Царь горы

Почему царь? Сия тайна мне неведома.
Надо сразу сказать, испанский этот "триллер и ужастик" об охоте на людей от привычных, американских, штампованных (но помним, не все американские триллеры - штамповка) разительно отличается. Понятны мне теперь расстроенные и обиженные "а гдеееее?!" в отзывах немногочисленных. Действительно, тут надо все привычности задвинуть куда подальше.
Нас не будут пугать. Нам покажут страшные вещи, покажут, но пугать ими не будут. Всё будет обычно, буднично. Просто. Только читай, даже удивительно, что не все прочли. Хотя чего я выкабениваюсь, я сама далеко не всё прочла из этого простого.

Но меня радует, как удалось ускакать из штампов.

Герои здесь - люди. Не функции какие - главный (неубиваемый) герой, его неубиваемая же подружка, друг главного героя, возможно, измученный (надо же кого-то по-геройски спасать), но тоже неубиваемый.
Тут - люди. Обычные, не геройские. Здесь всё сосредоточено на борьбе внутри человека, борьбе его со своим животным инстинктом выжить.
Абсолютно все герои проходят через состояние жертвы, загнанного животного. И оно непредсказуемо. Оно не показатель "хорошести" или "плохости". Оно есть, и в этом есть что-то от Бёрджесса. Вот Кима невозможно вытащить из-под бревна на реке, его сковало в этом кажущемся безопасным углу. И вот он безрассудно и бесцельно пытается тащить убиваемого полицейского из-под пуль.
Вот Беа отлетает от этого полицейского как ошпаренная, потому что он - смерть. А вот она стоически ведёт Кима, хотя она не знает, куда идти. Просто она видела много гадостей от жизни, видимо, слишком много, чтобы сворачиваться в клубок от очередной.
Забавность тут подмечают испанцы. Пока она вдвоём, Ким, не знаю уж, сознательно или бессознательно, становится ведомым. Он может поистерить слегка, пожаловаться на раненую ногу (кстати, рана действительно не опасная, и на ней не играют, как в американских аналогах случается, то есть от глубокой царапины, да на адреналине выживания никто не умрёт, а вот Беа от раны в плечо силы теряет резко, что очень точно подмечено), поотдыхать на камушке, следовать за, а не везти. А стоило появиться конкуренту в лице выжившего этого полицейского, то и хромота поументшилась, и истерики, стали какие-то дельные думы появляться и даже неуместный в данной ситуации сарказм. Вот оно что конкуренция делает даже в экстремальных обстоятельствах. Это в плюс к тому, что человек - животное.

К тем же доказательствам - то, как Ким бросил Беа в волчьей яме. Именно как. Вот там, внутри, они были ровны. Но выбраться удалось ему. Только потому удалось, что руки целые. И не опираясь на плечо Беа, то, что не прострелено, ничего бы не удалось. Но вот он уже снаружи. И он честно пытается её вытянуть. Только Беа ослабла, и Ким это видит. И надо ей помочь, но очень, безумно, дико страшно. И он может бежать. А она слабая, она будет бежать медленно. И её нужно ещё вытащить. А он может бежать, он свободен. И он бежит. А когда крик отчаянного загнанного животного в яме стихает, - потому что Беа прекращает бежать, устав, отчаявшись, она просто садиться и ждёт конца, Кима ли, охотников, всё равно, только конца, но зовёт, зовёт единственного бывшего с ней рядом человека, - вот тогда он останавливается. Человек просыпается и гонит назад, гонит быстро, отчаянно.
Опоздал. Опять же, какие честные испанцы. В клшированном варианте было бы "драматично", с выражениями подходящими, "я достоин страшной кары, мой позор лишь смерть искупит". Нет, тут не так. Тут нет даже осознания предательства, не время ему приходить, теперь - охота. Теперь выстрел говорит Киму, что всё кончено, и что охотники там, следовательно, ему надо в противоположную сторону. Что-то обрывается, определённо, но думать некогда, надо бежать.

Да, охотники. Это дети, они играли так. Очень напомнило старый рассказ Васильева "Великолепная шестёрка". Умных сильных детей кто-то воспитывает жестокими, "обезболенными", равнодушными. И вот тут интересно. Охотники здесь дети, лет 12-14, Беа - юность, а вот за взрослых, тех, что воспитывают таких детей оружейных и такую несчастную юность разуверившуюся, за них в ответе Ким и парочка тех полицейских, ну, парня с заправки можно списать со счетов. Так что этот вот вопрос "Как же так?", он не только к парню, он и к Киму.

Да, что за вопрос? Ким перестаёт убегать, как только видит охотников. Это тоже к психике тонко, не бояться двух детей, пусть и охотников, проще, чем неведомый выстрел или силуэт человека с ружьём. Ким сам становится охотником и схватывается с младшим. Дикая сцена. Для Сбаральи очень тяжёлая сцена, человека трясёт от мысли, что с ребёнком можно не уважительно и не с любовью, а тут топи. Он скорее пытается в чувство привести, потом уступая животному "убей".
Опять же, нет клише. Обычно, когда герой триллера схватывается со злодеем, то от злодея остаются клочки. "Это всё любви во имя, всё во имя доброты". А тут является старший, который не уверен в том, что хочет играть. И что делает Ким? Пытаясь отнять ружьё, сгребает дитё и чуть не качает, глаза ему закрывая, чтобы брата не видел мёртвого. Но тот видит, а с оружием не очень умеет обращаться. Вот и два трупа.
И тут приходит всё. Вся кровь, вся боль. Накатывает. Хорошо, что там истерика, и хорошо, что не оцепенел. Можно усмехнуться собаке, мол, как быстро узнала нового хозяина-охотника. Не факт, что его найдёт вертолёт. Не факт, что он обрадуется, если найдёт.

Да, ещё это тихий фильм. Знаменитой "тревожной" музыки будет немного. Больше нежилого леса. И барабаны, дети тоже за простые приёмы загона дичи.

Простота, корябающая простота.

@темы: кино, размышлизмы, чердаки и подвалы

---

Viva la. Cuba

Ответ к песне Адриана и Александра "Viva la. Cuba". На её же мотив.

Viva la. Cuba

Viva la. Cuba, скажи, случится ли чудо,
Когда он выйдет под вечер
На твой песчаный перрон?
Viva la Cuba. Ведь он уже не отсюда,
В бокале плещется утро,
а будет добрым оно?

Я знаю, только закрыть глаза —
И можно двигаться на раз-два,
Тут всё знакомо, тут родной кровью
Мечены все слова.

Только рассвет далёк,
Из моря он золотит песок,
Не подыхает закат, между высотками виден.
Он здесь свободен и робок,
И вместо бетона — море.
Viva la Cuba. Адьос, команданте Че.

