.

ВВ 01.45., вторник, 5 февраля, п (он), настроение: хищное (Глории привет), музыка: "Smells Like Teen Spirit" - каждый с доктором чувствовал себя особенным; "дар" в обществе; Бен дразнил братьев. Брен - осторожен, плакса - когда видел, как братьев наказывают, плакал (но не от сочувствия вовсе, от своего уже дара - чувствовал их боль физически вполне), любил сладкое, толстел. Мигрени голубоглазого (Бен), заикание (Брен), научился справляться сам. Синяя книга и жертвы - осы, потом Брен, физически страдающий от вида их мучений (знал ли Бен о даре брата?). Брен его понимал, у Бена темница из красок и запахов, и надо сбрасывать часть тяжести, вот на Брена и сбрасывал. Осы - мыши - братья. Сила слова - обманывает мать насчёт работы, хоть и подозревает она его. Jenny.

А 01.55., вторник, 5 февраля, огр (я), настроение: бдтельное - Голубоглазый ей пишет, зовёт "поиграть". Её опросник ("Розовая зебра" - привет, Бетан; перемнчивость - худшая черта. Считает себя плохой - привет, Голубоглазый, кем бы ты ни был!), смерть с изрядной долей облегчения; "как Эмили Уайт"). Письмо.

А 15.44., вторник, 5 февраля, огр (я), настроение: тревожное (добился, Голубоглазый) - письмо. Способность Глории пробуждать всё самое худшее в Найджеле (как и другой её сын, вот кто, интересно знать?). Умер доктор Пикок, выпал из кресла, оставил всё Бетан (памяти Эмили?), Найджел зол на брата (как я понимаю, на Брена, Бен уже мёртв, то есть ненависть к Брену проявилась?).

А 03.15., среда, 6 февраля огр (я) настроение: бессонное - доктор безжалостен, второй раз разорвал жизнь пополам. Скрывания - в дестве в саду, теперь в "Зебре", описывает Бетан как постороннего человека (маску? костюм?), а потом - "Бетан - вот мой камуфляж" (Леденецовые туфельки вспоминаются). Разговаривают с ней о Брене. Пришёл, говорят (он помогал тебе, Бетан, чтобы ты выбралась), она практически обвиняет его в убийстве из-за денег, её воспоминания об Особняке (скорее воспоминания Бетан), Эмили там бывала (Эмили свободой привлекает). Бедные Найджел и Бен. Затмевание памяти, о котором Голубоглазый должен знать (это скорее Брен), он обещает, что всё вернётся. В его блоге фантазии, но они правдивее того, на чём она построила жизнь.

ЧАСТЬ 3. БЕЛАЯ

А 21.39., четверг, 7 февраля, огр (она), настроение: напряжённое - описание первых впечатлений Эмили Уайт (3 года) - комок глины. От своего лица. ВВ комментит (вскрылся, что может читать её скрытые ото всех посты), ему очень важно, чтобы было продолжение (почему это тебе так важно? Следишь за реакцией?)

А 22.45., четверг, 7 февраля, п (она), настроение: решительное - "воспоминания" Эмили, её биография, "усталый старый рыцарь, привыкший служить безумной королеве" - отец и мать. Слепа, мать разочарована. Музыка - отец. Отец имеет ребёнка на стороне - Бетан, вспоминает и о себе. Мать Эмили - ущербный/идеальный ребёнок, сравнение с Беном и обучение. Не нравится белый, "белый шум", снег, холод, но она притворяется (нарциссы) ради мамы. Начинает рисовать, хотя это её не влечёт. ВВ комментит - "это прекрасно" (что на удочку попалась, или это я слишком злая?).

ВВ 04.16., пятница, 8 февраля, п (он), настроение: творческое - Синяя книга - слежка за Уайтом. День "синей глины", на малышке красное пальто (Бетан теперь носит красное, но это не её цвет). Глиняная голова. После встречи начал писать.

ВВ 22.40., пятница, 8 февраля, огр (я) - Элеонора упоминает о встречах с Бетан. Другая рыбка...

ВВ 23.49., суббота, 9 февраля, п (он) - Химик-Блю, её убийство, научное любопытство к агонии. Умерла не по его вине (вина = фруктовый напиток). После облегчение, и новая жертва уже есть. Jenny, ВВ настойчиво вопрошает о знакомстве.

ВВ 14.38., воскресенье, 10 февраля, огр (я) - его писанина нравится, Крисси худеет, Клэр попала с Ангелом (их пострекают мамзели с никами не без blue - ну, ещё раз привет, Брен), Альбертина общается с Токсиком и ВВ (она - ребёнок, которого нужно успокоить и утешить). Разговор: истории пишет потому, что нет выбора (близко к правде); у неё нет авы, не пользуется смайлами - скрыта и непонятна; говорят об Элеоноре, о виноватости (Брен тревожится), попытки "поймать" (иногда легче признаться в том, чего не делал, чем повернуться лицом к истине). Она виновна в том, что солгала ему.

ВВ 04.38., понедельник, 11 февраля, п (он) - про ложь (для девочки, Брен?), про дневник Голубоглазого, где описывалась желанная нормальная жизнь. Провал на экзамене. Ахиллесова пята матери - "я люблю тебя". Брен прочёл братика в этот момент, и Бен это заметил и понял, теперь он знал, что Брен притворяется "отсталым", и чувствует угрозу. Говорит с Альбертиной о том, куда приведёт всё. Понимание.

А 20.14., понедельник, 11 февраля п (она), настроение: лживое - об Эмили, капелла и музыка, слёзы и отец. Бетан - маленькая соседская девочка. Почти увели, но она находит "волшебные слова" (привет, Бен) - "услышать слова". ВВ называет смелой, говорит, что ему придётся ответить тем же.

ВВ 23.03., понедельник, 11 февраля, п (он), настроение: насмешливое, музыка: Any Colour You Like - что произошло в капелле (глазами Бена, из хора). Для него это "действо". Эмили не невинна, он видит её, и у неё тоже голубые глаза; ему плохо, он падает, но никто этого не замечает, потому что в это время кричит про "услышать цвета" Эмили. В коммах поздравляют друг друга с возвращением (в их общие воспоминания, полагаю).

А 23.49., понедельник, 11 февраля, п (она) - Эмили, её жизнь, командование всеми, музыка и доктор Пикок. Отец недоволен. Ей 5,5, она понимает, что от неё хотят, и даёт им это. В её жизни была музыка, и об этом больнее всего вспоминать (Бетан?). Эмили помнит мальчика старше, сильно заикающегося (Бен или Брен?). Цвета рассортированы в памяти как пуговицы в коробке. ВВ хочет ещё почитать, если она сможет написать.

А 01.45., вторник, 12 февраля, п (она), настроение: виноватое - Эмили просит ей помочь. Ей 6. Её мать считает, что Бен притворяется. Бен, о окотром доктор Пикок теперь отзывается пренебрежительно. Доктор - Пигмалион (Шоу). ВВ - "это удар ниже пояса". А - "остановлюсь, когда тебе будет достаточно". ВВ - "сможешь ли остановиться?" А - "вопрос в том, сможешь ли ты".

ВВ 01.56., вторник. 12 февраля п (он) - Бенджамин (имя), для него это конец, тень Эмили, а она - часть коллекции доктора Пикока (моль). Во время визитов к нему видит Брена (так что не выдуманная выдумка получается), он всегда не у места, наблюдал за Эмили с крыльца. Голубоглазому хуже (усугубилось всё - заикание, мигрени, восприятие, читал - "рядом". Фотоаппарат). Выгнали от доктора. Миссис Уайт обвиняет - вкус напитка во рту (= виноватость). Гнев, а доктор смотрит сверху (= отстранён). В этот момент родился Голубоглзый. Краска на двери и очередное убийство в Синей книге. А - просит прекратить убийства. ВВ - считает, что одно она ему должна.

ВВ 02.05., вторник, 12 февраля, п (он) - в Синей книге то, на что не решался - месть. Слежка за Эмили (дружит с бетан. чтобы к ней подобраться поближе). Мать разочарована всеми, особенно Беном. Школа (он старается, но получает одно презрение). Найджел вырос, купил телескоп и рвался на свободу, Брен учился и работал в закусочной. Особые отношения Бена и Брена. Вина, "обязан" "зелёному" брату. В Синей книге убийства описаны не так, как это делает Брен - тут они с пытками и муками. Мыши - виноват не он, а они, идущие сами в ловушку (прямо Ромашов). Появляется Jenny.

А 03.12., вторник, 12 февраля, п (она) - Эмили 8, "мелодия победоносной лжи", дурналист Стюартс, "белый шум", ищет папу, уходит на улицу, к белому запаху. Там её находит ВВ (Брен, не Бен), большой, в голосе "настороженность, отчётливое любопытство и ещё что-то, близкое к враждебности", ощущать его взгляд не слишком приятно, он заикается и молча открывает рот, спрашивает о даре, рассказывает о своём без заикания, ему горько, что она его не знает. Эмили спрашивает, он - мальчик Икс? Он молчит долго, может, и не кивал, потом сказал "да" (Брен, привет!). От его взгляда она сердится и виноватится. Ненависть к фруктам. Она чувствует, что он не притворяется. Спрашивает о даре уже она его. Ему сложно объяснить, это неприятно, ей-то повезло, у неё дар "настоящий", а у него боли, его подозревают в притворстве (в голосе гнев погас от усталости), ему уж и самому кажется, что он притворяется. Для чего его дар? Он проникает в телепередачи и фильмы (тут уже Брен совсем о себе). её запах - розы "Альбертина" (Бен). Jenny, ВВ - коммы удалены.

ВВ 04.29., вторник, 12 февраля, орг (я), настроение: хорошее, музыка: The Lady Lies - он понял, что она врёт, и даже тогда она была прекрасна (кожа - ванильное мороженое). Порез от дара как от её красоты. Связаны - обманщики оба. Сны и мечты о ней (здесь остро чувствуется Брен). Взросление, сны в Синей книге. Мать, школа, пугает не провал на экзаменах, а её разочарование. Она узнаёт, любимое блюдо сменяется избиение (ужас не удары вызывают, а ярость, вонь фруктового напитка = вина). Приговор - я с тебя глаз не спущу, её глаза синие, ставят метку. Он лгун и неудачник (хотя старался ей же соответствовать). Нужно усмирить гнев - сказал, что Эмили притворяется (Брен подумал про "люблю" солгать по образу и подобию брата, но не смог). Они стали "попутчиками на пути к убийству".

А 08.37., среда, 13 февраля п (она), настроение: унылое - Бетан говорит о себе как об Эмили, феномен исчез и они с папой исчезли. Сначала - каникулы, отельки, доверие к папе. Остались в городишке на границе с Шотландией. "Здесь нас никто никогда не узнает". По матери не скучала (Бетан о своей, думаю, а не об Уайт). Депрессия "папы" (Берлиоз вот почему так на Бетан действует). Узнали и развели, доктор Пикок оплачивал счета. Найджел был тоже клеткой, а теперь свободна. Сколько людей должно умереть, прежде чем я освобожусь от Эмили? ВВ комментит - задаёт себе тот же вопрос.

ЧАСТЬ 4. ДЫМ (СЕРЫЙ).

ВВ 15.06., среда, 13 февраля, огр (я), настроение: спокойное, музыка: Blue-eyed Matador - ищет А в "Розовой зебре" (она там, когда не хочет быть самой собой; за стойкой прячется, полагаю?). Он твёрдо решил сдать её газетчикам (конечно, ей этого он не говорит), но зачем? Он всё же чувствует от неё опасность? Параноишь, Брен? У неё синие глаза, рядом с ней у него глаза серые - "переменчивость" (её плохое качество). Её лицо не выражает того, что она чувствует на самом деле (как на отсутствие ника и смайлов походи). Уехать от маетри - он выходит из себя, Найджел тоже не уехал, но смотрел на звёзды из сточной канавы, в отличие от неё. Продолжает науськивать её на Найджела. "Он был хорошим!" - "ты его не любила , ты любила изображать кого-то другого". Он убийца, она пытается оправдать. Конец игры. Правда причиняет боль. Маленькая ложь превратилась в убийство - о Найджеле и Бене. Лавина.

ВВ 23.25., среда, 13 февраля, огр (я), настроение: грустное, музыка: The Great Pretender - смерть Пикока (3 недели назад). Вряд ли он узнавал (это хорошо, да, Брен?); наследство; желание чтобы он знал, кто его убил. Элеонора - Химик-Блю (это её так красочно убивали). Мать в ярости от того, что он виделся с доктором без её ведома, это она его избивает, и хуже, чем Найджел (и тут же вонь витаминного напитка = вина, "я не виноват"). Собачки дороже, чем он - безопасность от ненавистного. У неё провалы в памяти (она тоже не любит себя винить). Из-за этого бросил работу. Колдовство с помощью клавиатуры (Элеонора); воображал многих, желал же смерти одной матери (вымещение, перенос). Надежда.

ВВ 02.55., четверг, 14 февраля, огр (я) - ритуал (игра) с матерью, её характер и собачки. Армия мышей утомляет, и он пытается избавиться от Клэр. Ему и надо-то было "построить виртуальную ловушку и засунуть наживку", вырастить насекомоядное растение (= мать) для личных целей (кого ловим, Альбертину?). Крисси отвлёк диетой, Кэпа - разборкой. Тетрадь Найджела - он поэт и влюблён, он убьёт Бена, если тот узнает. А молчит.

ВВ 21.30., четверг, 14 февраля, огр (я), настроение: разочарованное - А молчит, вот и настроение. Найджел, любивший мисс Электри-Блю. Художественный вымысел - башня из стекла, отлитые песчинки правды. Тетрадь полезна - ловушка для Бена.

ВВ 22.15., четверг, 14 февраля, настроение: злобное, музыка: I Spy - Найджел в 25 вышел и вернулся к матери, обвинял Брена и тем злил. Недолгая свобода и к матери - совершенно мёртвым человеком (Брен злорадствет, а может и Бен). Хищное растение (= мать). Появилась А - Найджел должен был исчезнуть, но не исчез, и тем себя обрёк (ты её любишь что ли, Брен?). "Я знал, что она опасна" (ты её ещё винишь?). Проглотил ("зелёный" Малкольм, братья, напиток = вина). Аромат победы - роза (А/Б, но главная - Эмили).

ВВ 23.25., четверг, 14 февраля, п (он), настроение: странное, музыка: Paint It Black - убийство Найджела. Он - Миднайт-Блю (ты его не так уж и не любил, кажется). Она его любила, а он-то убивец (ай-яй, нехорошо так ревновать), неотмываемый, извинений лживы, он заслуживает смерти. Убийство - оса (= мать; Бен; мучения от дара; опасность в ловушке). Они все не любят ос. Хочет, чтобы брат знал что это он его убил. Jenny пишет много. ВВ думает, что это А (а вот почему? Слишком зная его пишет?).

А 22. 46., пятница, 15 февраля , орг (я), настроение: бдительное - признания слишком близки положению дел, чтобы быть ложью, но слишком отвратительны, чтобы быть правдой (мдя?). Она не хочет писать. ведь он хочет именно диалога (угадала, девочка). Разговор у "Зебры". "Мне безразлично, что ты там пишешь". В том всё и дело? Все умирают. Жертва и хищник рядом (но кто есть кто, м?), чувствует его взгляд, под ним становится кем-то другим. Она думает, что он её боится (оса в банке, опасная, выберется из ловушки и отомстит). И Найджел, и Бен, и Брен боятся ос. Она видит, что он ненавидит себя, боится её, чего-то хочет. Он тоже притворяется. Вылупление из куколки - Голубоглазый жалкая крыса и должен бежать, если так виноват, как утверждает.

