Dagoll Dagom родился из маленького каталонского студенческого театра. Теперь это компания, объединившая, насколько я поняла, два театра.
Это репертуарный театр. Почти исчезающий вид в Европе. Там теперь практикуют свободную и удобную штуку - каждый новый спектакль рождается с новой рабочей группой и труппой. Да и у нас она вытесняет репертуарные театры, новых, по крайней мере, не появляется ярких.
читать дальшеЧто такое репертуарный театр? Не просто одни стены, одна труппа. Если всё сойдётся - это душа, лицо, слово или пара слов, которые рождают миллион образов. Ну вот скажи во времена Высоцкого "Таганка", и всё станет ясно.
Это такой театр. А душа его "Mar i Cel". Это не первый спектакль. Первый был неожиданно для самих сотоварищей успешен, настолько, что им казалось - вот и вершина. А потом поставили "Mar i Cel", и тут пришла душа. Это был 1988 год. Потом был долгий перерыв, очень долгий. На 30-летие Dagoll Dagom было решено повторить сию штуку. Финансово это было самоубийственно, один корабль стоил 60 000, но никого это не остановило. Нужно было вернуться к душе. И это тот "Mar i Cel", который я знаю.
Конечно, это разные спектакли. Если определять одним словом, то 1988 год - это ожесточение, а 2004 - человечность.
Первый спектакль был поставлен, когда умер Франко, когда можно стало говорить на каталонском, и ставить подобные сюжеты. Там ожесточение невероятное. Все немного против всех, а то и не немного. По Идрису видно, по Бланке, по Малеку, который в 1988 честно исполнял должность антагониста от пиратов и стирался как человек почти совсем. Но, с другой стороны, ожесточённость эта была щитом, ну, или захлёбывающимся криком, когда как.
В 2004 вздохнули свободней и разрешили себе человечность. Сразу легенда стала жизнью. Задышала. Хоть и больней без щита того.
И разница очень видна, но, чтобы её лучше увидеть, надо вспомнить об одной классной штуке репертуарного театра - преемственности поколений.
Да, большой подарок в таких театрах молодым - старшие. В 2004 году на сцене встретились "ветераны" и театра, и этой истории - Карлос Грамаж (Саид) и Оскар Мас (в 1988 - Осман, а потом подрос и стал Малеком) с новыми в истории и просто новыми актёрами, а Елена Гадель (Бланка) вообще вышла на сцену впервые. А в 2014 году на 40-летие театра снова ставили "Mar i Cel", и Жуанотом снова был Пеп Круз, как в 1988, а более мерзкого дона Карлоса, чем у Хавьера Фернандеса с 2004 тоже не стали искать. Так что традиция продолжена. Из того, что я видела, надо признаться, сделали товарищи шаг к "сказочности", что ж, веление времени, к мусульманам в Европе теперь сложное отношение. Однако, режиссёр тот же, и история требует правды, потому к мальчику, что стал Саидом, позвали помощь. Грамажа, да-с. И вот тут видно, на этом фото, кто Саид, а кому пока нервно улыбаться остаётся. У кого руки натруженные? У кого длинные рукава, потому что отметины от каната и падений? Ну вот. Буду надеяться, что мальчик научился.
www.instagram.com/p/yfE8TlqpHl/?taken-by=dagoll...
Да, к чему я про преемственность поколений. Мне нравится, что молодые не любят там копировать, они учатся. И иллюстрация тому - Османы 1988 и 2004 годов.
Кто такой Осман? Член команды. Молод, в руках всё спорится, удачлив, цел, здоров и невредим, отчего в любимцах капитана. А от того, что в любимцах, позволяет себе шкодства. У него есть партия, "Песня Османа", это важно в жанре, это ключ нужный к истории и к самому персонажу. И вот в песне-то этой основное различие и есть.
Начну с Сальвадора Расеро. 2004 год. Его Осман - ну, почти вчерашний Идрис. Ну пусть не слишком интеллектуал и не думает о последствиях своих шкодств. Но он совестится, переживает, у него есть и привязанность своя, куда она не очевидней, чем у Идриса. Но есть. С Малеком (то, кстати, неудивительно, потому что Малек - это Оскар Мас, он ещё и учительствовал). В нём боли много. Для него команда равно семья. Ему тяжело прощаться с умершими, отрывать приходится. И Саид с ним играет, не очень всерьёз воспринимая даже шкодства. Отправляет в шутку бегать по палубе и тут же дарит перстень, чем полностью дитё утешает и удовлетворяет.
А песня. Песня эта, почему-то у меня с ней связывается образ другой жизни, недоступной - спокойная свобода. Которую не надо выгрызать. Любовь. Не задрать юбку захваченной и не купить в порту, а чтобы любили. Покой. Жизнь. Осман Сальвы о том поёт в решительном упоении, с нажимом, в горизонт, этой мечте поёт. Общей, если вдуматься, для них. Но она для Османа - как "голубой цветок" немцев-романтиков, мечта для мечты, он не требует её исполнения и не стремится к тому, потому она в себе больше света несёт, чем горечи. Но тоска проглядывает, когда от неё приходится возвращаться на корабль. И неслучайно Осман "убегает" её петь на мачту. Сил она ему даёт.
Совсем не то в 1988 было. Это иной Осман. И ключевое - песня. У Маса голос ниже, да и показывать его он не особенно пытался. Потому что для его Османа это не мечта ради мечты, это страстное желание жить. Он чувствует себя не на месте на корабле, он желает жизни, у него отнятой. И понимает, что никто её не даст. Он поёт не одному горизонту, он часто к команде, вниз обращается. Там в глазах "дайте жить!" Возможно, отсюда и шкодства его. И они опасней. После них нет совестливости, только печаль, печаль глубокая у него во всём. Он и веселью так всецело не отдаётся, и скорби. Он рассудительней. Уверенней. Опасней. Его Саид не отправляет в пробежку по палубе, а хватает за горло и укладывает, напоминает, кто здесь вожак. А Осман, вскакивая, беспримерную вещь делает, кладёт руку на нож.