@темы: стихи, us two, чердаки и подвалы, фанфы

---

Много ли значат цвета?

Много ли значат цвета?

Чёрный брат - звёзды, стихи
И чёрная кровь между пальцев.
Синий - дохлые крабы в ведёрке,
Закрытые двери.
Ну, а Коричневый - лучше бегите-ка, братцы.
В то, что это семья, никто не поверит.

Дикой отравой осиного тонкого жала
Кровь разлилась синим, болью и просто кровью.
Разве один был наделён любовью,
Но это - смерть в западне, это таить и прятать.

Всех звал Зелёный тихо, но он ли один - привиденье?
Каждый живой среди белого шума - не призрак?
Плещется вкусом, болью и кровью искренность,
Тонет в осином жужжании воспалённо-рубиновом.

Сбитости слов позавидует пляска цвета.
Чёрный, Синий, Коричневый. Белая, ты ли это?
Всё зачеркнуть шоколадом красным и летом,
Морем раскрашенным в вяжущий запах индиго.

@темы: книги, стихи, чердаки и подвалы, фанфы

---

О Деньгах и встрече после них

Фотки

С первого взгляда ясно, кто старше. А разделяют их всего три каких-то года. И седина там у Сбаральи не от Аргентины одной, в которой он и живёт-то теперь два месяца из двенадцати, но зато весело. Это ещё и от фобии глядеть в сердца человеческие такое делается. И по-прежнему Сбаралье интересней приготовлений к съёмкам запечатлеться. А приличный мальчик не мальчик уже, но всё ещё приличный.

А это на премьере Денег. Кто-то уже умеет скрывать моральное и физическое напряжение, а кто-то ещё нет, и статуя может полететь вниз, только ей не дадут.

Норьега рад. Его отвлекает барышня, но он рад. И не он один.

И у него длинные руки, бесполезно просить коллег о разделении. А у Сбаральи лицо человека, размышляющего, что было бы, будь это послеоперционное колено, но нет, повезло, видно.

А это Деньги. Это дефицит мышечной массы, который у Норьеги хоть сглажен малость. Это близнецы очень ещё. Это первые задумки Сбаральи про Испанию. И настойчивость Норьеги, иначе бы не сдвинуть недоверчивого человека на такую авантюру.

@темы: кино, чердаки и подвалы

---

...одинокая во поле былинушка...

...одинокая во поле былинушка...

Пётр Степанович сидел у окна сырой комнатёнки во втором этаже разваливающегося придорожного трактира. Дождь разразился страшный, извозчик вернулся в город, а здешние пока запрягут... Всё то же, везде одно и то же. Пётр Степанович раздражился бы, но не мог оторвать взгляда от рвавшегося внутрь дождя, да ковырял ножом что-то малосъедобное в тарелке. Никогда он не был привередой, но пихать в себя что-то, когда в ушах отдавался выстрел, а струйки на стекле складывались в прозрачные от стадного ужаса глаза и белые губы, было решительно невозможно.

Ставрогин вошёл как к себе домой, небрежно уронил на стол вымокшую шляпу и, рассмеявшись вытянувшемуся лицу Верховенского, заговорил. Это всё было так поразительно и просто, что Петруша снова заслушался и засмотрелся, как дурак, слов не разбирая, несмотря на всё разочарование.
Но пятёрка была разбита, бестолковое, глупое стадо носилось, налетая на сторожевых овчарок и грозясь и его столкнуть к ним, обезумев от не связавшей крови, и всё из-за этого барчука. Пётр Степанович равнодушно окинул глазами Ставрогина и отвернулся к залитому ледяной водой стеклу, не слушая больше холодных ядовитых слов.

- Ууу... Уродился я на свет неухоженный... ууу... - диковато-весело разнеслось по комнате. Верховенский обернулся, как ужаленный, впиваясь взглядом в Ставрогина, выводящего старательно, надвигаясь и подминая под себя злым смеющимся взглядом, странную старую песенку. Даже рядом с Кирилловым в последнюю ночь, Верховенский не испытывал такого холодного отчаянного ужаса.
- Сирота я, сирота, сироти-инушка... - нелепо красивое лицо-маска улыбалось, нелепо красивый голос-маска, режущая мелодия, гвоздящая, калёным железом прижигающая.

Верховенский тихо подошёл, сжимая в руке грязный нож.

- Да неужто посмеете? - расхохотался Ставрогин.
- Посмею. Я, - Верховенский странно вздохнул, будто не сразу получилось, - Шатова убил. Кириллов, - голос его стал тонок и отрешён, он замолк на секунду, - при мне пулю в лоб пустил, а не хотел. Так я бы сам тогда... я всё теперь смею.

Повисла тишина, а руки всё не решался поднять Пётр Степанович, сам себя не понимая и почти себя не слыша от ярости. Ставрогин властно прикрикнул:

- Ну!

И понял, что всё погибло - белые почти глаза Верховенского стремительно потеплели, в них вдруг мелькнуло какое-то подозрение, недоверие, огорошенность, и, наконец, тёмное, радостное понимание.

- Ну! - на этот раз вышло хрипло и умоляюще почти.

- А знаете, я себе ещё Ивана-Царевича найду, мало вас бродит, что ли, - знакомые слова-зёрнушки легко слетали с языка. - А вы оставайтесь. Или со мной, хотите со мной, Ставрогин? Ну не сверкайте глазами, я и адресок черкну? - Верховенский ласково рассмеялся, закидывая нож куда-то в угол, словно играясь. Да он и играл, но не с этой железкой, а с тем круговертом чёрте чего в глазах Ставрогина. Однако, это ему наскучило быстро. Собрав шляпу и пальто, деловито простился, сославшись на ожидающую внизу коляску, тихо и быстро исчез.

Через минуту коляска проскрипела под окном.

@темы: книги, чердаки и подвалы, фанфы

---

Кто сказал..?

Кто сказал..?

Этим телом теперь нельзя торгануть. Ни выгодно, никак.
Пометавшись по тёмной и глухой камере несколько дней в и потерявшись, наконец, в пространстве до головокружения, до полного непонимания, открыты или закрыты глаза, тело упало.
После плотной, довольно-таки знакомой блестящими глазами и смелыми руками, толпы тело пришло в негодность и было оставлено в темноте и тишине.

Было тихо. Мира больше не могло быть. Можно было не сомневаться только в существовании стены, покрывающейся иногда испариной бессильной кого-то напитать влаги. Поначалу тело помнило, что это случалось два раза в день из-за разницы температур. Потом уже нет.