ВВ 23.18., суббота, 16 февраля, орг (я), настроение: циничное - смерть матери, экран-исповедальня; хочет, чтобы А простила, но согласен жить с чувством вины. Воспоминания о матери, когда Бен был убит, а Найджел сел - мать странно себя ведёт (налицо проблемы с головой). Толкания в медицину, разговор, после которого "наивный дурачок" был отравлен и выхаживаем (она говорит сама с собой, испугавшись дозировки и реакции). Беспощадное веселье, он виноватится в том, что её обвинял. Он поступил, но солгал и тут, а есть стал то, что сам готовил, но витаминный напиток пить приходится (от вины никуда не деться), отравления и игры с собой продолжаются.

ВВ 23.49., суббота, 16 февраля, огр (я), настроение: как у пойманного в ловушку, музыка: Rat Trap (хищное растение) - полиция (наконец выяснили как я избавился от братца, чувство вины), но они пришли насчёт доктора, ВВ лжёт опять - и вот доктор извращенец, мать полицейским Брена скормила (наживка и хищное растение), напиток-вина-власть вперемешку с ней, прилив сил, месть в том числе и Эмили. Мог и иначе поступить. Одобрение при ненависти.

ВВ 03.58., воскресенье, 17 февраля, огр - обвинения, ВВ излагает очень складно, дело завертелось. "Доброта - тоже оружие" ("благочестивые" из "Шоколада"). Виноватость Эмили. Она услышала цвета - картина для ВВ пахнет витаминным напитком (= виной). Надвигается буря.

ВВ 20.55., понедельник, 18 февраля, огр (я), настроение: опустошённое, музыка: I Can Clearly Now - Клэр не одобряет, удалил её (контроль за ситуацией). "Онлайн я нравлюсь себе гораздо больше" (бедный ты крысёнок, Брен). Ищет А в "Зебре", забыв об осторожности. Бетан оговаривает его перед посетителями, "змей ползучий" - ай-яй, девочка, малый крыс. Бетан наконец Альбертина (стать кем-то другим, этим они похожи на Зози, кстати). Её глаза цвета убийства, а Брен пытается очернить Найджела, якобы Пикока убил он. А вот и Брен раскрывается, а Бену только 16 было. На месте Бена мог оказаться я - ты и так уж, крыс.

ЧАСТЬ 5. ЗЕРКАЛА

ВВ23.40., вторник, 19 февраля, огр (я), настроение: усталое, музыка: True Colours - крыс раскрывается (сами выбираем себе личины). Всё началось с рождения Бена, Брен не особенный. Ореол удалось вернуть в глазах матери. Бетан (А) всегда замечала особенность и знала о сердце убийцы. Отрицает вину. Именно он следил за Эмили, Бену это всё было не нужно. Полюбил её за то, что она сделала с Беном то же, что и Бен с ним - украла жизнь, любовь, фортуну. Бен причём шанс свой профукал, не довольствуясь тем, что имел, предпочитая "жалеть себя" (да уж, не любишь ты братца). Признание в убийстве.

ВВ 23.47., понедельник, 18 февраля, п (он), настроение: уязвимое, музыка: Hurt - отстранёно о Брене, "слишком чувствителен", зеркальный синестет - что видит. то и ощущает. Бен об этом знает и нарочно заставляет смотреть на убийство животных (осы появляются опять), ненависть к братьям (Найджел - типичная чёрная овца, Бен - мальчик-незабудка)., к тому же он обречён чувствовать то же, что и они, желает он того или нет (сопереживания нет, чистая физика). Чтение - там иное восприятие, не как при увиденном. Плёнки тоже его. Притворство ради безопасности и желание показать истинное лицо. Малкольма тоже проглотил он, а потом Бен - его. Интерес к словам. Вместо закусочной кружок литмастерства. Камуфляж (моль, хищное растение). Целый план по уничтожению Бена руками Найджела (тетрадь и фото). После смерти Бена Брен принимает его жизнь - чувствует и видит цвета и запахи. Вина. Невозможность насилия - отсюда истории - мечты. О матери они связаны со вкусом вины - напитка. Пустота внутри, нужно открыться, терять нечего. Jenny (3 раза). ВВ: "А., это ты?" Империя грязи.

ВВ 00.15., вторник, 19 февраля, огр, настроение: мятежное - о даре и брате, который зажимал всячески. Три недели Брен держался, но потом сдался. Из школы хотел уходить он, но без провала Бена на это бы не обратили внимания. Еда и Эмили - спасение. Инет даёт и порно-отдых. Возможность стать кем-то иным.

ВВ 01.04., вторник, 19 февраля, огр (он), музыка: Mirrors - мать повреждается умом и "сращивает" Бена и Брена. Отравление (живот полон змей - привет, близняшка). После болезни встал другим. Может, его проглотил Бен. Привиденька, тень брата. Голод был удовлетворён, голод, начавшийся с Малкольма и закончившийся Беном.

ВВ 21.56., вторник, 19 февраля, огр (я), настроение: тоскливое - развлечения на семинарах, желания, "которых мы достойны". Бетан - тату звёзд (Найджел) прикрывают шрамы, они и привлекали Найджела, её борьба с католической верой (строгость и природная невоздержанность), очередное убийство.

ВВ 22.31., вторник, 19 февраля, п (он) - убийство Беби-Блю (Кэтрин Уайт). Вина - фруктовый напиток, желание быть заметным. "Я ни в чём не виноват". Stellata - азбука Морзе, отстукивающая вину. Эйфории нет, вместо неё утрата: "вместе с водой выплеснул и ребёнка". Армия мышек.

ВВ 23.59., вторник, 19 февраля, огр (я), настроение: одинокое - нет угрызений совести, но сожаление о докторе. Обращение к А. (розы у ограды). Её мать - Католик-Блю (такие имена давал Бен). Они оба наблюдали за Эмили, у которой было всё. Она понимала и не требовала ничего, она - ширма. Но любимая, с массой достоинств. Любовь и желание сделать всё, и теперь она должна вытянуть карту, освободить его, сделать то, на что он не способен.

А 23.32., вторник, 19 февраля, огр (я), настроение: напряжённое - Бетан не понимает, что он хочет, стремится его оправдать, проживает жизнь Эмили, но ей это нравится. Исповедь онлайн - удобно. Талант - притворяться, подражать другим. Голубоглазый опасен, он убивает, а с историями отстраняется и переживает заново (зеркальность в убийствах - смерть по чьей-то вине, но не по его). Уловки ярмарочного фокусника надёжно защищают от полиции. Бетан идёт в Особняк (надпись чёрным на двери "извращенец" (и кто постарался, правда, Найджел или Брен?). Он фотографирует. "Я всегда его слышу". Камень брошен не без приятности. "Ну вот ты всё и сделала" (она хотела его убить. он прав был, когда параноил?). Вина, печаль, любовь, тошнота, крик раненного, розы царапают руки, он смотрит с болью и неверием, "я не нарочно", он бежит (жертва), у неё на ладони линия судьбы - убийство (намерение?). Игра продолжается, он попытается её убить, если представится возможность.

ВВ00.07., среда, 20 февраля, огр (я), настроение: обиженное, музыка: Pink Floyd Run Like Hell - плохого не хотел, запястье ушибла, убежал (жертвушка), да ещё и именно домой, к маме. А она нормальная, и душа болит, потому что он виноват, он её острее чувствует в эти моменты. О целях А и принятии его (то ли просьба, то ли угроза).

А 23.32., среда, 20 февраля, огр (я), настроение: нетерпеливое - А то ли жертва, то ли хищница, готовится к бегству. Она осознаёт, кем была для него, но ей было всё равно - "вот как много он для меня значит". Кто хозяин жизненных историй? Начало - капелла (мать к Бену бросилась таки). Мать Бетан так бы не сделала, а Уинстеры - "неисправимые". Связь между ней и Бреном - зверьки беспомощные. Он упал, а она подошла. Глория с осиной талией. "Он хочет, чтобы его мать умерла" (не убить её). Она хочет спасти, чтобы он искупил (тоже виноватит, получается?).

А 02.04., четверг, 21 февраля, огр (я), настроение: тревожное - она для матери - дар Христу. В комнате ангел, который раздражает (личиком мёртвого ребёнка), а Иисус выглядит сердито и пугающе. Боялась спать - заберут ангелы (как чудища под кроватью их боялась). Брен помогал справиться, источником страхов видел её мать. "Евангелие от Брендана". Обожание и желание сделать невинным (как намешано-то в тебе, девочка). Глорию возненавидела за него. На самом деле "лепил" он.

А 13.57., четверг, 21 февраля, огр (я), настроение: меланхоличное - знакомство (5 месяцев со времени первой встречи), увидела как он фотографирует Эмили, покорил её возможностью всё увидеть о ней. Маленькая ложь (как у Эмили), она всё видит и понимает, но до Эмили ему не достать, а она вот тут, и он с ней. Верила, вошла в Зазеркалье. Крушение Эмили. Патрик, посиделки. Чья история - её или Эмили?

ВВ 23.14., четверг, 21 февраля, огр (я), настроение: бдительное - ссора Уайтов, Кэтрин пыталась с собой покончить, он смотрит в окно и чувствует прикосновение Эмили. Вспоминает мать и витаминный напиток (вина). Фезер - оса. "Ты во всём виноват" - принимает на свой счёт. Он чувствует. Эмили просто хотела нравиться маме (прямо как Брен, мдя). "Лучше б она умерла". А он всё чувствует. "Ма - близнецы", "заслуживаешь смерти". Свобода от матери. Готов умереть, но Бетан тащит в дом. Увидел Эмили и пустота.

А 00.23., пятница, 22 февраля, огр (я), настроение: опустошённое - не оплакивала Эмили, Кэтрин её утопила и сама покончила с собой (тесный клубок в ванной). "Дыши!" Брен словно защищается - "колдовство вуду - мёртвая Эмили убивает его". Спасти. Не виноват (волшебные слова для него). Смешать отражения. "Лучше бы ты умерла вместо неё!"

А 00.40., пятница, 22 февраля, огр (я), настроение: напряжённое - как мёртвая - Эмили всё же победила. Музыка.Фантастическая симфония Берлиоза - машина мистера Уайта. Ветер очент похож на ветер перемен (Хуракан из "Туфелек"). Отражение лиц и снег. Его вина. С чистого листа, спасти обоих. "Поехали, пап".

ВВ 01.09., пятница, 22 февраля, огр (я), настроение: покаянное, музыка: Pink Floyd The Final Cut - тогда он так и думал (страдание, незаметная почти пропажа). Вскрылась правда - началась охота. Всевышний хранил молчание. Рак матери Бетан (правда или вину греешь, крыс?) Нашлись, но Бетан уже не вполне Бетан. Оказалась в семье, научиась изображать те чувства, которых от неё ждали (привет, Эмили). Опять зажили с "папочкой" Уайтом. ВВ не тронет - в историях сколько угодно, но в реальной жизни пресмыкается перед ненавистными и презираемыми (и Бетан считает себя одной из них? И вообще правда ли, пасует-то только перед мамой крыс?). Судьба - смерти. Я ни в чём не виноват (самый животрепещущий вопрос для тебя, крыс). А, ты должна будешь убить мою мать. Карта, тяни любую (выбора на деле нет).

ЧАСТЬ 6. ЗЕЛЁНАЯ

ВВ 01.39., пятница, 22 февраля, п (он), настроение: отвратительное, музыка: I Will Survive - Глория Грин (а не выдумала ли она Малкольма? Чтоб себя не виноватить, м?) - не настоящее её имя. Имя - ярлык на чемодане (привет, Зози). Слова, дар к ним у всего семейства. Сын опасен, что-то в нём, чего она не понимает. Она убила мужа (а ты откуда это знаешь, Брен?). Шантаж, "чувство вины сделало Патрика уязвимым". Она рассказала Кэтрин, специально, видя её состояние (а вот умение планировать - это от мамы). Она знает, что Брен чувствует, тупостью пытаясь защитить, но "он находит страдания как свинья трюфели". Она исправляет за ним беспорядок. Крабов собирал он, не Бен, Бену-то всё равно. "Я не виноват, я не знал...". Хотела сильного. Мать из "проволоки и кабеля", жестокость, для самой удивительная. А - удалённый коммент; ВВ - "Знаю. Мне тоже чаще всего не хватает слов".

А 01.45., пятница, 22 февраля, огр (я), настроение: неуверенное - последняя стадия игры, версия правды. Она ждёт его покушения и собралась бежать (а тут уже ты жертвушка). Нет "настоящей" Бетан, только маски (опять привет, Зози, да и сходство с мамой налицо). Орхидея в "Зебре", переменчивость. От убийства не уйдёшь, он не мог убить, это делал другой от его лица.

ВВ 01.53., пятница, 22 февраля, п (он), настроение: страждущее - Хамелеон-Блю (заимствовал Бенову манеру называть) - Бетан, Альбертина, Эмили (публично сдаёт её). Она жаждет быть всем, дать то, что нужно, но некоторые желания не надо исполнять (а тут близняшка вспоминается с историей создания Ex Lover's Lover). У неё нет своего, только роли, и она жаждет впечатлить (ты умеешь вывести на больное, крыс). Вскрывает по одному всех мышей из армии (мосты жечь умеет). И себя "вскрывает". И она покорная мышка. Приёмные родители Бетан - Дизель-Блю с женой. Переводит все убийства на Бетан. Почему она делала это? Это не его вина (всё та же узда). Он толкает её к убийству, своему якобы, ждёт, что она заглянет в бездну. Голем. Jenny, капсом: "Думаешь, ты такой умный, да?" ВВ спрашивает, понравилось ли, говорит, что не удивлён. Jenny: "Мальчики, играющие с огнём, могут обжечься". ВВ: "Спасибо, буду иметь в виду".

А 02.37., пятница, 22 февраля, огр (я), настроение: гневное - Бетан не считает его особенным, у неё "заедает" память (кстати, очень похоже на "провалы" Глории), она считает, что он этим пользуется. Его стиль лучше. Она не убийца, это издевательство, она не Jenny. Гамельский крысолов (опять привет, Зози). Мальчик, столько раз кричавший "убийство", что ему никто не поверил. План (девочка искусна в том тоже, но тоже заимствованно - розовый-газ, войти или нет в ловушку - решает жертва, значит, винить в смерти некого). Его желания зеркально отражают её собственные. А что будет, когда зеркало разобьётся? Ей тоже надо, чтобы её помнили и знали перед смертью (начиталась или так похожи?).

ВВ 04.16., пятница, 22 февраля, огр (я) - часто ночью в сети, потому что спит со страшными снами. А сменила пароль, но он узнал (значит. она честна, потому что думает, что никто больше не видит, хочет спрятаться от него, больше не от кого там). Он собирается уехать, мать готовит вкусный завтрак, а он опять попадается, хоть и тревожит её счастье. Напиток, вкус терпимый, "новый рецепт" - отрава и нет вины.

ВВ 04.33., пятница, 22 февраля, огр (я), настроение: взволнованное - собрался, выкрал данные кредитки А (но она сняла со счёта деньги? Или не собиралась убегать?). Отправляет А сообщение. Живот болит, дышать больно - волнение? Вряд ли.

ВВ 04.45., пятница, 22 февраля, п (он), настроение: встревоженное, музыка: Don't Stop Me Now - заперт; думает, что она отправилась к А (для неё Бетан). Письмо Найджелу писала Глория (письмо предназначалось Бетан). Он не уйдёт от матери. Тишина, она беспокоит.

ВВ 04.47., пятница, 22 февраля, п (он), настроение: отрешённое от мира, музыка: My Chemical Romance Mama - мать видела блог (долг и отвращение), любит в нём беспомощность и виноватость, но он не повинен, по крайней мере, в убийстве. Дар от отца - выживать. Убивала она, защищая (так хочется, чтобы мама защитила?). Доказательство - статуэтка доктора (но о ней не было речи раньше). А Бетан он сам хотел сделать защитницей, в том и виноват. Ловушка, беспомощность ему тоже нужна. Надеется на аварию, потому что тогда его вины точно не будет - тишина. Тогда спокойно переходим к сцене четвёртой (играет?).

ВВ 04.56., пятница, 22 февраля, п (он), настроение: настороженное, музыка: Sugar Baby Love - он может выбраться, но плохо ему, видится смерть матери. Свобода. Он знал, что ать на сайте с мобильного, но она не А. Он дразнил, обжигал пальцы (игры с огнём, всё ж признавал её опасной для себя). Прости. А, и позаботься об орхидее (её использовал как оружие для убийства матери, фокус с братом решил повторить?).

ВВ 05.17., пятница, 22 февраля, огр (я), настроение: болезненное, музыка: Voltaire Snakes - свободен, но боль (пишет в настоящем - почему?). Мыши удалили его и его клоны. А. ушла. Один. Jenny (мать?). Комменты. Он уверен (или себя уверяет?), что это Бетан. На Гавайи.

ВВ 05.32., пятница, 22 февраля, п (он), настроение: испуганное, музыка: The Winner Takes It All - сайт - остров, с которого надо бежать, уже не интересны посты. Вернулась (кто?). Печатает, не отрываясь, чтобы не смотреть. Дверь снята с петель им же (= беззащитность). Он хочет верить. что это А. "Я принесла тебе лекарство" (от вины?) - спасение, защита. Запах розы (= А), окутанной дымом (= мать). "Мама? Мама!"

@темы: книги, размышлизмы, музыка, чердаки и подвалы

---

Калигула, или После нас хоть потоп

Мне нравится название этого романа, очень нравится.
Что до самого романа, я решила его перечитать из внезапности обращения к Калигуле. Даже и не перечитать, а посмотреть как раз на императора.
Забавно, у меня сложилось такое впечатление, что автор ужасно хочет убедить нас и себя, что Калигула был плохой-преплохой (именно с такой формулировкой, да). Но при этом горячем желании он явно погрузился в тему и от правды-то ему уйти жутко сложно. Это порождает разные казусы.

Например, среди героев романа имеется мнение, что Калигула довольно-таки невежествен, это не переставал повторять Тиберий, и другие подхватили. От лица тех других автор нам так Калигулу и рекомендует (надо отметить, что автор по большей части не решается говорить гадости прямо, и всё это преподносится глазами других героев). И вот "невежественному" императору сенаторы подносят на новогодние празднества свиток Овидия. Он по этому поводу фыркает своему ближайшему товарищу, мол, ну на что? Товарищ тоже мнение общее разделяет, потому упирает на то, что свитки сами по себе ценные, да ещё отделка... И тут бы автору и замолчать, эффект усилить радостью от отделки. Но нет, император замечает, что библиотека ему досталась от деда, и там есть все стихи, и вообще, не тупее некоторых. Потом автор сорвался, увлёкся и мило принялся описывать, как "марионетка на золотых ниточках", совершенно восторженно слушая себе восхваления, быстро разбирает, кто за кого на самом деле радеет и делает выводы легко и непринуждённо, для собеседников оставаясь той марионеткой ровно до того момента, пока они не почувствуют, какие железные лапы схватили их за горло. С умом Калигулы автор так для себя и не пришёл к единому знаменателю, неожиданно всё скомкав в конце и свернув всю мотивацию до "мне всё позволено". Печально.

Ещё пример - любовь к сестре Друзилле. Тут автор старается как можно жирнее подчеркнуть, что любви никакой не было. А были и две другие сестры и была она, любимая игрушка. Только вот "игрушка", которой он в лицо говорит, что захочет - прирежет, что-то его не боится совсем. Наверное, потому что он тут же объясняться рвётся. А потом автор вовсе допускает жуткую оплошность - описывая один из затяжных пиров, он походя, но колко, упоминает, что "вялая и зевающая Друзилла надоела Калигуле". И дальше - "и он отвёл её спать и вернулся". Отвёл. Не послал, не отправил, не выгнал, в конце концов, как подобает негодяйскому негодяю, а отвёл. Рухнул авторский замысел ужасающего инцеста. Видимо, поняв это, автор уже не препятствовал ни Друзилле нежно прижиматься к брату-любовнику, ни Калигуле с нежностью и внимательностью относится к беременной жене. Чего уж там.

С жестокостью тоже не удалось как-то. Это был последний козырь и он почти сыграл. Но автор не смог или не захотел в конце утаить от нас, что Калигула помнит, как замученный насмешками и откровенными издевательствами начальник охраны на плечах его таскал в детстве, замечает, как он постарел и поседел, вспоминает, что человек он хороший и попросту за насмешки перед ним извиняется. Потом, правда, по-детски проверяет, испортив вино духами, но и за это извиняется тоже. Словом, смазалась и кровожадность.

На этом фоне очень комично выглядят авторские хватания за внешность. Шишковатой голове икалось. А уж описывать дряблые мышцы, а потом представлять императора без малейшей иронии "молодостью", "победителем (скачек) в зелёной тоге" - это уж и вовсе моветон и неудобно.

Вообще неоднородностью страдает весь роман. Там много сюжетных линий - и актёров, и сенаторов, и того товарища детства, Луция, который взлетел за своим "Гелиосом" - и все линии каким-то вспышками, есть моменты, которые хоть цитируй, есть и такие, что схематичностью отдают.

Что меня порадовало.
Порадовал Сенека. Удивительно разочаровывающий образ получился. Честный-честный. Особенно его это "ах он негодяй!" с интонациями князюшки из "Трёх богатырей", если это кому-то что-то говорит.
Порадовал финал. Ждала, что всё предсказуемо закончится убийством, но всё закончилось "потопом", близостью его, точнее.
Порадовали те самые вспышки, моменты, но какие.

И, в конце концов, теперь я решусь на другой роман, чтобы сравнить образы, это ли не замечательно.

@темы: книги, размышлизмы, чердаки и подвалы

---

Тигры

Тигры

Навсегда расстаёмся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него - и потом сотри.

И. Бродский

Эта ночь опять её гонит в сны,
В сны её семнадцатой злой весны,
И как бы ни любила свою кровать,
Этой ночью Тигрица не может спать.

Она тихо скользит из квартиры прочь.
Тротуары прощально ласкает ночь.
Звёзды бледные еле мигают ей,
И она, инстинктивно от фонарей

Хоронясь и кутаясь в тёплый плащ,
Убегает от череды удач,
Что забросили в этот милый дом,
Убегает туда, где давно знаком

Был скрипучий пол и свет из окна.
Там знакома ей и она была...
У кафе стоит и боится шаг
Сделать - больно стало дышать -

В том кафе уже другая душа.
Может, так молода, как была она,
Огонёк живой бродит за окном.
И Тигрице, кажется, он знаком.

Замирает дыханье, как в тот полёт,
Плащ свободы такой никогда не даёт,
И Тигрица, вспомнив, что есть душа,
Внутрь с порога делает робкий шаг.

Огонёк - сигарета. А мутный дым
Неотвратною тучей завис над ним.
Её Тигр обернулся. Но он, другой,
Жёсткий, взрослый, чужой людям. Ей родной.

Рыка не было, не было и клыков,
Она загнанно дышала без слов,
Тигр устало смотрел, лапой чуть дрожа,
Тигр не верил и думал, как убежать.

И напротив усевшись, как в первый раз,
Когда Джонни выбрала, не боясь,
Подобрав свой плащ, но его не сняв,
Говорила Тигрица, дым разогнав.

Говорила, что скоро ей тридцать лет,
Что железный привкус пропал, и след
Не остался. Что скоро ей и рожать,
И тогда было нужно им убежать.

Ну а Джонни, он стал целиком её,
Чуть тревожный, очки теребит (новьё).
И не вспоминает в руках огонь,
Зачинателя игр забывает порой,

Вот Уилли помнит, но он пропал -
Вместе с Бобби в Шанхай год назад удрал...
Это надо было быть таким дураком -
Так кидаться на ту, с кем едва знаком.

Вдруг Тигрица впилась ему прямо в глаза:
"Улыбнись!" И не сразу разобрала:
"Для чего? Зачем?" - и в глазах вопрос,
Слишком мучимый, словно в горле кость.

"Улыбнись!" - "Отстань, придушу на раз". -
"Я сама задохнусь, утону сейчас.
Улыбнись!" - и страх прошил как гроза:
Улыбнуться не могут даже глаза.

В них сверкает отчаянье или боль,
Они светят мгновенной жгучей борьбой,
И кривая улыбка вправо ползёт,
Но случиться Тигрица ей не даёт.

Поцелуй похожий был на укус,
Снова губы обжёг позабытый вкус
Крови, молодости, зверства и любви,
Снова будто на крыше были они.

Он потом тоже что-то рассказал,
Что искал, бродил, находил, терял,
Потерял пять лет (глупый был - сидел),
Потерял улыбку, теперь не у дел.

Это всё сказал он за пять минут,
На прощанье. Почти у порога вдруг
Обернулся и с тою же болью глаз
Ей напомнил парочку русских фраз.

За окном видно было - поймал такси,
Солнце ранее целовало виски,
Тигр уехал. Тигрица надела плащ
И домой отправилась, торопясь.

Улыбнулся муж - как с порога нож,
От волнения на себя не похож.
"Плохо стало - решила вот подышать".
Но соврать теперь - хуже любого ножа.

Она тихо с ним просидела день,
Он смеялся на телика дребедень,
Она тихо ходила, потом обед,
Потом ужин. "Не станем зажигать свет".

После тихих сумерек отмерла,
К запылившемуся бюро подошла,
Отстучала ритм, посмотрела зло,
И тихонько пропела русское то:

"Навсегда расстаёмся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него - и потом сотри."(1)

Этой ночью Тигрица снова идёт,
Её больше никто и нигде не ждёт.
Тигр вернул ей душу, и не сбежать,
У Тигрицы теперь есть, зачем дышать.

Звёзды светят дико, почти родно,
И Тигрица знает только одно -
Хоть по ним, хоть по запаху, по следам,
По отметкам лунных меридиан,

По всем знакам, не знаемым людям, найдёт
То такси. И что? И убьёт, загрызёт,
Всех, кто против, кто не за нас - в упор,
Но тигриным глазам возвратит огонь.

1. Отрывок из стихотворения И. Бродского "Дружок".

@темы: кино, стихи, чердаки и подвалы, фанфы

---

Жаления

Набираю заметки к "Blueeyedboy" и до смерти жалею, что Макдауэллу не сыграть в нём, если экранизируют. Для него тут раздолье было бы аж в двух лицах, думаю.

@темы: кино, книги, размышлизмы, чердаки и подвалы

---

Если...

Если бы этот фильм был о революции. Если бы он был о подавлении индивидуальности. Если бы был о быте частной английской школы... он бы никогда не остался с нами надолго, думаю.
А о чём он? А вот о чём "If" Киплинговское? Тоже в двух словах не определишь, однако, название фильм получил от него в наследство, как шутил режиссёр. Не зря притча. А потому я не стану ограничивать фильм темой, всё равно слетаю от частных судев к общественным устройствам и даже миропониманиям общим. Я просто немножко поговорю про то, что выцепить хочется, без всякой системы, хорошо?

Да, атмосфера школы подобного типа получилась полной и живой. Не диво - снимали в той самой, которую заканчивал режиссёр (сценарий, правда, пришлось руководству высылать неполный, без финала), а сценаристы заканчивали подобные же школы. Потому всё очень неискусственно и недекоративно, очень своё. И при том школа эта - модель общества английского. Или не только английского? Некоторые зрители отмечают, что в фильме много сцен, к сюжету и героям отношения не имеющих, мол, вырезать бы это всё.
И правда, таких сцен много. К примеру, зачем нам следить за Джусом? Мальчик-новичок, с героями даже близко рядом не стоял, они его тоже знать не знают, на сюжет его фигура не влияет никоим образом. Сказать, что это какой-то неимоверный характер, тоже не скажешь. Так не лучше ли отдать его экранное время тому же Бобби, его показать поподробнее, раз уж он к нашим крестоносцам по любви прибился? Но что же делает Джус? Он школу эту выводит на новый виток смысла. Уже не английское то общество, а вообще мир, в который выходит новый человек, который считается взрослым, а таковым не является. Так же ему найдут наставников не многим его старше, так же найдётся начальство. Так же начальство это не будет внушать потения. Найдутся друзья и приятели, найдутся желающие помучить. Найдётся кому наговорить зомбирующей ереси, которую Джус слушает внимательно и удивлённо, впервые, в отличие от остальных, которые делятся на тех, кто заражён ею и тех, которые ушли от неё в свой мир.

И таких переходов от частного, личного, до социального и общемирового в фильме на каждом шагу. Вот хотя бы как делятся герои? Делятся они режиссёром на две неравные группы - "крестоносцы" и "хлысты". Первых пять человек, последние - все оставшиеся. И от ироничости этих названий так и веет революцией и заранее - её финалом. Но это только если будет революция. Но о если потом.

О "хлыстах" много не скажешь - прогнившая администрация, мёртвые традиции, унижение и насилие, всё замешать на покорности и страхе - вот и портрет.

Ядро "крестоносцев" составляют трое однокашников - Мик, Джонни и Уоллес. Не выпускники, но это уже шестой их год в школе. Школа им осточертела. И всё вроде просто - пытаются жить, сбежать от "хлыстов", любить. В определённый момент палку с ними перегнули, и вот она - революция. Или личный бунт? Мы между этим колебаться будем всегда.

А они провозглашают формулы этой революции:
"Смерь угнетателям"
"Сопротивление"
"Свобода"

Мне отчего-то кажется, что парни собой образуют некую тройственность, присущую каждому человеку - звероватость, социальность и человечность. Это не значит, что каждый из них - этакая метафора, нет, все живые люди, но вот эти качества в них кричат буквально. И в этих формулах все они - звероватый Мик, упрямый социальный Джонни и человечный Уоллес.

Мик - Тигр. Молодой, неумелый и неловкий в чём-то. Одиночка, из всего общества ему нужны два друга и Тигрица, о которой позже. Он даже комнатку отдыха, общую вообще-то, фактически захватил с ними в своё пользование, чтобы было, куда ото всех сбежать. Не глупый, во всяком случае учителям сложно сказать ему что-то, чего он не знает. Не бессердечный, хотя фырчит не на обиды слабым, а на лицемерную с интересом на будущее им помощь. Чувствует звериную порывистую потребность "вести" своих друзей, опекает даже в чём-то. Потому часто бывает одинокий. Он при том зверь, выращенный в клетке, его даже вид своей "настоящей" крови поражает и восхищает, правила он из последних сил с фырканьем наглым, но терпит до поры. Очень увлечён войной, что не диво - милитаристские настроения цветут пышным цветом, Вьетнам в зените, школа у них тоже с военным уклоном. Мик уверен, что мир падёт, а революцию и насилие её считает очищением. На стене висит портрет Че, а рядом "Крик" Мунка. Мик не боится сделать больно, даже с друзьями игры его иногда пугающие и очень часто звероватые. Но при этом он не наслаждается чужой болью, нет, он просто не имеет некоего стоп-сигнала внутри. Он становится движущей силой их революции, определяет её не как революцию, и он же становится символом её разрушительного начала, провозглашая: "Смерть угнетателям".