Было тихо. Камни стены потеряли вкус. И даже язык не царапали. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда где-то в темноте начал стучать молот. Ледяной злобный сквозняк теперь приносил откуда-то слишком знакомый голос. Но если дышать громко, с силой хрипя в камни, то можно было не слышать.

Так что когда он пришёл, было не очень тихо. Из темноты он появлялся странно весь, и виден был до мелочей, даже поцарапанный набалдашник трости. Хотелось спросить, кто он? Он то исчезал, то возникал перед самыми глазами, кажется, что-то и говорил, но не разобрать. Глаза бесцельно пялились в темноту, дико выкатываясь, когда он склонился над ней вновь.

- Кто сказал...

Память сверкнула последним лучом света за дверью и исчезла.

@темы: чердаки и подвалы, фанфы

---

Plata quemada

РОМАН

Да, это было. В Аргентине в 1960-х. История напоминала множество других. Трое ограбили инкасаторскую машину. Но всё пошло не очень здорово. Они заперты с этими деньгами, загнаны, один ранен. Что дальше? Доллары в глазах и победа самого хитрого и удачливого в выгрызании глоток, победа, само собой, выражается в мешке с деньгами. Так?

Нет. Потому что это не "Бешеные псы", это аргентинская история.

Пилья показал себя странным и мучительным товарищем. Так как сюжет он строил на основе данных полиции, копий допросов, протоколов, характеристик (которые ему подкинули друзья-адвокаты, а он их так лихо по именам сдал в послесловии), ему часто хочется сделать подарок - словарь синонимов. К середине это умиряется, понимаешь, что к чему, и успокаиваешься.

При такой вот бедности языковой Пилья умеет проникнуть под кожу. Особенно в тяжёлые моменты.
Но самая, пожалуй, полюбившаяся мне особенность - туманы и обманы с ответом на виду. К примеру, автор добрых две части почти старательно уверяет нас, что мы будем читать криминальный детектив, да, именно. А ведь главное в первых строках выразил. Главное здесь, то, что деньги эти всё ж сожгло, - Мерелес (неумный кокаинист, о котором не сильно хочется говорить, нет у него вызывающего усмешку ребячества киношного) и Близнецы.

Их зовут Близнецами не за схожесть. И не за родственность. Они не работают поодиночке. У них говорящие имена. Нене - "ребёнок" и Анхель (хотя тут я делаю большое НО - в книге он Gaucho Rubio, но, так как никакой он не блондин и фильм! фильм!, так что я его называть стану Анхелем) - "ангел". Пилья осторожен в их описании, намеренно останавливается на внешнем, на цивильности, на похожих ясных глазах. Характеры только пунктиром. Отношения? Догадайтесь сами.

Во второй части подключается многоголосица. Ещё один приём Пильи, весьма сбивающий - любит он резко изменить рассказчика. И случайный это свидетель, и инкассатор, а то вдруг работница пекарни или репортёр. Это помимо рассказчика и главных героев. И вот в этой многоголосице совершается ограбление. Здесь Близнецы почти расходятся по полюсам. Тощий, бледный, больной, похожий на чахоточного Нене, "хрупкий". И мистик, убивающий полицейских как "людей без души" - Анхель. Очень важно - увидеть их в момент нападения. Они не Робины Гуды и не шиллеровские разбойники. Они не первый раз убивают. Но Анхель задыхается, уверяя, что "мы вернёмся". А Нене воспринимает всё то ли как наркотический бред, то ли ещё как, на удачу получив от Анхеля медальончик с Девой Марией.
Пилья потихоньку начинает нас готовить к главной теме. Погоня лихорадочна, но растворяется в намёках, словах, фразах, положениях, заставляющих смотреть на Близнецов.

Пора и познакомиться. Пилья опять показывает мастерство, замечательно представляя биографии. У Анхеля это обрывки, вызванные афазией (почти не говорит человек, если ничем не накачать, просто рвётся нейронная цепочка и слова не выговариваются). Либо в разговорах с доктором мы видим эти обрывки жизни, чуть-чуть в разговорах с Нене, не наедине, и много в последние несколько часов, картинками, мелькающими на фоне кокаина, крови и гари.

Анхель воспитывался в своём семействе как рабочие руки. Пока не начал слышать голоса и следовать им шокирующими честное крестьянское население способами. Слышались они ему с тех пор всю жизнь, это были женщины, говорившие на разных языках о своих страданиях. И терзающие Анхеля. Помытарили его и в доме-тюрьме, и в монастыре-тюрьме, пока в пятнадцать он не был задержан за убийство. Избитый мальчишка попал в "тихое" отделение психушки под мощной дозой транков. А добрый доктор Бунге, правда, сомневавшийся, не симулянт ли, ведь тихий и умный, сделал всё, чтобы достать его голоса, взрастить его мистические настроение и настроить против Нене. Их отношения доктор видел симбиозом тела убийцы (Анхель) и разума и решения (Нене), всего-то потому, что Анхель переложил на Нене весь быт и денежные вопросы. Так себе был у него доктор.

Кстати, об отношениях. Их выразил Пилья, в конце концов, очень просто:
"- Вы что, муж и жена?
- Конечно, идиот".

Нене рассказывает о себе единым куском текста. Всё это вытекает вообще-то из отчёта комиссара, идущего по их следу, очень официально вспоминается, в каком году благополучный "золотой" мальчик перестал быть таковым, подставленный друзьями. Глупо подставили, безопасно, но папенька мальчика приказал долго жить от нервов, и судья решил, что запереть - самое то. О жизни в тюрьме рассказывает сам Нене, рассказывает долго, пытаясь очернить себя по максимуму, рассказывает о том, что из глупого семнадцатилетнего наследника стал там больным, наркоманом, педиком, игроком, научился бить в спину. Ругать не очень получается, потому что он ещё вспоминает прочитанную по многу раз библиотеку историческую, шахматы, занимание рук деланием блестючих поясов из сигаретной бумаги. Думы. Ненависть, она с тех пор составляла существо Нене, после коробки без воздуха (гулять не принято в тюрьмах там), без уединения, без темноты даже ночью, со всегда готовыми избить, сломать, растоптать. Рассказывает он это в постели Анхелю, который ради такого и целибат нарушил.

А что за целибат? Он тихо упоминается, но трещина от него идёт по всему тексту. Анхель, желавший в детстве быть священником, не принимает своей любви к мужчине, как и в целом к ним влечения. Голоса в глове его ещё больше путают и загоняют, вот и собирается он спасти Нене, лишив его себя, грешного. Он отдаляется, непримиримо, твёрдо.