Джонни. Джонни социален. А потому наиболее из троих терпим к правилам, попадает под раздачу исключительно благодаря Мику, от которого не отходит ни на шаг с первого же дня. Именно он постоянно призывает Мика "не нарываться", и он же восхищается его звероватостью, подчиняется ей. Он не интересуется войной, ему важно заполнить своё время лёгким и приятным, уйти от гнёта, но так, чтобы, опять же, не нарваться. Но Джонни - именно та упрямая сила, которая провозгласит сопротивление этому же гнёту, когда палку перегнули. Провозгласит, правда, если есть, опять же, кому зажечь. Без звероватости Мика эта сила будет упрямиться тихо и в одиночку. Джонни никогда не угонит мотоцикл, не набросится на девушку, не найдёт, где схоронить настоящие пули, не собьёт замка с заманчиво закрытой двери. Но не потому, что ему не хочется, а потому, что нельзя. Джонни даже выглядит по сравнению с потрёпанным пальто и растянутым шарфом Миком чисто и ново, по-человечески. И при этом Мик может тащить его за собой, связав их руки петлёй, при этом Джонни аккуратно прикрывает чашку Мика, чтобы кофе не остыл, пока тигры заняты. Тигрица выберет его, его же так легко подчинить, и он хороший. Тем более, что всюду пойдёт за её Тигром, провозглашая: "Сопротивление".

Уоллес. Вот оно, человечное начало. На первый взгляд - всего лишь парень с хитрыми глазами и доброй улыбкой, очень неопытным и маленьким он выглядит рядом с друзьями своими. Всё его заботит свой рост. А на деле там сила, спокойная и стойкая, одна противостоящая звероватости Мика и, более того, отбивающая у неё не только Джонни, но и самого Мика. Он не заворожён звероватостью, он тянется к человечности в нём, потому сильней и себя никогда не теряет. Это неосознанно, конечно, но Уоллес Мику иногда даже противостоит. Иногда его просто утомляют тигриные игры (и тогда по вечной тонкой иронии режиссёра Тигр оказывается в смеховой истерике у ног человека), иногда он случайно помогает Мику проявлять человечность, "сдаваясь на милость" во время шутливой тренировки и позволяя себя безоружного не тронуть, и тут же, заполучив обратно шпагу, один вступает в схватку с Тигром, причём несколько секунд, когда они одни, это уже не похоже на игру. Человек только начинает теснить зверя, как тут же включается социальный Джонни, вдвоём даже загоняют Тигра в угол. Уоллес на первый взгляд для "хлыстов" безобиден, но он способен быть верным, что уже само по себе преступление. Он же хочет жить, открыто жить, и потому, чуть поколебавшись перед неизбежным насилием, всё же присоединяется к Тигру, провозглашая своё: "Свобода".

- Но постойте, какие же революционеры без любви? - иронично восклицает режиссёр.

Любовь не обошла их стороной, и она оказалась очень тесно связана с одной очень интересно особенностью фильма, а именно, - переплетением реальности с ирреальностью. Фильм изобилует этакими если. Это сны, желания, возможности, фантазии, то, чего не случилось, но что могло бы произойти, если бы... Есть яркий пример, во время своего "вооружённого восстания" наши крестоносцы потрепали капеллана. Директор считает, что они должны извиниться. Дальнейшее - очень чёткая иллюстрация думам всех троих "в гробу мы видели вашего капеллана": директор подходит к массивному бюро, выдвигает шкаф, и впрямь похожий на гроб, из него поднимается капеллан, вся троица чинно к нему подходит и пожимает руку, капеллан снова ложится в ящик, и директор его закрывает, продолжая нотацию.

Тигрица, как мне показалась, почти целиком состоит из таких если. По сути, в реальности мы её видим в кафе, до того момента, как она признаёт своего Тигра. Это уже если. Это он её признал. А в реальности она уводит Мика от автомата и признаётся, что ей нравится Джонни. Когда кулак-"камень" Мика накрывает она своей "бумагой" - тогда и проявляется её тигриная натура, и это прежнее если Мика обретает почву под собой. И теперь она появляется рядом ниоткуда, появляется только для Мика, она только с ним. И это совсем не похоже на классическую любовную линию, это тоньше гораздо. Один мне дорогой пример приведу: разбирая в качестве трудотерапии после того же "восстания" завалы под сценой часовни, Джонни и Мик натыкаются на запертый шкаф, в котором находят, видимо, старые пособия по биологии и естествознанию, заспритованных мышек в разрезе, к примеру. Мик видит эмбрион в банке и очень осторожно его достаёт, рассматривает и поворачивается к Джонни, опуская банку куда-то себе к животу. Тут на банку ложатся руки Тигрицы, и они с Тигром немножко смотрят на Джонни, держа эту банку, и тишина, только три-четыре нотки какой-то колыбельной. А потом Тигрица просто ласково банку забирает и в шкаф запирает. И если этого не случится. Но она теперь рядом с ним до последней минуты, абсолютно молча.

И ещё один к крестоносцам за любовью пришёл. Был в школе мальчик, Бобби Филлипс, не новичок, но до старших далеко, лет 14-15. Очень красивый мальчик, за красоту взятый в "слуги" к старостам и за неё же обзываемый гомиком. Ситуация осложнилась тем, что и Бобби, и все в Доме успели уже осознать, что обзывательство превратилось в констатацию факта. Старосты стали бояться "кокетства" и "крутость" демонстрировать, не боясь его рядом с собой терпеть. А Бобби усвоил, что все люди - сволочи. И тут как гром среди ясного неба - Уоллес на брусьях гимнастических. Уоллес, который потом, спрятав в оружейке, слушал долго Бобби, почти всерьёз восхищался уже построенным блестящим будущим вдали от недосемьи, хитро улыбался его напускной спеси аристократической и торопливой манере курить, а потом и вовсе поверг в шок - добровольно и без условий спрятал, когда их чуть было не нашли. Да ещё и не сдал. Для Бобби это стало открытием номер два. А потом кастелянша, дама, всё про всех знающая, не без удовольствия смотрела сон, в котором оба они мирно спали в кровати Бобби прямо в общей спальне. Бобби пошёл за Уоллесом, послав всё своё блестящее будущее и ничего не провозгласив.

А куда, кстати, следует? И мы тут всё о революции, а где она?

Многие считают, что она в финале. А я думаю, что это если общее их, причём не только крестоносцев, но и хлыстов. Потому что если бы она случилась, она была бы такой. Но были учения, и семь настоящих пуль ударили в бак с чаем и стёкла, по счастливой случайности никого не задев. Тигр оказался большим человеком, чем думал, наверное. И спокойно выплеснул ярость на капеллана, отлично зная, что тому грозит только в пароксизмах трусости корчиться.
И после этого он просто не мог отвести их на ту крышу, чтобы уничтожить всё, но свершить революцию.
Но как, должно быть, хотел.

@темы: кино, размышлизмы, чердаки и подвалы, глаза в глаза

---

Повелитель мух

Мы вот привыкли считать, что цивилизация - это плохо, а возвращение к природе - хорошо. Голдинг чрезвычайно точно заметил своим романом - это ведь смотря что считать цивилизацией. Быть человеком - это тоже она.
Меня вот озаботил вопрос - а отчего эта книга считается антиутопией? Будущее здесь весьма недалёкое, всё, что изменилось - идёт война. Общество, насколько мы можем судить, не очень-то отличается от современного автору. Так отчего антиутопия?
Мне кажется, что "новый мир" здесь - этот вот остров. Вот сюда мы придём, по Голдингу, если и дальше станем терять огонь ради того, чтобы забить свинью. Вот сюда мы придём, если разрешим себе заменить лица масками. Вот сюда мы придём, если страху станем приносить жертвы, заменив Зверя. Сперва обезумеем от страха, а потом дадим ярости сменить его, чтобы сохранить хоть какую-то реальность.
То, что герои - дети, неслучайно. Дети - будущий мир, всегда. Дети быстрее освобождаются от социальной шелухи. И от человечества наносного быстрее освобождаются, если нет в них своего, нутряного. Дети - беззащитны, они уязвимы без взрослых настолько, что сердце щемит. Уязвимы в первую очередь от себя самих.
Голдинг часто здесь обращается к мифам. И остров, где обычно юные боги спасались и их растили добрые наставники, превращается в абсолютно равнодушное, хрупчайшее из возможных мест заключения, наполненное страхами. Свинья, так нужная для пропитания, становится новым даром неведомому богу, и тут же - самим богом, воплощением его. Перед ним в ужасе, от него откупаются, от него бегут. Прометеев дар. огонь, становится символом не спасения, даже; точнее, несомненно, спасения, но глубже, чем это видно на первый взгляд. Спасение ведь принесли не взрослые, сами дети, держа огонь, готовы были себя спасти. Потеряв его - потеряли надежду на спасение.
И мучительно наблюдать, как и Ральф потихоньку отпускает, забывает этот огонь, в "новом мире", на острове, становясь не хищником-дикарём, подобным Джеку, а загоняемой жертвой. Почувствовав при этом крови, приобщившись к ней. Тяжело смотреть на не потерявшего себя, но не способного что-то изменить Хрюшу, о том, как он стал нужным, сгинув, но остался непонятым для всех и одиноким.
Отдельная моя боль - Саймон. Чуткая душа, мечущаяся между цивилизацией, для которой он чудик даже больший, чем Хрюша, и дикарством, для которого он - опасный непонятный чудик. Что-то в нём есть от того малыша, чьё лицо было так заметно до пожара.
Язык Голдинга невероятен. Даже в переводе эффект присутствия завораживает. Ты там, ты видишь их и чувствуешь в воздухе их страх, ярость, напряжение. Ужас в финале и эта сметающая боль Ральфа, боль, заставляющая поверить в хрупкость человечности.

@темы: книги, размышлизмы, чердаки и подвалы, глаза в глаза

---

1984

Пока читала, никак не могла отделаться от мыслей о "Мы" Замятина. Никак не могла определиться, где безнадёжнее, миры-то и ситуации похожи очень и очень.
Здесь герой тоже даёт обманную надежду. Он - часть системы несомненно, но он её враг. Он не хочет быть её частью. Надежда, пришедшая с ним, бескрыла, она почти не дышит. Но она есть.
Потом приходит любовь. На самом деле нет её, но так хочется верить, что это она. И мы верим. И в борьбу обоих верим. Хоть вся любовь и совместная борьба в одной фразе - "ты бунтарка только ниже пояса".
Понятно, что система сильнее отдельного человека. Но человек, его природа? Мысль? Всё изменяемо, всё очень непрочно. И дело не в том, что Смит слаб, Джулия слаба. Дело не в сумасшедших, мёртвых доктринах партии, в уничтожении не людского рода, но человеческого.
Дело в том, что Правда не менее жестока, чем Партия. Дело в том, что дважды два - четыре. Знают об этом люди или нет. Есть люди или нет. И когда их не станет, дважды два всё ещё будет четыре.
Мне кажется, зерно романа, его главный герой - Правда. А люди в этом мире вызывают только опустошение. В этом, наверное, и есть главное отличие этого романа от замятинского.

@темы: книги, размышлизмы, чердаки и подвалы, глаза в глаза

---

Снимается кино

Я люблю копаться в историях создания фильмов. Не выяснять всю подноготную, но составлять определённую атмосферу, царящую на съёмках.
И я встречала разные формы отношений между режиссёром и актёрами. Режиссёр - это же вообще очень уязвимый творец, он своё может создать не иначе, чем совместно с большой группой людей, которые все сами творят. И потому понятно, что приходится быть и организатором, и проявлять жёсткость в разных градациях в зависимости от характера и темперамента. Особенно когда дело касается исполнителей главных ролей, потому что поставлено на карту там много. И бывает так, что режиссёр и актёр не совпадают в каких-то моментах, не сходятся характерами, не сходятся в работе. Взрослые умные люди это преодолевают и расстаются если и не довольные друг другом, то довольные тем, что вместе сделали.
Я это к чему? Когда я стала копаться в создании "Заводного апельсина", у меня возникло стойкое ощущение, что Кубрик за что-то люто возненавидел Макдауэлла. Иначе сложно объяснить то, что на съёмках вытворялось. Тут очень подходящее фото имеется, с говорящими выражениями лиц.



А что, собственно, происходило?

Малкольм имел большую неосторожность честно признаться режиссёру, что есть у него один серьёзный страх - змей он не переносит ни под каким видом. И у Алекса тут же завелась домашняя зверушка, и плевать, что Бёрджесс такого тоже не писал, что ни одно живое существо с Алексом выжить не способно, будь трижды хладнокровное. Кубрик художник и он так видит, не может же он упустить такой шанс редкий. Только одну поблажку сделал - лицо не брал в кадр, пока змею таскать приходилось. Зато спать с ней положил.

Это была разминка ещё, начало. Во время съёмок "лечения" Кубрик решил поэстетствовать и вместо не эстетичного, зато дешёвого, надёжного и практичного способа зафиксировать Алексу веки, описанного в романе (медицинский пластырь) решил выписать настоящие металлические разжимы для глаз. То, что подобными устройствами пользуются только офтальмологи-хирурги и маньяки, Кубрик как-то из вида упустил. Фиксировали веки осторожно, конечно, но сетчатку глаза Малкольму поцарапали так, что чудом остался при зрении.
Кроме того, съёмки - процесс прерывистый, и часто между сценами нужно подождать пока выставят свет, камеры и так далее. Во время съёмок "лечения" в такие моменты Малкольма "забывали" освободить от фиксации хотя бы головной, а Кубрик радостно так и вольготно присаживался рядом. И было это всё даже смешно, пока дразниться не начинал водой.

А потом смешного становилось совсем мало.

Потом не оставалось его совсем.


Апофеозом стала сцена утопления Алекса (в романе, опять же, встреча со старыми друзьями несколько иная). Топить его должны были в бетонной такой ёмкости. Понятно, что идиотами ни Кубрик, ни Малкольм не были, понимали, что сцена сама по себе опасна. Озаботились специальным дыхательным аппаратом. Проверили. Всё в порядке, дышать очень даже получалось. Началась съёмка. Упирающегося Алекса бывшие дружки подтаскивают к ёмкости и окунают. Млкольм хочет вдохнуть и понимает, что не может - не работает аппарат. Он начинает задыхаться, пытается вырваться. Партнёры думают, что ужасно он реалистичен и держат крепче. Остановить съёмку или знак какой подать он не может, руки сзади скованы наручниками. Он начинает биться сильней, партнёр один входит в раж, по касательной заехав пару раз ему дубинкой. Оптимизма это тоже не добавляет. Стенли спокойно командует стоп, когда надо. Малкольм пытается отдышаться. Выясняется, что пока бился, сломал о край ёмкости пару рёбер.

При этом Кубрик бесконечно, на грани издевательства заботлив. Этот вот казённый явно, сиротский пуховик на Макдауэлле всегда на улице. Другие пусть мёрзнут или сами себе что-то ищут.


А потом мне попался отзыв самого Стенли Кубрика. Отзыв о том, что он никогда не стал бы снимать "Заводной апельсин", не найди он Малкольма Макдауэлла. Они не просто друг друга почувствовали и зауважали, не просто вместе прожили эту историю. Они сдружились. Стенли, категорически не любящему пояснять, что он делает и зачем, было легко с молчаливым по природе Малкольмом, которого, однако, разговори только и слушай. Рисковому и смелому Макдауэллу нравился прямой, без вуалек, подход Стенли. Обоим было ужасно тяжело.
И обоим надо было оттуда уходить. Потому однажды на площадке появился теннисный стол. Кубрик принёс. И они часами играли, возвращаясь от всех чёрных и пустых пиньят к себе самим.
Потом, правда, когда съёмки были завершены, Малкольм получил счёт - Кубрик методично и педантично подсчитал все часы, проведённые им вместо работы за игрой и вычел всё из гонорара. Последняя гадость, да, не смог удержаться.

Зачем же вообще были все эти гадости? Мне показалось, что так Стенли "помогал" Малкольму становиться Алексом. Заставлял чувствовать перманентное напряжение, ждать плохого, быть готовым ответить.
Потому что вот это Малкольм.

Потому что вот он, Алекс.


Получилось. Малкольм про улыбку забыл. После съёмок его на четыре месяца потеряли из-за нервного срыва. Потом пару лет на услышанное забавное он реагировал косой ухмылкой, и ту старался подавить. И глаза у него были как у выжившей жертвы Алекса. Кубрик работать умеет.

@темы: кино, книги, размышлизмы, чердаки и подвалы, глаза в глаза

---

Заводной апельсин

Это у меня теперь игра такая, ага, прочитала книжку хорошую - пофырчала на отзывы о ней.
Тут я почитала "Заводной апельсин". И отзывы.
Ну, что сказать. Не удивили глупые претензии к тому, что "трудно читается", "много жестокости". Друзья, у нас есть аннотации, они ко всем изданиям очень прозрачные, не воспринимаете подобные описания, так зачем портить нервы себе? И, конечно, "автор должен", должен писать так, чтобы пролетало вмиг, должен предоставить главного героя, совсем не похожего на Алекса, а "хорошего" (кстати, точно такой же упрёк выслушал и Фёдор Михайлович Достоевский за своего Родиона Романовича, которого никак критики не хотели признать героем, достойным главенства в художественном произведении, а не на страницах уголовной хроники или медицинских заметок), должен на худой конец хоть одного "хорошего" героя вписать, чтоб хоть понятно было, за кого болеть. И много чего ещё должен.
Был смешной отзыв про "надсат", читатель явно желал, чтобы автор выдумал как минимум эсперанто2 в качестве сленга, и не понял простейшего и естественнейшего потому приёма калькирования, который автор и подсмотрел в Питере. И получился "надсат", чистый сленг, очень немотивированный и вызывающий доверие. Но не затейливый, не по читателю.

Но больше всего меня посмешил и возмутил отзыв, где недостатком книги называли откровенность. И в виду имелись не откровенно описанные сцены насилия, а именно откровенность романа, его правда.

Там же очень много, в этом Алексе. В том числе и о том, что те, кто после прочтения романа орут капсом

пардон, но цитата

"СДОХНИ, СУКА!", сами не кто иные, как Алексы. Такой вот парадокс.
И всё ж я не сказала бы, что он только метафора, чего бы то ни было. Безусловно, в нём и подростковость со всеми вытекающими, и насилие во плоти, и "заводной апельсин". Но всё это только до определённого момента, и это доказывает, что он и герой тоже, самостоятельный и не позабыто, что человек. Отсюда, кстати, интересная чехарда с жанрами, многие ведь признают роман антиутопией, формально так и есть. Но только формально. Тут и философский роман, и психологический, и всё это с притчевыми такими нотками, облачённое в форму антиутопии. И вообще Вещь интересная. Но вернёмся к герою, мы остановились на том, что он человек.

Да, человек, хоть этот факт почти все отказываются принимать. Я иллюзий не питаю, и его поступков оправдать не стремлюсь. А вот его, может быть, и пытаюсь, да (он мне Ти напоминает этим, и не только этим, к слову сказать). Да, я осознаю, что у восмидесяти из ста повстречавших его выхода два - становиться его жертвой или его палачом. Но я так же осознаю, что есть люди, которых Алекс трогать и не собирался. Продавец в "Melodii", kisa у бара, доктор (поначалу, ну, доктор вообще особый случай). Их со счетов списывать тоже не стоит.

Почему-то многие накидываются на его любовь к Бетховену, Баху и Моцарту как на что-то отвратное. Видимо, считают, что автор таким образом нас с героем "помирить" старается. Но нет, всё гораздо проще - Алексу нравится эта музыка, вот и всё. Он её чувствует и жить без неё не может. И вполне естественно, что она в нём будит сокровенное и самое "своё". И не виновата, что это насилие.

Ещё накидываются на страдания. Тут он сам пророчит себе: "Я страдал, страдал, страдал. И все хотят, чтобы я страдал ещё". И многие из комментирующих хотят тоже. Страдание же это не повод заставлять страдать других.
И какой из всего этого вывод? Кто же Алекс?

Пара человек к ответу приблизились, но признать правду не смогли. Алекс - человек. Человек, который делает то, что делает, потому что ему это нравится, и только. Ему не нужны ничьи оправдания, его не надо исправлять, и "освобождать" его не от чего - ничто его не тяготит, ему нравится насилие, он им упивается. Человека вообще невозможно "исправить", а тем более - отняв выбор, это ясно показал эксперимент.

Есть там один герой, мерзкий тип, тюремный священник, так вот, его часто цитируют: "Человек без права выбора - не человек". И кидаются ломать копья под девизом "Таким как Алекс нельзя давать выбор, а то навыбирают!..", забывая об ещё одной цитате мерзкого товарища: "Быть может, человек, выбравший зло, в чем-то лучше человека доброго, но доброго не по своему выбору?" Автор тут, как мне кажется, свою идею подкинул, про то, что важно не само добро, а именно выбор добра. И если выбора такого нет, то и добро не добром обернётся. Что и вышло. "Заводной апельсин" резко расхотел жить.
А если мы примем Алекса таким, какой он есть, то и концовка нам не покажется абсурдной. Алекс не стал "хорошим" и не "исправился", если б это произошло, то как раз и было бы неправдоподобно. Нет, он изменился. Он всё ещё делает то же, что раньше доставляло радость. А теперь не доставляет. И музыка нравится другая. И появляется желание нового. И понимание, что это новая жизнь. Какой она будет, он не знает, и не сказала бы, что рад её приходу, если просит нас его запомнить таким, как был.
Но она будет. Он выбрал.

@темы: книги, размышлизмы, чердаки и подвалы

---

Иначе

А всё так невинно начиналось, с клипа, со страшной сказки.)
Сонгфик по "Тору" на "Тень на стене" Канцлера Ги и "Но кто из вас мне запретит" Джем. Ещё можно послушать Sinew "Charging Loki".



1. Лес
В лесу было тихо и, несмотря на сумрачность, как-то непостижимо светло этим утром.

Если идти вдоль дороги, то этого, может, и не заметишь, но стоит углубиться в чащу, где утоптанный тракт сменяется мягкой смесью сплошь целебных трав и нападавших когда-то давно листьев, отчего шаги делаются почти бесшумными, и это обманчиво заставляет позабыть об осторожности – здесь так легко быть пойманным каким-то корнем или попасть в чью-то нору; где ровные и внушительные деревья превращаются в шатры, дающие отдых ведуньям, собирающим здесь травы или просто мирно облетающим округу; где пенье птиц сменяется таинственным хрустом и треском, а иногда и странными криками, которые пугают, но только трусов; так вот, если сойти с дороги, можно заметить, что солнце больше не ласкает, а лишь едва пробивается сквозь наипрочнейший и наихрупчайший заслон листвы тонкими и яркими лучами, и сегодня лучи эти были странно светлыми.
Словно нити Ариадны они вели друг за другом к одной из тайных, скрытых в лесу полян.

Честно сказать, и поляной-то этот прогал в лесу было называть тяжело, всего-то сюда в незапамятные времена упал камень. К слову сказать, ни один человек здесь понятия не имел, как это могло статься. Большинство винили ведуний, называя их, конечно, много менее поэтично. Колдовство здесь было сильно не в чести. Потому к выжженной раскалённым камнем с неба воронке в лесу поскорей забыли дорогу.

Сами о том не подозревая, люди сделали лучшее, что могли. Воронка простояла долго, пугая запахом металлической гари окрестных животных и птиц, после первой зимы под одним из поваленных деревьев рядом, пользуясь заброшенностью места, устроила себе логово волчица. Одна из её дочерей не забыла тихое и печальное чёрное место в зелёном лесу и вернулась, приведя туда своего волка. Там успело вырасти не одно поколение волков, прежде чем сквозь черноту стали пробиваться первые едва зелёные от слабости, случайно занесённые ветром в бытность их ещё семечками, травинки.

И ещё много раз лето сменялось зимой, прежде чем воронка выровнялась и покрылась травой, а поваленные деревья вокруг стали грудами мха. Больше здесь не было безопасно, и волки ушли.
И долго-долго была поляна всеми обходимой, до самого этого утра. Сегодня здесь был человек. Он лежал на боку, чуть согнувшись, будто старался выставить руки перед собой, немного в стороне от центра поляны, ближе к правой кромке леса, а солнце невозмутимо взблёскивало на золотых бляшках доспехов на его груди, равнодушно оглаживало бледное лицо, как холодная красавица, спасающая героя лишь из чувства долга, никоим образом не уподобляясь некоторым ундинам, ведь многие из них так доверчивы и наивны.

Нет, здешнее солнце не из таковых. Ни один лучик света не дрогнул пять минут назад, когда сперва целый столб совсем иного, не родного им, нездешнего и неземного цвета и сияния врезался в центр полянки, а уж из центра этого сияния рухнул так страшно кричавший, а теперь лежащий так мирно гостем здесь этот человек. Столб света тут же исчез, и лес застыл, будто ничего не случилось. Разве что трава там, куда ударил чужой свет, пригнулась, нимало не ожегшись, но будто в смертельном ужасе прижавшись к земле. Впрочем, можно было заметить одну странность – вокруг нежданного гостя, поначалу около рук и головы, а потом всё дальше и дальше трава потихоньку сама собой распрямлялась.

Солнце было этому радо, потому на гостя за вторжение совсем не сердилось. Но его тревожили те несколько всадников, которые на всех парах, ломая на пути сокровенную чащу, неслись сюда, несомненно, заметив странный свет.

Да и гость пришёл в себя и, слыша неистовый топот копыт, отдающий невнятной тревогой и почти неприкрытой угрозой, поднялся, готовясь встретить всадников.
_______________________

Так и было: четверо всадников были никем иным, как самовольным управителем здешних небольших, затерянных в лесах и потому почти целиком отрезанных от мира земель и тремя его наиболее близкими соратниками. Этим утром они собрались поохотиться, и в самый разгар гона в небе вспыхнул невообразимо яркий свет, на огонь вовсе не походящий, он иглой прошил небосвод и устремился к земле, куда-то в лес, а потом его будто лес и втянул, и ничего: ни пожара, ни шума сваленных деревьев. И зверь. И охотники себя забыли от страха, только правитель в заворожённом цепенении следил за этим лучом. Потом вспоминали, что он не сразу согласился отправиться на разведку, только опасениями и надеждами изловить на том месте ведьму (а такое только ведьма ведь способна натворить!) удалось его расшевелить.

Топча цветы и травы, с хрустом переламывая, словно кости, корни деревьев и обрубая попадавшиеся впереди ветви, охота неслась к более занятной жертве – неизвестному и непонятному. Всадники чуть не попадали с коней, внезапно вставших, испугавшись неприкрытостью и солнечностью поляны, на которую вылетели, словно пойманные в капкан.

Первым был, конечно, здоровенный белый конь правителя, самый мощный и нетерпеливый. Заметив стоящего на поляне чужого, конь встал на дыбы, готовый размозжить голову незнакомцу, но под взглядом этого совсем не выглядящего устрашающе человека, взглядом прямым и властным, не просящим и не остерегающим, а приказывающим, конь опустился, гневно кося на седока.

Тот же так и застыл в седле, оглядывая незнакомца. Его замешательство узнавания вызвало бы много вопросов у свиты, если бы они не привыкли всегда находиться сзади. Пока их занимал лишь незнакомец, его нездешняя чересчур тёмная одежда, его длинный зелёный плащ, так смахивающий на алый плащ правителя. Ещё его настороженность вместо испуга, которая и вовсе сменилась удивлённым смешком при виде правителя, довольно, впрочем, мрачным:

– Ты остался при короне, как я погляжу?

– А ты не смог удержать её? Велика? – грубоватая шутка сменилась молчанием, словно оба что-то ждали. Заметить, как незнакомец несколько раз сжал кулаки, было почти невозможно. Впрочем, напряжённые голубые глаза это ухватили, судя по усмешке, промелькнувшей на лице правителя. Молчание продлилось ещё с минуту, а потом с едва приметной горькой улыбкой незнакомец признался:

– Я, Тор, больше не способен на фокусы. Больше не ма…
Его оборвал резкий приказ к застывшим в изумлении за спиной:
– Не трогать его. Связать. И доставить в замок. Это мой брат.

2. Рассчитывать и молчать
Тихонько покачиваясь, надёжно привязанный за руки к луке седла пугливой неизвестным и странным седоком запасной кобылке, Локи размышлял. Это было тяжело: непривычная слабость после падения мешала сосредоточиться.

А подумать было о чём: Тор – он узнал. Но знал ли он? И если знал, то что именно? Почему приказал доставить в замок связанным? И при этом, – Локи усмехнулся едва приметно, – соизволил позаботиться о нём. Если бы у Тора была хоть крупица правды (хотя откуда ей тут взяться?), но если бы была хоть капля, он бы не в силах был сдержаться, и уж точно не развернулся бы и не ускакал, словно от огня, оставив Локи на попечение своих очередных прихлебателей.

Одолевали и другие мысли. Тор снова был на коне, а он, теперь как никогда беспомощный и беззащитный, – в незавидной шкуре его если не врага, то уж точно не брата, братьев под конвоем не держат. Конечно, конвоем назвать это язык не поворачивался, – признавал Локи, глядя на сопровождавших его: трое мужчин, двое – широкоплечие, прямые, безрассудно едущие впереди, перегораживая собой дорогу и обзор, но так удобно открывающие свои спины, – явно воины (хорошие воины, надо полагать, и не обременённые мозгами, иначе к Тору не подобраться так близко). Третий внушал опасения, его удалось увидеть мельком – он сразу занял место за кобылкой Локи и всю дорогу сверлил того внимательным изучающим, не без страха, взглядом, который осязаемо переползал, как готовый при малейшей опасности вцепиться змей, с затылка по шее, цепляясь за глухой тёмный ворот, сползал на плечи, пытался вползти под плащ – единственную оставшуюся защиту от чужих глаз.

Держаться прямо и думать – вся надежда. Просчитать столько вариантов, сколько возможно, найти ответы на все вопросы, которые могут возникнуть не только у Тора, но у каждого из этих людей. Иногда Локи погружался в странный полусон, руки переставало натирать верёвкой, неровный шаг кобылки не чувствовался, звуки пропадали перед одним, самым главным вопросом, наваливавшимся всё тяжелей, – что теперь делать?