А Нене тоже себя тихо ненавидит за "нефундаментальность" влечений. Хоть женщины удовольствие тоже приносят, нужны не они. Его мучит эта разрастающаяся пропасть между ними. А преодолеть её пытаться страшно. Он боится услышать, что он грязный, тащит в пропасть и вообще негодяй. Выход он ищет по-детски жестоко и бездумно - уходит из их убежища "на охоту" ночами, где, простите, кобелирует, широко, но не счастливо, эйфория быстро сменяется потерянностью. Ему самому тошно до дикого желания унизиться. Самым унизительным в жизни Нене иронически считает исповедь, но это уж совсем край, поэтому желание удовлетворяется постоянием на коленях перед случайным "богом" в общественном туалете с ножом у живота "бога" (должен же быть предел и унижению).

Нене встречает Жизель. Девушку, в которой искал и нашёл он сестру, готовую слушать и радующую без затей телом. Она очень отличается от экранного своего воплощения. Она хочет жить, она не питает надежд на Нене, хоть он и врёт ей о якобы имеющейся семье. Ей это не нужно, и он тоже не нужен.

Ближе к середине рассказа Пилья подключает образ "народа". Именно так, в кавычках. Петля затягивается, тыкающиеся во все стороны неудачливые грабители откровенно радуют местных жителей (перестрелки на улице круче, чем в кино). Полиции тоже достаётся от автора за методы ведения расследований. Множество голосов опять, не знающих, осуждающих, забавляющихся.

А потом загнанность конечная и штурм. Шестнадцать часов описаны в трёх главах. Медленно, рывками, но медленно. Сперва обостряются голоса, Пилья и героев оборачивает ими, спроецированными через жучок голосами в наушниках полицейского-радиотелеграфиста. Они противопоставлены обществу как никогда. Тут вся Аргентина (хоть дело в Уругвае), конечно, тех времён - голодная и злая. Отказывающиеся сдаться и дразннящиеся закупленной едой, Близнецы и Мерелес всеми дружно признаются наркоманами и психами - кто в здравом уме так будет себя вести, если жить хочет. Правда, пара человек их пытается понять - они просто не хотят быть заперты снова, пойманы, побеждены. Они обречены и это понимают, но между двумя путями - ждать конца или жить до конца выбирают последний. Их называют стаей волков, и в чём-то правы. В угаре, под всей возможной наркотой, они знают, как себе помочь инстинктивно, как зверь находит лечебную траву. Они защищаются от газа, от взрывов. Порываются сбежать. Близнецы шагают дуг к другу, Нене успокоительно врёт о помощи от слинявшего вовремя организатора всего веселья, Анхель всерьёз уверяет, что с солнцем придёт хорошее.

А потом на сцену выходят деньги. Жечь их вздумал Нене, чтобы очиститься, отречься от того, что этот мешок - цель и горизонт. Анхель рядом, хоть затея ему не нравится. Толпа впадает в раж, когда на неё летят пепел и жжёная бумага. Деньги становятся "невинными", а их сожжение то "актом каннибализма", то "жертвоприношением самого дорогого, что есть". Вся ярость выплёскивается наружу. Деньги сжигать нельзя. Это терроризм, это убивает в оставшихся в здании всякое человеческое начало. Нет большего греха. И для них ничего больше нет.

Смерти приходят быстро - сперва Мерелез, потом Нене. Вся последняя глава отдана Анхелю. Его молитве, его попытке употребить всё, что осталось неупотреблённым, его желанию унести с собой как можно больше "бездушных", его жизни, в ярких картинах проносящейся перед глазами. Пилья отходит от реальной канвы событий, оставляя Анхеля живым в конце штурма и устраивая ему "Голгофу". Живым оставался Мерелез, это его заплёванного отвезли-таки в больницу, где он умер. Анхелю Пилья не даёт умереть тогда, смерть его иная, скорая, при бунте в тюрьме, куда он попал после выздоровления.
На деле полицейским пришлось растаскивать расстрелянных Анхеля и Нене. Неприлично было журналистам показывать двух полуголых мужчин в луже крови. Их свалили в общую яму. Нене скоро забрали внезапно появившиеся родственники.

А люди запомнили горящих бабочек.

ФИЛЬМ

Он иной. Он - словно резкость навели, всё на своих местах оказалось. От лишнего избавились и важное очистили. Дальше будут беспорядочные выхватанности.

Нене - выразитель обречённости. В романе это путь их бесшабашный с необдуманными покупками и тратами. А тут Нене говорит - убьют всё равно, я хочу подышать воздухом, пока могу. И быстро все к нему присоединяются, потому что прятаться по углам из-за этого мешка? Ну нет.

Нене говорит Жизель, что иногда ему кажется - он один из голосов Анхеля. Почему?

Его представления об унижении в виде двойной сцены - расходятся Близнецы, Анхель в церковь, а Нене к своему случайному "богу". Параллельные шаги, движение, взгляды, жесты. Только один ищет ответов, а второй унижения.

Жизель здесь иная. Она правда пытается что-то в Нене найти, хотя сама на его излияния об Анхеле отвечает, что влюблён он. Она совсем котёнок и гораздо взрослей той, что в книге. И тут она ведь божескую милость делает - говорить им даёт. Точнее, оракулом работает, их мысли высказывая. Одному она говорит нечто вроде "станция Хацапетовка, вылезайте, гражданин, приехали", на дружную шведскую семью никто тут не согласен, так что придётся выбирать, кому мотать нервы. А Анхелю Жизель говорит что-то вроде "эй, там, на шхуне", мол, голоса, это всё чудесно, но неплохо бы ещё один голос услышать, много интересного говорит, если слушать. Они после этого друг ко другу шагают. И неясным остаётся, что делала Жизель в участке, сама ли туда пришла. И ещё, в нашем переводе отвратном их прощание с Нене запутали вконец обещаниями её найти. Он обещал найти, да. Найти и убить, если заговорит. Сразу вспоминается, как характеризовали его в романе - холодней змеи и никогда никого не жалел. Врали, конечно. Жалел он, одного-единственного, хоть и тут с непривычки натворил дел.

Тонкость Нене или глупость? То, что он не пытался войти к Анхелю в не запирающуюся каморку. Вот как показали ему недвусмысленно "не влезай - убьёт", так и не входил больше. Не из гордости, нет, скрёбся же под дверью. Но сказали не входить, он и не входил, а Анхелю приходилось медальончик закусывать, чтобы нечаянно "не заперто" не сказать. И когда кровь Нене из-под той двери увидел, влетел разом.

Недоговоры на пляже. Это просто процитирую даже с ужасным переводом:
"Где ты ходишь ночами?
- На днях в кино ходил.
- С кем?
- Да есть знакомые."