Со стороны же казалось – пленник, что заключить можно было разве по верёвкам, равнодушно и прямо следовал куда-то в почтительной процессии конных, больше похожих на охрану, чем на стражу, совершенно не обращая внимания на дорогу, будто она езжена была не раз и не два. В лесу он знакомо пригибался под встречающимися ветвями, выехав на тракт, широкую светлую пыльную полосу в окружении сочно темнеющей травы в пестринах цветов, даже не сморгнул после лесного сумрака, хотя сопровождающим его пришлось даже замешкаться на опушке, пока глаза не привыкли к свету.

Появившиеся несколько позже невдалеке от тракта селения пленника так же не занимали. Жители, крайне обеспокоенные таким странным гостем в доспехах, но совершенно не похожим на королевских воинов, да ещё окружённым наипервейшими тут людьми, старались вообще не выдать своего присутствия, запершись в своих потрёпанных домишках. Даже собаки тут, наученные горьким опытом, ни разу не взлаяли, чтобы не быть уложенными меткой стрелой двигавшегося последним Роя, брата госпожи их хозяев.

Стальная, тёмная река, пересекавшая путь к замку, сегодня изменила свой цвет, вода её была отравлена смертью. На мощном каменном мосту стояла телега, на которой высился почерневший, явно от сажи, столб, к которому ещё какое-то время назад, не столь долгое, кто-то был привязан. Теперь пара возниц, в серых, сажево-пепельных рубахах и штанах ловко и умело перещёлкивали щипцами цепи. Едва процессия поравнялась с ними, они, бросив работу, склонились в поклоне, не очень понимая, кому из всадников кланяться им должно. Бывшее когда-то человеком внезапно, оставшись без поддержки последних своих земных цепей, рухнуло в реку, рассыпаясь и вновь темня её воды горечью своей жизни и смерти.

Процессия невозмутимо проехала мимо, пленник даже бровью не повёл, когда сзади, совсем рядом с ухом, раздался не шёпот, но тихий и твёрдый голос:

– Если ты один из этих колдовских отродий, то даже не надейся, что твой брат спасёт тебя от костра.

Локи остался спокоен, принимая во внимание, что смерть – это тоже один из возможных вариантов развития событий и отмахиваться от него не надо.

Замок всё рос на горизонте, и вместе с ним росло в душе Локи знакомое тянущее чувство тихой и расчётливой злости. Наконец, замок встал перед ними. Вовсе не такой большой. Но Локи никогда не мерял власть её внешними проявлениями, гораздо красноречивее этого почти игрушечного после дворцов Асгарда замка из светлого песчаника был ужас в глазах окрестных жителей при виде всего лишь приближённых.

Внутренний двор очень был похож на асгардский, разве раз в пятнадцать меньше. Его можно было пересечь пешком, а четверым всадникам было явно тесновато. Всадники спешились.

Локи помог, а на деле просто сдёрнул с седла, убеждаясь, что верёвки в порядке и пленнику не сбежать, третий, тот самый уже враг с той самой секунды, когда посмел издеваться и сметь думать, что может безнаказанно приблизиться без приглашения. Ещё не успевший отвыкнуть называть себя таковым принц Асгарда вцепился в его лицо. Запоминая каждую чёрточку, чтобы в момент своей силы ударить безошибочно в любой тьме, дарованной ночью или человеческим разумом.

У врага было тонкое жёсткое лицо. Непроницаемое выражение карих глаз пало под натиском необузданной злости, хоть и рассмотреть это под капюшоном густой чёрной чёлки было тяжело. Но и румянец, явно не частый гость на этих в зелень смуглых щеках, выдавал злость недюжую. На Локи, не иначе. Хорошо, – про себя отметил принц, – это на руку, невыдержанный – считай, что мёртвый.

По узким и темноватым коридорам с пустыми стенами, только кое-где завешанными тяжёлыми тёмными и пыльно-грязными рваными гобеленами они прошли тем же порядком – двое громил впереди, далее Локи, чувствующий острие кинжала третьего, царапающее шею, и столь же острый его взгляд.

Перед массивными дубовыми дверями, ровными, как стены, они остановились. Громилы удивительно почтительно постучали. Из-за дверей раздался громовой Торов требовательный рык. Локи ухмыльнулся – значит, тут его братцу тоже навязывают ненавистный этикет. Надо будет этим воспользоваться.

За дверями оказалась зала, сумрачная и холодная, плащ оказался как нельзя кстати. По стенам стояли скромные деревянные скамьи, у самого почти входа явно Торово нововведение – огромный пиршественный стол, правда, больше похожий на стол в паршивом трактире, чем в королевской резиденции, настолько он был грязен, залитый вином и заваленный кусками пищи, едой это назвать было уже нельзя.

В отдалении от стола стояло массивное кресло с высокой спинкой, украшенной взблёскивающими в неровном свете свечей медными чеканными украшениями. Кресло, должно быть, заменяло трон.

Без сомнения, во всей этой мрачной и напряжённо старающейся соответствовать смутному представлению хозяев о роскоши обстановке гость (теперь пленником его называть и не решился бы никто, несмотря на связанные руки) смотрелся непривычно величаво.

Но не так, как правитель. Алый плащ сидящего на импровизированном троне даже при тусклом свете заставлял сгибаться плечи стоящих напротив, кроме того, измёрзнувших в зале. Тепло было троим – правителю, в подбитом мехом плаще, гостю, который ещё не осознал, что холод ему не подвластен больше и стоящей за троном женщине в лисьей шубе, которая кого-то Локи напоминала.

Тор явно нервничал, не решаясь начать. Молчание затянулась. Тогда на всю залу прозвучал голос женщины, причём каждый мог бы поклясться, что был он едва слышим, словно каждому на ухо сказала прекрасная госпожа:

– Перед нами брат Тора – Локи.
Этот голос зажёг в крови бывшего асгардского принца необходимый огонь. Громово пронеслось по залу:

– Мой брат, ты не должен был появиться здесь. Без предупреждения. Я не могу быть уверен в тебе, в твоей преданности. Потому ты будешь отправлен в тюрьму, и на положении пленника ты пробудешь столько, сколько мне потребуется, чтобы убедиться в твоей искренности и готовности служить мне.

Голос его, поначалу звучавший так, будто повторял затверженный урок, под конец приобрёл ту упрямую интонацию, которая была так знакома Локи: она делала невозможными всякие споры, дабы не повредить себе или делу, следовало просто слушать и подчиняться.

Больше занимала женщина. Локи не мог оторваться от схожести в ней со своим новоприобретённым врагом. Он даже сразу не осознал, что оказался вечным пленником.

Весь путь до низкой серой круглой тюремной башни, блуждание по её коридорам, так выстроенным, чтобы заключённый, даже выбравшись из камеры, не имел понятия, куда идти, и блуждал в лабиринтах, пока не налетал на стражу, часто с радостью кидаясь на их клинки, почти сойдя с ума от близости и невозможности свободы, даже уже в камере, низкой, широкой комнате, явно предназначенной не для длительного содержания и не для простых преступников, но, возможно, для важных пленников или заложников, комнате, заваленной соломенными тюками, комнате, в которую насмешливо лилось солнце через небольшое зарешёченное окошко, – даже стоя у этого окошка, стоя весь день и всю ночь, Локи едва понимал своё положение, задыхаясь от радостной злости: у его врага есть жена или сестра, значит, он ещё более уязвим.

О Торе же Локи и не думал, пока скрипучая дверь не открылась, и брат сам не вошёл, совсем иной, неуклюже робкий и почти виноватый, хотя больше всего обескураженный. Вошёл, подобрал тюк соломы побольше и, сев, спросил:

– Ну и как ты оказался тут, брат?

3. Вопросов больше, чем ответов
– Надо полагать, тем же образом, что и ты, – теперь враг был один, и он был здесь. А защититься теперь стало почти невозможно. Локи, застыв плечами, медленно повернулся и уставился на брата, стремясь понять, что именно ему может быть известно.

– Ясно, что тем же, – Тор аж вскочил, – но за что?!

– За что? – огромных усилий стоило взять себя в руки, но Локи не был бы собой, не умея таиться. Едва ступая, словно боясь потревожить опасного и нервного зверя, отнюдь не в брате, но в себе, – зверя, готового скакать от радости по клетке, в восторге от мерзкого жизнелюбивого чувства, зверя, которого он почувствовал в себе в тот момент, как копыта белого красавца-коня зависли над головой, угрожая размозжить Локи череп, именно тогда пришло странное осознание – он смертен, и смертен не как бог и не как ётун. Та же хрупкость, что и в Торе теперь, та же хрупкость, что и в тех, кто привёз его сюда, – он определённо смертен и смертен как человек.

Но он не умрёт сейчас, он даже может быть не связан через какой-нибудь час, нужно только умело повести игру, что до сих пор в его власти. Обойдя Тора, опустившись чуть сзади, хоть и рядом, унимая покалывающие от напряжения и удовлетворения пальцы, Локи медленно и тихо, спокоя себя и брата, делает ход.

– Скажи мне, брат, – голос его совершенно убито крадётся, хоть звучит уверенно, - ты правда верил в весь этот балаган? После смерти мамы отцу, – это слово далось с трудом, – стало незачем притворяться.

– О чём ты? Отец стар… – Тор оставался Тором – верил каждому слову, ничего не понимая.

– Я о том, брат мой, что Одину не нужен наследник! Он не стар, он не должен поминутно валиться в сон, он делал это из-за неё, а теперь можно властвовать самолично! Он видит всё, неужели он не видел нас! – закончить спокойно у бывшего принца не получилось, последняя же фраза и вовсе прозвучала с горькой бесплодной досадой, досадой упущенной возможности, как заметил бы Тор, к счастью, не склонный замечать таких тонкостей, как чужие чувства.

Несколько минут Тору потребовалось, чтобы переварить полученные сведения и дойти до точки кипения:

– Так значит, он знал, что мы отправляемся в Ётунхейм и не остановил нас, чтобы...

– Чтобы был повод тебя изгнать, верно.

– Ну а ты?..

– А я якобы тебя подговорил. Да, ещё я ётун, – осторожность не устояла перед желанием пойти ва-банк. Слишком уж было радостно наблюдать рычащего на почтенного отца сыночка.

– Старый дурак!

Локи позволил себе улыбку, одну, мелькнувшую среди Торова «праведного» бушевания как пыль в солнечном луче. Однако, теперь, когда доверие было завоевано, пора было переходить в наступление. Подождав, пока брат уймётся, Локи с неизменной лёгкой улыбкой в голосе, чуть опасливо, стараясь выглядеть как можно чище и бескорыстнее заинтересованным (он знал, что Тор считает это приятным проявлением заискивания), поинтересовался:

– А ты, я смотрю, эту неделю потратил с пользой?

Тор остановился, пытаясь сообразить, о какой именно неделе идёт речь. А потом рассмеялся:

– Неделю? О нет, здесь прошло пять лет.

Тор, предвкушая долгий рассказ об очередных своих «подвигах», только и ждал годами отработанного, призванного выражать всё то же заинтересованное ожидание, движения бровей.

Признаться, на сей раз Локи правда было интересно. И не терпелось узнать, как много того, что можно будет впоследствии использовать против него же, Тор выболтает на этот раз.

Рассказчик из Одинсона был плохой, но в мятежной и разгорячённой неожиданным путешествием голове младшего каждое слово раскрывалось ярким, невероятным и страшно болезненным ножом, лезвие которого имеет особенность раскрываться в ране множеством острейших игл и лезвий, разрывая внутренности.

***

Это был поздний вечер, и радужный сноп света, врезавшийся в почти ночное тихое поле, должно быть, впечатлял. Кто знает, что сталось бы с Тором, если бы не пришлось ему сильно впечатлить тогда своим падением двух путников, бог знает как затерявшихся в глухом поле, заброшенном в стародавние времена жителями располагавшегося рядышком селения, сейчас призраком растворившегося у дороги, не беспокоя даже непосвящённых.

Мужчины его когда-то впервые не вышли в поле, пытаясь защитить от взбесившихся «огненных гончих» своих женщин, провинившихся издавна наводящим на город ужас умением лечить, не прикрываясь бесполезным и противным месивом из всякой гадости.

От костров не успели разлететься искры, как «гончие» были сильно удивлены изобретательностью местных – им казалось, что убивать можно только оружием, но никак не заточенным ножками столов.

Последний выживший селянин, израненный, с безумными глазами, выбравшись из кровавой жижи, окружённой чадящими горелым мясом кострами, которая некогда была его деревней, где даже где-то, помнилось, был его дом, пошёл через мирно желтеющее поле вешаться в лес. Но не дошёл. Окрестные дети боялись набрести на него, что коченело валяющегося осыпанным переспелым хлебом, что гуляющего по полю и просящего каждого встречного прекратить его вечные мучения.
Так или иначе, а колосья полегли под неволящими властными объятьями мороза. Их место заняли другие, полудикие их братья, выросшие из зряшно осыпавшегося зерна, что не досталось птицам и мышам. Понемногу всё меньше и меньше на поле становилось жёлтых взблесков в густой заповедно-покойной и привольной зелени. Потом они вовсе исчезли, и теперь ничто больше не напоминало здесь о людях.

До того вечера, как на окраину поля из леса вышли двое в тёмных грузных на вид плащах, выбранных путниками, понятное дело, не как дань моде. Путники поле не тревожили, какое-то время двигаясь по самой опушке леса. Убедившись, что одни, эти двое потихоньку двинулись по полю.

Как вдруг, совершенно ниоткуда, без всякого звука небо прорезал ярко переливающийся всеми цветами радуги световой вихрь. Со всего маху разбившись о землю и оставив по себе тёмную метину, по краям которой сонные травы и цветы недоумевали теперь о своей избранности, вихрь пропал так же стремительно, как появился.

Путники бросились на землю, пытаясь укрыться и, верно, слабо веря в такую возможность. Но луч пропал, и ничего не случилось, а, так как робостью особой они не страдали, то и последствия странного этого происшествия решили выяснить незамедлительно.

В центре воронки, словно мёртвый, лежал человек. Они сразу заметили, что человек этот не был похож на упавшего с такой высоты – ни крови на странной тёмной одежде, ни вывороченных костей. Голова цела. Он дышал.

Один из путников склонился над лежащим в центре выгоревшей метки, нетерпеливо откинув капюшон плаща на спину, как раз в тот момент, когда упавший открыл глаза. Путником оказалась молодая женщина, сверкающая в темноте жёстким каменным взглядом из темени смуглого лица, обрамлённого блестящими чёрными волосами.

На странного незнакомца дама вряд ли произвела впечатление, судя по тому, как он кинулся к ней с земли. Она плавно ушла с его дороги, без малейшей правда робости, уступая место своему спутнику, мгновенно сбросившему плащ, под которым блеснула сталь кинжала. Но ей пришлось удивиться – её брат, искуснейший воин и бывший предводитель «огневых гончих», почти сломанный пополам двумя ударами едва пришедшего в себя незнакомца, полетел наземь.

Мгновенно сообразив, что к чему, женщина с неумело-напуганными причитаниями бросилась к дерущимся, не забыв позаботиться прежде о том, чтобы плащ отправился в траву, дабы не закрывать затейливое тяжёлое ожерелье и расшитое длинное платье. Не то чтобы она надеялась на своё очарование, нет, скорей сделала ставку на отвлекающий манёвр в виде своей персоны, который, без сомнения удался – разъярённый незнакомец поутих, увидев совсем не похожую на леди Сиф даму, по-видимому, испуганную.

Ещё больше его успокоило отсутствие здесь ещё кого-либо, кроме этих двоих – она это понимала.

Но, как бы ни было, а ещё через пару часов незнакомец, пытаясь скрыться в уступленный плащ, уже шагал вслед за путниками – Роем и Ровеной Янар, братом и сестрой, задумавшим устроиться в этом уголке страны, освободившись от стесняющей их волю высшей власти.
_______________________

Это была, конечно, идея Ровены – взять Тора с собой. Рой предлагал зарезать его во сне, отравить днём, но сестра не ошибалась – зверем чувствовала силу и тянулась к ней. Конечно, она ясно понимала, что малейшая ошибка – для них смерть, а доверяться незнакомцу просто верх глупости, но чутьё её подводило редко.

Очень скоро она поняла, что Тор – воин, и прекрасный. Неплохой военачальник, если не ждать от него стратегических решений. А самое главное – бесценный предводитель для всего того сброда, что им с братом удалось собрать для бунта.

Армия, собранная их отцом, конечно, была не в пример лучше выучкой и надёжней, но после смерти старого Янара все разбежались. Главным образом по той причине, что наследники не внушали доверия. В отличие от отца, сын не поддерживал власть, а дочь желала править безраздельно, не представляя над собой чьей-то воли.

Рою, взращенному в искусственно созданных стычках, призванных воспитать непримиримого воина, пришлось довольствоваться непочётным званием «огненной гончей». Для военного он был слишком осторожно жесток, предпочитая с обидчиками расправляться медленно, максимально для них мучительно и при этом не лезть на рожон. Отец подшучивал над ним, мол, им на роду написано возиться с углями, и готовил для сына место главного «гончего». То ли он поспешил, то ли Рой, вконец одуревший среди воплей пытаемых ведуний, которых натаскал себя узнавать чуть не с первого взгляда, с трепетом разыскивал, а, долгое время не находя, не гнушался и увидеть в какой-нибудь из местных, случайно попавшихся на глаза женщин, переполнил чашу терпения правящей Семьи, только он вдруг в одночасье лишился и места, и почёта, и наград за услужение, и вынужден был вернуться в свою «глушь»¸к отцу и сестре.

Ровену его падение сбило с ног едва ли не больше всех. Уже тогда она в ярости прокляла Семью, прося у отца защиты и открыто призывая к бунту. Старик Янар запер её в дальней комнате замка, холодной, без окон, приставив к ней в услужение глухую и выжившую из ума старуху.

Рой хорошо знал свою сестру, её холодный ум не раз выручал, когда его собственный отказывал от близкого запаха крови и власти. И он понимал, какой силы чувство должно было заставить её так подставить себя под удар. Поэтому, заискивая и подчиняясь этой силе, а вовсе не от любви и жалости к сестре, Рой первым делом, узнав о кончине отца, не озаботившись даже сделать удивлённый вид (ведь ядом натёр мясо над очагом он лично), направился к дверям сестриной комнаты и сломал их. Впервые ощущая на своём плече слёзы сестры, вперемешку с гадливостью Рой чувствовал глубокое удовлетворение – он знал, что теперь они пойдут по одной дороге, и сильнейшего врага в её лице он сменил на вернейшего пса. Что ж, тогда ему действительно так казалось.

Конечно, восстание организовала Ровена. Не слушая трусливых осторожностей брата, она тихо и твёрдо описала ему их кусочек земли, затерянный в лесах и горах, откуда надо только вымести всё ненужное и не отдать потом. Описала так сладостно-владетельно, и так при этом отчуждённо, что у Роя и сомнения не осталось.

Собрать войска было делом нехитрым. Их и собирать было не надо, всего-то – отдать приказ отцовым отрядам. Приказ был выполнен, потом ещё один, и ещё. Заплывшие жиром вассалы Семьи трусливо убегали, настигаемые и уничтожаемые по строгому приказанию Ровены.

Но войско роптало. Пришедшие на службу к старому вояке Янару, преданно смотревшему в рот власти, солдаты были не в восторге от бурной деятельности «мятежной девчонки». Рой был для них большим авторитетом, но ровно до тех пор, пока не показал себя цепным псом и для своих. После одной из массовых казней солдат войско распалось окончательно.

Семья же собралась с силами, и к границам здешней земли потянулись хорошо вооружённые отряды. Необходимо было что-то делать – либо бежать, либо найти то, что заманит на сторону мятежников новых людей.
____________

Ровена сделала ставку. Она объяснила Тору всё, что хотелось знать ему о здешней земле, а именно – она обширна, она богата, и он может стать её правителем. О последнем пункте Рою, естественно, решили не сообщать. Он, конечно, прознал об этом довольно быстро и даже сделал попытку подстеречь сестру с кинжалом одну в анфиладе замка, но, сам себе не веря, отступил, сражённый её спокойной ухмылкой: «Ты же первый прыгнул бы к нему на ложе, если бы это было возможно». Она всё же не хотела дёргать тигра за усы и постаралась убедить брата, что править Тор не способен. Впрочем, это было очевидно. А, значит, на троне сидеть ему как чучелу на огороде, править же будет другой. Не она ли собралась? О нет, ей всего-то нужен статус госпожи, от которого она так долго была отрезана в своём заточении, да муж, тонкости управления порядком наскучили, и затевала она всё ради брата. Рой был удовлетворён более чем полностью.

Ровена не прогадала. Тор в казармах чувствовал себя как дома. Солдаты его любили и им восхищались. Будущая невеста вкладывала ему в уста простые и понятные речи о свободе, после, в качестве десерта к этой гниловатой пресности, накрывая их своими прохладными губами.

Одна за другой битвы увенчивались успехом. Невероятная сила Тора и опыт в военных делах просто окрыляли солдат.

Скоро Ровена смогла именоваться госпожой, и, раздражённая вынужденностью мириться с гигантским столом в тронном зале и вообще с мужем, так некстати занимающим трон, перестала притворяться перед братом. Правила отныне Ровена, Тор ей не мешал, а Рой вынужден был покориться новой силе и довольствоваться ролью правой руки «соломенного» правителя – составлять ему компанию, сопровождать на охоте и в походах, а также обеспечивать выполнение указов, идущих от сестры.

Вот и теперь, узнав, что объявившийся брат Тора – маг или бывший маг, а, значит, существо страшной опасности, но и невероятно полезное теперь в силу некоторых обстоятельств, Ровена попросту отправила мужа с поручением: во-первых, узнать доподлинно – маг ли Локи теперь, и, исходя из ответа, либо оставить его в башне до скончания века (до скорейшего убийства, надо полагать), либо, удостоверившись в его преданности, заполучить себе нового союзника.

***

– Удостоверившись в преданности? – уточняюще и обманчиво спокойно прервал Локи брата.

Тор замолчал, разом беспокойно оглянув Локи. Поднялся и заторопился закончить родственный визит. Уже почти затворив за собой дверь, сам, видно, понимая, что обрекает невозможностью, проговорил:

– Ты должен доказать, что ты не маг больше. И предан мне.

– Но как?!

***
Ведь он не был предан. Ни тогда, ни теперь.
Он не был и магом. Больше нет.

Когда Лафей рассыпался грудой углей, его нож должен был найти своё место в груди Одина. Нет, убивать его Гунгниром было так же глупо, как поведать весь план от начала до конца Тору, оружие не пойдёт против своего владельца. И нож Лафея вызвал бы меньше подозрений.

Стоя над Одином, Локи позволил себе секунду триумфа, странного холодящего чувства полёта в пропасть, которое по смерти мамы некому стало умирять.

Эта секунда растворилась в мутно-голубом омуте открытого глаза Всеотца. Внимательного смотрящего, хоть и слабого ещё.

– Ты забыл, что я вижу всё, даже когда сплю?

Гунгнир не повернулся против хозяина, он чуть было с кистью нового владельца не отправился к Всеотцу, так Локи в него вцепился.

– Властью Отца, и Отца моего Отца…

4. Я никогда не любил колдовать
Потянулись ровные, не отличимые друг от друга дни. Сухой запах аккуратно заменяемой соломы, сухие простецки-неприступные глухие стены, сухой хлеб. Еда, в сущности, и не нужна была каждый день, но у Тора хватало мозгов не делать его белой вороной. Редкие выходы во внутренний дворик, где можно было пару раз окунуться в круглом, серо-каменном, ледяном вне зависимости от времени года бассейне.

Неизменно в этих выходах Локи сопровождал его враг. Ему с трудом удавалось не расплываться в хищной улыбке, пока стражники деловито заковывали пленника, хоть это было чисто символическое действие - Локи ни разу не пытался напасть или убежать, магией же, по заверению брата, совсем уже не владел, да и закованным ему приходилось идти лишь те три коридора, что отделяли камеру от выхода во дворик, так что можно было смело предположить, что вся идея с цепями - дело рук Роя, так его называл Тор. Он почти суетливо от нетерпения сопровождал их из камеры в темноватый и прохладный коридор, а оттуда – во дворик, беспощадно вскрытый солнцем и залитый его жаром, не способным нагреть серые грубые камни бассейна в центре двора.

Локи подходил к бассейну, неизменно тёмному, с еле колышущейся, словно замороженной, водой, стражи опять принимались греметь цепями. Рой располагался у стены, прямо напротив, следил, как пленник со взглядом холодней стальной воды раздевается и погружается в бассейн, спокойно глядя в воспалённые, алчные до боли и страха и мучающиеся теперь их отсутствием, глаза. Локи застывал по-змеиному, словно и не чувствовал холода. Сначала он развлекался, разглядывая Роя, пытавшегося вывести его из себя наглыми речами. Через какое-то время ему это наскучило, скрываясь в бассейне, он запрокидывал голову на бортик и смотрел на небо, полностью отключаясь от беснующегося у стены "чёрного". Когда Рой, чуть не плюясь с досады, звал стражников, Локи, и не думая спешить, опускался в воду с головой, медленно вставал и выходил, ничем не выдавая вставшего в горле, ожёгшегося внезапным солнцем после жидкого льда, дыхания. Он одевался, нагревшаяся на пыльных камнях одежда льнула к мокрому телу приставуче-нежно, как надоевшая уже любовница. Его снова заковывали. Рой исчезал каждый раз в разных местах коридора. Щёлкал замок за спиной.

Солнце понемногу тускнело в небе, к сухому запаху соломы примешивался терпкий запах осени, запах близких холодных дождей и терпких листьев. Особенно он был заметен в дворике с бассейном. И небо стало другим – мягкий и полный голубой цвет маминого любимого платья вылинял до цвета глаз Одина, стал почти прозрачным, равнодушным, закрытым. Сидя в ледяной воде, Локи уже не перебирал простые и жестокие варианты убийства Роя, не тосковал по утраченным силам, он часто отключался от мира, а потом ловил себя на вопросе – зачем линяет этот кусок неба, зачем не так горячи камни под ногами, зачем что-то меняется вокруг, если все эти изменения – только обман природы, этакое дополнение к его заключению.

Что это заключение будет вечным, Локи уже не сомневался. Он безуспешно пытался выведать у Тора, какого же он ждёт доказательства верности и преданности, но брат, казалось, и сам не знал. Первое время он заходил довольно часто, и все его визиты сводились к неуклюжему выведыванию – точно ли магические силы покинули Локи. Не чувствует ли он их возвращения? Не может ли он хотя бы какой-нибудь малости, "фокуса"? Локи приходилось призывать всё своё терпение, чтобы...

Чтобы что? Не испепелить Тора на месте? Не вогнать ему ледяной нож в сердце? Он не смог бы.

Проходили дни, и Локи стал замечать, что и физические силы покидают его помалу, сказывалось заключение. Брат стал всё больше молчать, изредка вздыхая что-то о том, что и говорить о магии не следовало, видимо, запамятовав, что сам и проболтался о том. А потом Тор вовсе перестал приходить. Наверное, это было хорошо.

Однажды, когда в очередной раз вмерзая в бассейн, Локи открыл глаза, Роя перед ним не оказалось. Вместо него стояла та женщина, столь ловко прибравшая к рукам его брата. Столь похожая на его врага. Смуглые щёки женщины были покрыты тёмным, паутинным каким-то румянцем. Лисий мех плаща смешно оказался одного цвета с листом, непонятно как залетевшим во дворик, а теперь лежащим на воде, пойманным в коварную ловушку.

Во всяком случае, следовало познакомиться.

– Кто ты?

– Я твоя госпожа. Могу ей стать. Но, если ты продолжишь говорить, пока я не спросила, то стану ей на короткий срок – хватит отсюда до костра.

Локи мог бы смеяться ей в лицо. Но молчал. Она могла вывести из клетки. Но, что гораздо важнее было теперь, она хотела из неё вывести.

Чуть помедлив, женщина отослала стражей.

– Ты колдун?

– Уже нет.

– Был раньше.

Врать было спасительно. Но совершенно невозможно.
– Был.

– Как случилось, что ты потерял это?

– Я не знаю.

Женщина молчала, согревая тяжёлым взглядом, который жёг бы, если бы встретил кого-то не столь вымерзшего.

– Меня зовут Ровена Янар. И я клянусь тебе, что ты станешь свободным, станешь рядом со своим братом, если поможешь доказать виновность одной ведьмы. Подумай. Предавать своих нелегко.

– Я никогда не любил колдовать.

На листок упала первая снежинка. Она не думала таять, мерно раскачиваясь вместе с листком в непривычно долгом для снежинок путешествии.

Женщина кивнула и позвала стражей. Хотела уйти, но не могла оторваться от светлого взгляда пленника. Локи привычно опустился в бассейн. Когда он вынырнул, во дворе его ждали только стражи.

Ровена впервые бежала. Белые его плечи, чёрные волосы и зелёные глаза настолько контрастировали с металлом ледяной воды, что он казался неживым. Ей было жутко, что бы ни представлялось – она, держащая его за руку в свете костра или она же, но подносящая к его костру факел.
___________

На следующий день дверь распахнулась в неурочный час, и в камеру влетело нечто, завёрнутое в грязное тряпьё. Некто.

Через оцепенение мёрзлой слабости Локи, застывший под окном в блёклом солнечном луче, печальном, словно прощающемся, так и не успев отогреть, равнодушно следил, как оборванка, – судя по тому, что отрепья напоминали длинную бесформенную юбку и плащ, это была женщина, – ищет в низкой и светлой камере укромный угол, чтобы спрятаться. Пустота внутри стала потихоньку приобретать оттенок злости – минуту назад очень хотелось свернуться клубком в охапке соломы и уснуть (Локи смог оценить сон по достоинству совсем недавно), а теперь это было уже невозможно.

Женщина наконец перестала суетиться и метаться по камере, устроив себе что-то вроде звериного логова из соломы и забившись туда, чуть не рыча от страха.

Локи было бы противно, если бы почти человеческое тело не трясло в близкой уже лихорадке. Стараясь достойно скрыть слабость, он сел, привалившись к тянущей холодом стене безукоризненно прямой спиной, не подозревая, с каким сожалением в глазах оставлял не греющий луч.
Наступал вечер, луч таял. В камере пахло перепревшими листьями, мокрым лесом. Это раздражало. Наконец темнота, как тёмная вода в ловушке-колодце, затопила всю камеру, а с ней и двух пленников. Не видя больше отвратительную ведьму, Локи уснул.