Молитвенник-словарь. Я правда думала, что это молитвенник. По тому, как Анхель его держит, как учит. Нет, словарь. Сбежать он хотел в Америку. Иронично тут вспомнилась "Америка" Фёдора Михайловича.

Очки-авиаторы Анхеля "закрывал" голоса в глазах, ему казалось, что их видно.

В фильм введены сцены, "отлеляющие" Нене. Будто не уверен в нём Пилья. То малито ему предложит с собой свалить, прямо говоря, что он один из всех с головой и одиночка. То Жизель зовёт бежать с собой, потому что есть шанс, а "с этими двумя ты и до угла не дойдёшь". Он это всё понимает. Но не уходит. Анхель.

Строительство домов без бомбы. В романе, когда Нене рассуждал о тюрьме, он говорил о том, что вечно строишь и обустраиваешь дома внутри своей головы. Тщательно - пол, стены, крыша, всё внутри. Потом большую такую бомбу в него и ба-бах. В фильме нет бомбы, в фильме Нене сталася заселить дом людьми.

Поведение в доме-тюрьме. Нене напоминает дёрганного кота, слоняющегося среди закрытых дверей. По Анхелю видно, что он действительно уже привычнее чувствует себя запертым, в романе он специалльно отыскивает себе "лачугу" в доме, откуда почти не выходит.

А закончим началом. Знакомство иное. Сразу в лоб, проще и без христианской одержимости. Нет встреч раньше. Случайное знакомство, купля-продажа для того, чтобы было, где переночевать. И всё. И фляжка со спасающим от голосов обменена на сигарету. И голоса доверены одному только Нене, без докторских гипнозов и домогательств.

Банданьон. Claro que si.

@темы: кино, размышлизмы, чердаки и подвалы

---

Два вальса

Аккордеонист состриг гриву и стал тёмно-серым и молодым. Понервничал, видно, как дядя Вольти, от нервов выбривающий виски. Немного почернее бы ещё и совсем как на старой фотке, где рука ещё в порядке и игралось так, что деревца гнулись. Новый альбом, как-никак.
А я вспомню два вальса, в старые не вошедшие. И где он от аккордеона отлучён.

Здесь ради виолончели. И зря на неё злится, между прочим, она не виновата и нечего мучить её глиссандо.

А здесь ради клавиш, и на вторых ролях, а вальсик получился на редкость сдержанно-печальный

@темы: видео, музыка, чердаки и подвалы

---

Странный пост

Сегодня очень хочется выйти из себя, из своего тела, из своего разума, ощущения стереть. Это беспричинные глупости, но из-за этого не получается ничего толком сказать, и в голову лезут какие-то зачатки рифмовок, но это опять мучительства и умирания, которых я не люблю и не хочу.
Возможно, это к лучшему, потому что долгого текста в кои-то веки не будет, а будет просто несколько видюшек о том, как бывает, когда не свезло с папенькой.

Эмбер. Тут вальсик, который я напеваю уже не первый день. Он к постику и привёл этому.

Лилит. Хоть тут больше папенька, но там за спиной у него дочь в клетке. Но что её жалеть, пустая она пустая и есть.

мелкий бес Верховенский. Из сериальца, да, он там занятен. Жаль, не нашлось момента с папенькой, где и про Швейцарию, и про посылки аналогии, но удовлетворимся класской, Иваном-царевичем. Не свезло вам, господин Ставрогин, вас Петруша в идолы себе выбрал.

@темы: кино, видео, Repo! The Genetic Opera, музыка, чердаки и подвалы

---

Да будь ты

Это так красиво

Это так красиво - воздух весь из стёкол,
Крови и железа, и вода наверх.
Это так красиво. Он теперь свободен,
Он теперь не грозен, он идёт в рассвет.

Это так красиво. Рядом с ним профессор,
Он теперь не слышит и тогда был глух.
Он выходит первый, Кармен за ним следом,
Их зовёт Кончита и спешащий дух.

Это так красиво - по камням и стёклам
Бродишь ты неслышно, трогая огонь.
Призраки уходят в предрассветный морок,
Ты глядишь всё мимо. А в глазах "не тронь".

Это так красиво - призраки уходят.
Им уже не важно, что Хасинто был.
Это так красиво - ты теперь свободен.
Ты уже не помнишь, что когда-то жил.

@темы: кино, стихи, черлдаки и подвалы, фанфы

---

Maybe I, maybe you

Ещё одна идейка для клипа.

Scorpions "Maybe I, maybe you" - Plata quemada. Анхель и Нене.

Это только поначалу кажется, что не очень подходящая песня. Это был бы рассказ. И рассказывал бы Анхель, как оно и есть, а припев за Нене. Чтобы всё, что на себя понавесили за дело и без дела - всё наружу. Чтобы на именах включались имена, как там, то тихонько, то рыком, то криком. Чтобы на всех этих вопросах и поглядках на него та самая церковная скамейка с "а вдруг ты завтра умрёшь?" всплыла. Чтобы обязательно где-то грустно прозвучало "Хаос, Смерть и Разрушение. Я - Хаос". Чтобы темно и ускоряясь постепенно.

И к настроению не фото, а то я клип по кадрам примусь собирать.

Имена в мире, полном боли, на одной срывающейся ноте имена

И тут про пальцы, но "потерянные в темноте" видятся

А вообще не получается у меня подобрать настроение, я туда хочу.

@темы: кино, видео, размышлизмы, музыка, чердаки и подвалы

---

Глаза

"- Глаза... Мне нужны его глаза...
- Ты хочешь вырвать ему глаза?
- Я хочу в них посмотреть".

Вот такой немудрёный диаложка из мультика. А я хочу посмотреть в её глаза.

@темы: кино, чердаки и подвалы

---

Если уж не написать, то рассказать хотя бы

Вот этот злой вальс в голове. Чего только не видится, силуэты, тени в улочках и ныряющие в подъезды, общность разобщённых. Алоизия, которая так смело идёт по своей ещё тоненькой-тоненькой части мелодии. И думает, что уже всё. Уже в благополучном карнавале. Ан нет. Всё осыпается, мелодия рушится и издеваться не получается хорошо и долго, маска ещё не приросла. А Моцарт напоминает, что и она живая. Так что делать? Бежать. В маскарад. А ему оставаться живым, хоть и с Розами.

Злой вальс

Другой ракурс. Посмотрим на выражения масок. Но осколочность слепую, на раскалённость дрожащую. И всё это дребезжит и постукивает жестью. На Алоизию подольше посмотрим. Но попытки живого.

@темы: видео, размышлизмы, Моцарты, музыка

---

Про Шерлока

Покоя нет. Лишь движется вагон. Мелодии тоскуется о скрипке.
Та складка над бровями – точно вдоль – перемениться сможет на улыбку инвариантно… только лишь… огонь… я не люблю…платок не был уликой… проклятая возможность видеть всё…
Покой не нужен, Шерли позабытый.
Покой не нужен. Спи, я говорю.

@темы: кино, чердаки и подвалы

---

Ещё одна идейка

Светлана Сурганова "Друг для друга" - Сбаралья и Норьега.

Очень простая была бы видюшка, с молодыми годами времён Денег и второй встречи, седеющими уже. Что-то лёгкое и тихое, проигрыши и обрезать можно, они не сильно к месту. "Двусмысленность речей" не с напрашивающимся поцелуем (там не они всё-таки), а с промкой, где просили просто сесть как удобно, они и устроились в охапках. С "враждой" - пистолетом, которым Норьега гонял покрадывающегося Сбаралью. С ударами на "слышали друг друга чуть больше, чем глухие". С "не встретиться ли нам, пусть даже и случайно" в улыбке на полуобморочных губах, стоит знакомому голосу на скучном журналистском мероприятии ободирть. Ну и с песнями.

Они ведь хорошо поют. И я желаю слушать и смотреть, это успокаивает.

Сбаралья

Это он уже седеет. Старается не махать руками, видно.) И видно, что ему всё до сих пор не живётся, если в Аргентину не наведывается партизанить. А потом с честными-честными глазами гладить билет до городу Мадриду в кармане.) А песня Gallo Rojo. Антифранкистская. Хоть и про петухов. Метафоры - наше всё.) И смелость и уязвимость человека, видящего сердца и боящегося некоторых из них. "Значенье фраз которой..."

Норьега

Тут он молодой. По сравнению со Сбаральей он вообще молод всегда будет. Тут натура на ладони - он глаза не поднимает. Потому что болезненно робкий, до белизны, до дрожи в коленках и полуобморочных состояний. Кто помогал выводить, угадайте? Кто учил в людей не целить? Кто после "Мужчин на грани" смеялся и уверял, что ну самого жалкого отдали Норьеге, конечно. А песня. Песня нежная и станцевать под неё хочется что-то нежное. "...никак не примем в толк".

@темы: видео, размышлизмы, музыка, чердаки и подвалы

---

Карнавальная кабарешность или кабаретный Карнавал

Вот и Басня. Спасибо тебе ещё раз, Кузина, за неё.
___________________
- Басни – это же всё неправда. – Как-то слишком тоскливо в покорности замечает сидящая на полу в шатре Люцифера девочка лет пяти.
- Хочешь быль вместо басни? – странно блестя глазами в темноте, вопрошает хозяин.
Девчонка, сжимая нитку синего воздушного шарика, доверчиво распахнула глазёнки, а Люцифер, по пути задумчиво хмурясь, опустил ресницы, откладывая Эзопа куда-то в сторону, во мрак:
- Жила некогда стая воробьёв, которые только и умели, что выклёвывать глаза. Делали это с кем ни попадя – сороками, синицами и даже вОронами; зверями и людьми. И вот никто не знает, откуда, но затесался в эту стаю соловей. Он только и умел, видишь ли, что петь. – Дьявол странно ласково усмехается куда-то себе в коготь.
- Как его ни упрекали воробьи, как ни требовали от него увечий, он так и не оказался на них способен. Разумеется, воробьям тоже выклёвывали глаза – в отместку – и скоро соловей со своими песнями казался среди кровавой ереси. Ему проткнул клювом крыло. Не отличив от воробьёв, и он лежал в траве, пока не умер. И пел.
Девочка смотрела тихо и благодарно, ещё постигая простоту неловкой оповеди. За стеной шатра раздался какой-то грохот, и девочка испуганно бросилась к Люциферу.
- Это моя мама, - едва слышно прошептала она. – Ты же меня спрячешь?

__________________________

Позади всасывающей пустотой слепил глаза свет. Он шагнул на перетёртый песок, под чёрное небо. Чёрное небо тоже дарило свет. Света было немного, повсюду темнота клубилась живыми, сбившимися в непонятном заговоре в стайки, тенями. Сквозь эти тени прорывался чей-то взгляд. Или ему только казалось так, растревоженному отсутствием на песочной, пустой и ждущей чего-то равнине прогоревшего запаха людской боли и страдания.

Люди. И тут. Он замер.

Двинуться с места заставила тень потерянного, вырванного с корнем и теперь сверкающего безупречной чистотой как свидетельством самой изощрённой пытки - лишением жизни - совсем новенького его аккордеона.

Он поднял его как умершего ребёнка поднимают - боясь сделать больно больше, чем когда-либо. Чёрное небо стало черней, дымилось болью и страхом за изуродованных их. Не в песке, вязком от крови, натёкшей с перебитой руки, было дело, нет, эта вот саванная чистота, прибранность того, что было - ты... Отрезали...

Свет бил в спину, но дыма и боли он навидался, привык. Взгляд улыбался откуда-то от теней, когда ремни аккордеона безжизненно легли на плечи.

И вдруг обняли. Дружески, крепко, а один перетёрт малость. Прибранность слетала дешёвым конфетти, открывая настоящее, на которое только бы решиться.

Взгляд прожигал руку, напряжённый, и когда в тишине пыльно-кровавой зазвучала мелодия, когда дымное больное небо нахмурилось боли, свет пропал. Но взгляд забыл торжество и смех, потому что его встретила улыбка, широкая, детская, немыслимая тут и в исчезнувшем свете. Совсем свободная и добрая, перед которой боль бессильна, не отступая.

Все слова и планы рухнули. Или выстроились? За мелодией из пеплового песка вырастали корёженные железки каруселей и заклинивающие через раз колёса обозрения засыпали аккордеониста в трауре этим песком. Он шёл среди печального железного лязганья, под хлопки рваных тентов и полотен плохо закреплённых палаток. Его можно было найти по следам - кровавым тёплым каплям среди потерянности вырастающего вокруг Карнавала или по отчаянной мелодии, уводившей куда-то к открывающемуся и здесь горизонту.

Взгляд застыл, провожая. Всё так, как надо - он будет играть. И, играя, говорить со всеми, кто так ждал от него славы и доблести.
Умирать, не умирая, объяснять тем, кто не слышит. Но играть.

Из песка под неведомым светом ночного бессолнечного неба вырастали железные лианы, сплетаясь где-то сверху, они распускались зеркально-черными цветами. Едва распустившись, цветы стыли в металлической неподвижности, некоторые опадали, оставляя по себе стальные копья решёток и заборов, увитых умирающими ржавыми плющами цепей. Кое-где сгнившими отяжелевшими фруктами висели замки.