На следующий день когда-то принц старался не замечать пахнущей лесом кучи тряпья в углу. Правда, ни одно её движение от него не ускользало.

Гордо и независимо прохаживаться по комнатке не вышло – всё так же хотелось зарыться мышью в солому и желательно там и исчезнуть. Ну, или хотя бы немного согреться.

Если б не она. Ведьме принесли еду, к которой она так и не притронулась. Локи, уже усвоивший, что пища теперь – тоже источник тепла, не долго думая, присвоил себе её миску. В глазах женщины впервые мелькнуло что-то человеческое – сперва удивление, она, верно, думала, что еда отравлена, а потом сожаление, когда представился случай убедиться в обратном, глядя, как быстро её еда исчезает.

Когда в комнату вновь начали стекать грязным ручьём с окошка сумерки, Локи услышал слабый шёпот:

– Когда?

Он прислушался. Неужели зверёк ожил? Так быстро?

– Когда? – повторился вопрос. – Когда нас убьют?

– Нас не убьют, – ответил он почти через минуту, едва поборов брезгливость, но не сумев скрыть её в голосе.

В камере повисла тишина. Снова шёпот раздался уже ночью, когда луна любопытно высматривала что-то или кого-то в окошко, а Локи отчего-то не спал, хоть поминутно проваливался в дрёму. И шёпот этот был уже не столь напуганный, а, прямо сказать, и на шёпот мало походил, это был тихий и почти уверенный голос:

– Так значит, это правда?.. Они не убивают, пока не получат доказательства, пока не увидят собственными глазами...

– Чего не увидят? – сонно всколыхнулось в голове.

– Как чего? Ты разве не знаешь? Пока не увидят, как мы колдуем!

Сон сгинул, развеялся и забылся, яркий лунный луч мечом пронзал тишину. Локи боялся дышать. Не зная, чем поражаться больше – услышанному, перемене в голосе оборванки или тому, что последнее её ликующее восклицание он услышал, да только губы ведьмы не размыкались, в раже она выбралась из своего угла и стояла прямо перед ним, а лунный меч пронзал её насквозь, настойчиво буравя камни стены у неё за спиной.

Перемена во внешности ведьмы тоже оказалась разительной – гора вымокшего тряпья в виде бесформенного плаща оказалась вполне приличным плащом, осыпанным сухими, пряно и остро пахнущими листьями. Плащ лежал теперь расстеленный на соломе, которая больше не напоминала логовище. Перед Локи стояла девушка, лёгкая настолько, что, казалось, ей ничего не стоит встать на лунный меч и выйти по нему из темницы.

– Нет, по луне я не уйду.

Глаза принца сверкнули в темноте недоверием и злостью:
– Говори со мной нормально!

– Зачем? – улыбнулась ведунья, по прежнему не размыкая губ. – Я же не покрасоваться желаю, нам с тобой так удобнее. Мало ли когда стражу захочется поразвлечься наушничеством, магам здесь нужно быть настороже всё время.

– Я не маг! – прорычал Локи.

– Тише! – девушка обеспокоенно кинулась к дверям, долго прислушивалась, потом вернулась снова к Локи, всё также горячо думая. – Как же не маг! Я же вижу! Да, силы почти растаяли, но...

Договорить она не успела, Локи чуть не застонал от злости, мгновенно вырастая над ней, оказавшейся такой маленькой.

К его удивлению, ведьма не так уж и испугалась. Ласково упершись руками ему в грудь, она робко частила:

– Прости, прости... Ну, не маг, и не маг, хорошо, не маг... Руки какие холодные у тебя...

Под её мягким напором Локи опустился обратно, к стене. Уговорить его перейти к соломенным тюфякам не удалось, тогда она сама натаскала соломы, устроив временную лежанку. Укачивая бывшего принца, ведунья что-то напевала, удивительно быстро отогревая ладошками своими его руки.

***

Локи проснулся непривычно согретым и спокойным. Наверное, так чувствуют себя после отдыха. Ведьма сидела рядом, скромно прижавшись к стенке, но не выпуская его рук. У ведьмы были непривычные для взгляда асгардца светлые волосы, очень спокойное и странно, не по-человечьи красивое лицо, без хищности Ровены, без яркости вызова валькирий, без простушества. Скромное зелёное платье, едва расшитое коричневым разнотравьем по вороту. Молодая. Жалко.

Она открыла мерцающие в утреннем свете серые глаза.
– Меня зовут Гелена.

Локи хмыкнул. Надо же, а она не любит подслушивать.

Не дождавшись ответа на знакомство, ведунья, кажется, нисколько не смутилась, как ни в чём не бывало продолжая:

– Ты не здешний. Не человек. Скажешь, как называется то место, откуда ты?

– Асгард.

***

Теперь она звала его асгадцем. Неуёмно приставая и не слушая ни едких мысленных замечаний, ни злобного, но всё же осторожного, рыка вслух, Гелена каждую свободную минуту порывалась прикоснуться к Локи, взять его за руку, "согреть", как она объясняла. Она и правда грела, и это было куда больше, чем отогнанная в первую же ночь лихорадка. Измученный неожиданной человечностью, Локи уже один за другим отметал слишком горячие и потому невыдержанные и обречённые на провал планы её разоблачения перед окружающими.

Слишком уж хотелось избавиться от клетки, да и от этой странной Гелены с её сухими и чуть шершавыми, как нагретая солнцем древесная кора, руками, источающими силу, силу, и в подмётки ему не годящуюся раньше, а теперь настолько недостижимую, что сводило челюсти от тоски и бешенства.

Когда она робко попросила позволить помочь вернуть ему силу, Локи чуть было не поддался панике. Она, конечно, догадалась о его планах, да что там догадываться – она же могла всё слышать и, без сомнения, давно подслушивала, а теперь желает насладиться его унижением перед победой.

Оказалось иначе. Гелена утащила Локи под окно (почему-то им полюбилось это место) и долго уговаривала не бояться и верить. Ведь он не остался бы жив без своих сил, они – часть его жизни. Есть жизнь, есть и сила, её можно вернуть.
_________

Это были странные дни. Стражи частенько удивлённо докладывали госпоже - пленники не притрагивались к пище, но не выглядели опечаленными или больными. Скорей наоборот, слишком были увлечены друг другом. При этом стражники гадостно улыбались, а Ровена равнодушно повторяла приказание постоянно дежурить у камеры и отправляла их вон, оставаясь ждать, бродя по огромным холодным покоям в неизвестности и с неведанной раньше тоской слушая громкие бахвальства мужа.

***

В камере было не до еды. Гелена смеялась, как ребёнок, видя в зелёных глазах асгардца отражение его самого, того, которого она не знала, но очень ждала увидеть. Да, он такой её пугал, но и восхищал – такого хладного и филигранного владения столь мощной магией она не видела в лесу у сестёр. Часто, окончив будить этого неизвестного, холодного и скорого, чувствуя щекотное возбуждение, словно пройдя только что по краю пропасти или поигравшись легкомысленно и беззаботно с диким зверем, Гелена не могла заснуть.
__________

Когда он впервые выжег холодные, сверкающе-синие искры, шутя щёлкнув пальцами, они оба застыли, пригвождённые к месту.
Она, не удержавшись, с радостным вольным гиком взлетела под потолок и закружилась по камере в лучах холодного зимнего солнца.

В руке Локи мигом вырос ледяной нож – ночные тайные тренировки даром не прошли – и полетел в дверь камеры, глухо ударив в неё и тут же рассыпавшись в зеленоватую пыль. В камеру тут же ворвались стражники, ожидавшие снаружи уже много недель и неслышимые Гелене – первый удачный результат тренировок.

За спинами стражников сверкнул воспалённый взгляд. Локи так и не понял, чей – Ровены или её брата.
__________

Через три дня на первой за долгое время казни ведьмы за троном правителя стояли двое - госпожа чуть сдвинулась к левой стороне, впившись взглядом в костёр, будто стараясь в нём что-то разглядеть, а справа стоял и, облокотившись о подлокотник, что-то шептал на ухо Тору его брат.

Продолжение в комментариях

@темы: музыка, вспомнился Шопен, фанфы

---

Ромашов

Не люблю я книжку эту, "Два капитана". Не люблю тамошних "героев".
ПОтому Норд-Ост целиком так и не посмотрела ещё.
Говорить о том ничего не могу, а вот Ромашовым поделюсь. И о нём тоже говорить не стану, ладно? А лучше Ивана Геннадьевича процитирую: "Он не злой, он несчастный, не повезло ему".

Это не я!..

Сватовство

Крах

Как расставилось-то всё, точно карты. М-да, кто-то перечитал о шоколаде.

@темы: видео, размышлизмы, музыка, Иван Ожогин, чердаки и подвалы, Ромашов, глаза в глаза

---

Шоколадная трилогия

Что умеет Джоанн Харрис - это взять за шкирку и как котёнка окунуть в Жизнь.
Это я к тому, что дочитала "Персики для месье кюре". Тысяча и одна была возможность у автора уйти в сказку, в мечту. Но только Жизнь. И это очень хорошо, пусть и тревожно.
Восток. Я восток люблю. Странное желание примерить никаб возросло.
Ещё я никогда не подумала бы, что стану так пугаться за Рейно. И что меня так напугает и рассердит простая логика маленького ребёнка.

@темы: книги, размышлизмы, чердаки и подвалы

---

Леденцовые туфельки

Прочитала вторую часть шоколадной трилогии.



Читала очень наивно. Всё мне желалось Зози раскрыть, оживить, чтобы закончилось всё "пасхально", как в "Шоколаде". И вот очень мне того хотелось, а, читая, понимала, что такого не будет. И не потому, что включался злобный филолох внутри с шепотком: "Нет, нельзя двоить историю. Смысл писать продолжение, в точности похожее на то, что предшествовало?" Нет, просто видела, что история иная, оборачивается иным.

И всё же возрождение случилось, не возвращение назад, а именно возрождение. Вот за что успела Харрис полюбить, так за жизненность. Не будет как было, будет по-новому, но так же цело, а потому лучше намного.

Но путь к этому возрождению меня очень и очень тревожил. Тревожила Виан, усердно себя уздающая, тревожила Анук, чуть не превратившаяся даже для самой себя незаметно в Анни, тревожил Монмартр, к которому я и отношения никакого иметь не должна. И тревога эта до последних страниц со мной оставалась. Даже после того, как автор нашла единственно верный способ победы над Королевой Червей, способ, который в современном мире и в голову не придёт сразу, мне вот не пришёл, несмотря на то, что я им пользовалась, и может ещё придётся.

Это магическая история. Как и "Шоколад". И, что чудесно, магия здесь не отдельный мир, пусть даже прекрасный, но закрытый. Нет, магия здесь как дыхание, при всей своей осязаемости и конкретности. И эта осязаемость и конкретность не делают её чем-то из ряда вон выбивающимся.
Потому что магия рождается всё же не от правильной расстановки свеч и слов.

@темы: книги, размышлизмы, чердаки и подвалы

---

Мяв))

Близняшке нельзя кота заводить, он задразнит бедное животное.)))

instagram.com/p/3AefTsk_9m/?taken-by=aureliovol...

@темы: видео, забавность, us two

---

Рога

Видела трейлер "Рогов".

Вот он

Ну, авторы молодцы хотя бы тем, что честно сказали - фильм "по мотивам". И с мотивами Хилла сотворили что-то не очень хорошее.

Очень резанули сценки, кричащие: "Режиссёр снимал ужасы! Вы слышите - ужасы! Дайте крови! Нет крови, дайте хотя бы жестокости!"
Вот яркий пример. Есть там сценка такая - журналисты, пристающие к Игу с вопросами типа "каково это - быть убийцей?" и окончательно его доставшие уже, получают такое предложение (Иг к тому времени рогами уже обзавёлся): "Давайте вы друг с дружкой подерётесь. а победитель получает эксклюзив от меня!" И начинается жестокая драка, на которую Иг с радостью глядит.

Вот это напрочь ломает авторский образ и главного героя, и рогов, собственно, точнее того, как главный герой их использует. Даже сюжет ломает, события происходят через год после убийства Меррин, журналисты от Ига отсали уже давно, он давно варится в атмосфере тихого ненавистничества и почти полного одиночества. И одиночество это хорошо, с толпой журналистов за спиной было бы ему сложно искать убийцу. И в фильме-то смешно было бы, если это была единственная сцена с ними, этакий бог из машины ради драки. Но оставим сюжет. Иг Перриш попросту не стал бы натравливать друг на друга людей, да ещё и смотреть радостно на результат. Есть один единственный момент в романе, крайне иронично завершённый автором, который, видно, авторы сценария не поняли.

В романе Иг один единственный раз пытается стравить людей, двух полицейских, после убийства Меррин считающих своим долгом Ига мучить. Под воздействием рогов они выкладывают ему свои нелицеприятные секреты - оба они не прочь побыть с мужчиной, а один из них и прямо имеет виды на второго. Ему-то Иг и разрешает, пользуясь рогами, своё желание выполнить. Последнее, что Иг видит, уезжая, - как полицейский к делу приступил. Он, конечно, предполагал, что кончится это дракой, и того и добивался, но он и не думал оставаться и смотреть, ему даже в голову такое не могло прийти, ни с рогами, ни без них. Кстати, через какое-то время он случайно натыкается на этих товарищей в лесу, драки и не было, самозабвенно любят товарищи друг дружку в тиши, так Иг даже не посетовал на такую неудачу, только поиронизировал над собой, мол, и правда, хотел дурного - благо получилось.
Люди Игу высказывали желания самые разные, и об убийствах, и о самоубийствах. И все подобные желания Иг не разрешал, "нет" говорил, даже не думая.

В трейлере же люди иногда желания выполняют, даже не высказав, вне зависимости от Ига. Тоже нонсенс, автор ратовал всю книгу за выбор, который даёт Дьявол, это красной линией. До того доходит, что у героя возможность появляется вообще нейтрализовать рога и жить так, как жил. Всё в его воле.

Так что здесь авторы фильма огорчили. Если ещё аллюзии на "Мастера и Маргариту" нейтрализовали, вообще печально будет. В целом-то я даже удивлена, почему у нас не пустили этот фильм, да и вообще так скромно он прошёл, я бы поняла, если бы там двигались за автором романа, а ведь упростили и приблизили к массовому представлению максимально, бояться-то нечего почти - демонёнок-то, если всё в духе трейлера, получился вполне такой, какими пугают, и Дьявол у него за спиной такой же. Впрочем, с этим торопиться не буду, надо всё же фильм посмотреть.

Чтобы на плохом не прощаться, скажу о том, что порадовало. Думаю, Дэниэл очень удачен на роль Ига. И именно тут ему в плюс идёт флер "Мальчика Который Выжил". Этот флер подспудно создаёт ощущение положительности, героя "правильного", и когда такой герой совершает вещи, скажем так, неправильные, это вызывает то самое очень нужное отторжение и непонимание, возникающее и при чтении, когда рядом с детской ужасающей наивностью Ига и той внутренней его правильностью, которая граничит либо с лицемерием либо с идиотством в современном представлении, становятся противные, выписанные гадко-натуралистично сцены и мысли. Получается диссонанс, необходимый там, Жизнь создающий. А в фильме тот диссонанс во многом сам Дэниэл обеспечивает.

Так что впечатления от трейлера настороженные, надо увидеть фильм.

@темы: кино, видео, размышлизмы, чердаки и подвалы