Невидимый шелестящий дождь мягко перебирал полотнища палаток и тентов, по которым всползали потрёпанные уже где-то краски. Край хлестнул идущего по лицу, оставляя цветной поцелуй. Он не заметил, поцелуй Карнавала поплыл от пота и слёз, а по набрякшему красным песку, по его следу, из темноты выходили тени.

Они шли за мелодией аккордеона вовсе не как крысы за гамельтонской дудочкой, они болели вместе с ним и с ним глохли от близких разрывов и стрёкотов, совсем здесь слившихся с хлопаньем парусины. Им было больно смотреть на тусклые краски Карнавала, словно вся разорванность внезапного конца светилась в них.

...За плечом Люцифера раздался деликатный кашель:
- Прикажете утвердить правила?... Ну должен же кто-то следить за порядком в этом бардаке.

запись создана: 29.12.2015 в 23:19

@темы: кино, размышлизмы, музыка, чердаки и подвалы, фанфы

---

Сальвадор

Сальва

Мда-с. Как же хорошо, что фильм этот нашла. Розки под дождём были припасены для меня, да.
Но пришлось в любимую игру возвращаться - найди Хорошесть и нафырчи на отзывы к ней. Ну правда, наговорили немало.
Одна из главных претензий - сам Сальвадор, конечно. Многие решили, что мальчик не революционер, а так себе, средней руки домашний ребёнок. Очень забавно совпали эти товарищи с Иисусом (не с тем, в фильме это охранник тюремный, иронично так, да-с). Вот он точно так считал до определённого момента.

Мне тут подумалось, а ведь все эти упрёки, что фильм - беллетристика, что там мало биографии, много смерти и мало жизни Сальвадора, нет рабочих и политических идей, нет той правовой базы, которую Сальвадор ну если не создал, то напитал жизнью знатно, словом, нет политики почти, а её нюансы напутаны, - ведь этому всему одно есть объяснение. Это - невнимательность. Плохо смотрели товарищи, плохо слушали, даже читали плохо, потому что в фильме всё это есть. Не в том количестве, кажется, как некоторым бы хотелось. Но этому можно встретить простое объяснение - одно слово, весьма многое объясняющее. Это слово - Сальва.

Это - фильм о Сальве. Не о герое на пьедестале. Не о мученике. О человеке, свободном и достойном. И замученном. И не надо подробно излагать политические выкладки, чтобы это достоинство и человечность увидеть. Надо только смотреть. Он не святой, он яростный, нетерпеливый, и в одном только не "типичный близнец" - он привязчив к людям. Для него они - ценны. Это не значит, что он с ними не ошибается. Но это значит, что даже Заяц, натерпевшаяся от Сальвиной ошибки, ни слова плохого не скажет о нём, потому что знает, меньше всего он хотел бы кого-то на неё наводить.
Он выбирает путь в 20. Когда его друга, такого же 20-летнего парня, сбрасывают с крыши за антифранкистские листовки. Это была развилка, дальше можно было идти либо по пути отца, по пути страха, сломленности, молчать и жить дальше. Можно было не стерпеть и ответить. Он ответил. Громко, это в характере Сальвы. И он мог быть сколько угодно бесстрашным и агрессивным на улице против вооружённых и не привыкших миндальничать полицейских, но ратовал он не за "права" обливать всё вокруг грязью, не за лишние копейки. Он действительно переделать мир хотел, утопист. Он хотел свободы. Получил? О том позже.

Да, Сальва - это вам не Че какой. Мальчик, в сущности, совсем мальчик, не вполне трезво и свои-то действия некоторые оценивающий поначалу. И да, он не боец в камуфляже, а студент. У Сальвы есть отец, есть сёстры. Кстати, вот что такое четыре сестры - перед своей собственной казнью спросить у конвойного без ироний, не устал ли, спать не хочет ли, ночь ведь глубокая. Потому что как же не оберегать.

Да, были претензии и к женщинам. Сёстры, да две пассии. где ж боевые подруги? Так и хочется напомнить про девочку 16 лет, о приговоре которой в первую очередь Сальва спросил. Потом о друге её. А потом уж о том, что там ему наприсуждали. Всё есть в этом фильме. Только на первом плане те саме сёстры и две пассии.

Почему? Потому что с ними мы видим Сальву. Сальву, который выдумывает целое путешествие для младшей своей сестрички, чтобы только она согласилась на время уехать. Потому что "одно мгновение только - раз, и всё, пережила". А она никуда не уезжает. И вместе с ним не представляет себе смерти, хоть он прекрасно понимает, как именно её устроят. Но он ведь тоже до последнего ждал в них людей. И переживать им мгновение последнее приходится вместе, потому что чувствуют они друг друга как никто.

Старшие сёстры с ним, они не верят тоже, и борются, кто-то маму призывает ещё с небес, кто-то подписывает телеграммы о помиловании ненавистным властным. Это их Сальва.
Это Сальва Зайца, такой милой, домашней, ушедшей к другому. Но если бы что-то было с Зайцем, то "я бы тут с тобой бы не сидел".
Это Сальва Маргалины. Она хотела четверых детей, таких же красивых, как он. Ей он был гораздо дороже его идей.
И для некоторых ещё он Сальва. Но для большинства - Сальвадор. Это горько, но приговор подписывают ему соратники. За повешенное на него убийство (а дело там было шито белыми нитками, для студента подошло бы) его бы не казнили, а вот за то, что друзья-сотоварищи во имя Сальвадора убили кого-то из правительства, - за то и казнили. Отомстили.

Был ещё один человек, для которого Сальва стал Сальвой. Иисус. Хотя, наверное, Хесусом звать его вернее, но будет Иисус. Тюремщик Сальвадора. Честно признаться, я думала, что это выдуманный герой. Потому что тут случай такой, что рассказам не поверишь, а ведь чистая правда, даже имя то же.

С Иисусом Сальва напоминает Иешуа булгаковского с центурионом Крысобоем. Человек встретил цепного пса. Сальва сразу обращает внимание на перманентно агрессивного товарища, который не на месте себя чувствует.

Иисус презирает Сальвадора поначалу. Для него это заигравшийся в революцию идиотик из интеллигентных. Но Иисус начинает думать, это уже непривычно, даже неприятно. Появляются сомнения, вопросы. Шикарно он их устранять пошёл. Не к Сальве, нет, к его адвокату. И ведь специально и без формы, и не на работе, а в баре выцепил, чтобы огорошить вопросом. Зрелище, конечно, печальное, потому что человек, выгавкивающий формульные фразы - всегда печальное и неприятное зрелище.

Однако, думы-то не проходят. И вот однажды в процессе бытового такого гадкого шпионства - чтения писем личных - Иисус читает письмо Сальвы отцу. И начинает в нём просыпаться человек. Которому, конечно, к человеку надо.

Это очень интересно смотреть - как они сходятся. Заключенный говорит и ходит свободно, может запросто шнурок завязать развязавшийся. А у "свободного" Иисуса речь чуть не атрофировалась, потому что не с кем говорить. И он лает, а не говорит. На нём форма сидит перетянуто и фуражку упавшую поднять - страшное дело. Вот где цепь-то. А как оттаивает, как напоминает ему Сальва, что и сын есть у него, любимый, и мучить не след. И сам он есть.

Осмелился Иисус встать на сторону Сальвы, осмелился. Думал, что после его смерти. Нет, ещё полторы где-то минуты Сальва жил, не хотелось умирать. Шевелиться с раздробленным позвоночником нельзя, но слышать можно теоретически, и я склоняюсь к девчачьей мысли, что слышал.

Фильм развивается от быстрого до медленного и невыносимого. Жил Сальва быстро, потом поставили его на паузу с заключением этим, где он умудрился человека освободить. А невыносимо - это ожидание. То жизни, то смерти, то казни. Никого не жалел режиссёр.

А финал. Он тоже не жалетельный, он прямой. Смог ли Сальва поменять мир? Нет. Он смог доказать, что равнодушными быть нельзя. И мир поменялся. Но уже без него, его история осталась растоптанными розами мокнуть под дождём.

@темы: кино, размышлизмы, чердаки и подвалы

---

Моб)

Правила:
1. Вы подаёте признаки жизни в комментах.
2. Я выбираю любую фотографию/картинку у вас в дневнике и прошу рассказать про неё что-то интересное и познавательное.
3. Вы постите рассказ с фотографией в своём дневнике с публикацией условий игры, чтобы ваши друзья тоже могли поиграть.

От Мариты:



О, это очень хорошая фотка. Нетрудно догадаться, кто это.) Дьявол на своём Карнавале. Он планирует большой поход на Рай, он стал куда резче, чем был, он, может, вовсе не станет использовать грим. Сейчас к нему подойдёт Кукла и что-то скажет тихое и странное, то ли насмешливое, то ли верное. Скоро наснётся представление.

Для тех, кому нужна конкретика, а не сумбур из моей головы

Это кадр из тизера "Alliluia! The Devil's Carnival", замечательного фильма Терренса Здунича. Посмотреть его пока нельзя, только тизеры и отрывок, но первую часть очень и очень советую.

@темы: чердаки и подвалы, не потерять бы эстафетную палочку

---

Intacto

Ну, что сказать. Первый фильм Сбаральи после Денег. Это не историчность, и за него он себя не ругал. Получается, и как снялся, не заметил?) Вряд ли, первая работа в Испании всё ж, битвы за акцент с акцентом.)
Только кудри отрастил, всё состригли. А ведь даже перестал быть похожим на Нене, так нет, обратно. В движениях такая осторожность, аккуратность, потому что мало сил, в драке это видно. Запал не утих, а руки не бьют и не держат уже.
А ещё хорошо видна опытность в ночёвках на улице. Опытность и мирность.
Но надо о фильме, да.
Там есть параллель, очень чётко читаемая, с изгнанием из рая. Только не людей, с тем, что было раньше. Есть этакий «бог» удачи, в белом не плаще, пиджаке, который совершенно чудесно расправляется со своим названным сыном, отнимая у него эту самую удачу. Конечно, через лицемерные обнимашки. Потому что свобода воли не приветствуется. А Федерико - мальчик тихий и желающий папу любить. Потом победить. А потом исчезнуть. Для него удача повыше стоит, чем люди.
А вот оставлять так сынок не захотел и с трудом, но нашёл-таки везунчика, через которого можно подобраться к папаше тому.
Томас – intacto. Удачливых же нельзя трогать, фотографировать нельзя – уйдёт удача, очень они уязвимые. А Томаса хоть с головы до ног – при нём останется. И удача его – уникальная. Она с чувством юмора, ну кто ещё человека, который из 237-ми один выжил при крушении самолёта посадит при следующем полёте в кресло «13», причём зная, что этим успокоит, а не напугает? Она и очень даже фырчать умеет, если её так истязать, как он.
У меня даже крамольная мысль, что рядом она ходит. Есть там панна, которой её собственная удача стала проклятьем, с большим таким шрамом на груди панна, будто всё вынули из неё. А за глупым этим мальчиком увлечённо бегая, приходится многое вспоминать, но так, будто впервые чувствовать. А ему везёт. Хоть и ей, тоже, всегда. И вот мальчик не любитель трусить, но, с ней встречаясь, вовсе не так уж уверен в своём везении и вообще уши поджимает по-кошачьи.
Там есть ещё одна фраза заветная. Она очень в тему, хотя говорится почти в самом конце, зато с этого почти конца концентрация этой фразы растёт и растёт.
И вот в связи с ней тоже у меня большой вопрос к финалу, куда ж побежал мальчик-то?

@темы: кино, размышлизмы, чердаки и подвалы

---

Latido

"Intacto", первый фильм у Сбаральи после "Plata quemada". Там ходит живая удача, ну, да я как-то отдельно о нём скажу. А пока вот так.

мдя))

Обозвать 30-летнего Сбаралью мальчиком? Легко. Мдя.)) Зато я провидец.))))





Latido

Глупый мальчик, беги за своей удачей.
Она у тебя слепая,
Развратно касается губ пальцами
И смеётся над зрячими.

И когда ты, пьян от её поцелуя,
Решишь, что ты - царь и бог,
Она за дерево встанет, от боли морщась, но всё же ликуя,
И землю вышибет из-под ног.

И будешь лежать, истекая кровью,
Понимая, кто ты - никто.
А она на мшелой коре дыханьем загнанным
Вырежет имя твоё

И вернётся. Котёнком грустным, усталым
Потрётся о ноги - вставай.
Вот без меня остался - и кто ты?
Ноль. Ты - никто без меня.

Она - слепая. Она на запах
Ищет тебя, на вкус.
Она ничего о тебе не знает.
Ей и не нужно. Пусть

Ты умеешь хранить нелюбовью,
Путь ты боишься спать
Где-то, где крыша,
Пусть плохо, пусть больно

Её-то вовек не отнять.
Нет, тебя у неё.
Пока с липкою кровью
Её, не твоей, на губах,
Вновь с поцелуем она небрежно не бросит:
"Но я уже не люблю тебя..."

@темы: кино, стихи, чердаки и подвалы, фанфы