Но получается ли, что он против команды? Что семьи в них не видит? Нет. В нём и любви много, он не только любимым быть хочет, но и сам любить. А там сплошное ожесточение вокруг как удавка. Кому ему выражать свою любовь? Мёртвым. Он не кричит так долго и отчаянно, как Осман Сальвы, но он целует их. Конечно, нельзя так, прямо, он целует ладонь свою и прикладывает их к губам мёртвых. А Малкеа он принимает на свою спину, чтоб снести. Но ласкаться особенно не к кому, любви там не надо, ожесточённость.
А потом, к 2004, его Осман вырос в Малека. В 1988 году Малек был - функция, антагонист от пиратов, весь - ярость, ноль психологии. А у Маса это выросший Осман. Который жесток от жизни собачьей. И странно не кровожаден для взрывного характера. И умеющий улыбаться. И верящий в Алла, который, конечно, когда-то даст больше, чем он потерял, только теперь почему-то только отнимает.
Многие свои реплики Осман с Малеком друг другу адресуют. И смотрят часто. Они в финале единственные, кто за Саидом не встают, оставаясь перед кораблём.
Ну и посмотрим на Османов тех.
1988. Осман - Оскар Мас.
читать дальше
2004. Осман - Сальвадор Расеро.
читать дальше
Это репертуарный театр. Почти исчезающий вид в Европе. Там теперь практикуют свободную и удобную штуку - каждый новый спектакль рождается с новой рабочей группой и труппой. Да и у нас она вытесняет репертуарные театры, новых, по крайней мере, не появляется ярких.
читать дальшеЧто такое репертуарный театр? Не просто одни стены, одна труппа. Если всё сойдётся - это душа, лицо, слово или пара слов, которые рождают миллион образов. Ну вот скажи во времена Высоцкого "Таганка", и всё станет ясно.
Это такой театр. А душа его "Mar i Cel". Это не первый спектакль. Первый был неожиданно для самих сотоварищей успешен, настолько, что им казалось - вот и вершина. А потом поставили "Mar i Cel", и тут пришла душа. Это был 1988 год. Потом был долгий перерыв, очень долгий. На 30-летие Dagoll Dagom было решено повторить сию штуку. Финансово это было самоубийственно, один корабль стоил 60 000, но никого это не остановило. Нужно было вернуться к душе. И это тот "Mar i Cel", который я знаю.
Конечно, это разные спектакли. Если определять одним словом, то 1988 год - это ожесточение, а 2004 - человечность.
Первый спектакль был поставлен, когда умер Франко, когда можно стало говорить на каталонском, и ставить подобные сюжеты. Там ожесточение невероятное. Все немного против всех, а то и не немного. По Идрису видно, по Бланке, по Малеку, который в 1988 честно исполнял должность антагониста от пиратов и стирался как человек почти совсем. Но, с другой стороны, ожесточённость эта была щитом, ну, или захлёбывающимся криком, когда как.
В 2004 вздохнули свободней и разрешили себе человечность. Сразу легенда стала жизнью. Задышала. Хоть и больней без щита того.
И разница очень видна, но, чтобы её лучше увидеть, надо вспомнить об одной классной штуке репертуарного театра - преемственности поколений.
Да, большой подарок в таких театрах молодым - старшие. В 2004 году на сцене встретились "ветераны" и театра, и этой истории - Карлос Грамаж (Саид) и Оскар Мас (в 1988 - Осман, а потом подрос и стал Малеком) с новыми в истории и просто новыми актёрами, а Елена Гадель (Бланка) вообще вышла на сцену впервые. А в 2014 году на 40-летие театра снова ставили "Mar i Cel", и Жуанотом снова был Пеп Круз, как в 1988, а более мерзкого дона Карлоса, чем у Хавьера Фернандеса с 2004 тоже не стали искать. Так что традиция продолжена. Из того, что я видела, надо признаться, сделали товарищи шаг к "сказочности", что ж, веление времени, к мусульманам в Европе теперь сложное отношение. Однако, режиссёр тот же, и история требует правды, потому к мальчику, что стал Саидом, позвали помощь. Грамажа, да-с. И вот тут видно, на этом фото, кто Саид, а кому пока нервно улыбаться остаётся. У кого руки натруженные? У кого длинные рукава, потому что отметины от каната и падений? Ну вот. Буду надеяться, что мальчик научился.
www.instagram.com/p/yfE8TlqpHl/?taken-by=dagoll...
Да, к чему я про преемственность поколений. Мне нравится, что молодые не любят там копировать, они учатся. И иллюстрация тому - Османы 1988 и 2004 годов.
Кто такой Осман? Член команды. Молод, в руках всё спорится, удачлив, цел, здоров и невредим, отчего в любимцах капитана. А от того, что в любимцах, позволяет себе шкодства. У него есть партия, "Песня Османа", это важно в жанре, это ключ нужный к истории и к самому персонажу. И вот в песне-то этой основное различие и есть.
Начну с Сальвадора Расеро. 2004 год. Его Осман - ну, почти вчерашний Идрис. Ну пусть не слишком интеллектуал и не думает о последствиях своих шкодств. Но он совестится, переживает, у него есть и привязанность своя, куда она не очевидней, чем у Идриса. Но есть. С Малеком (то, кстати, неудивительно, потому что Малек - это Оскар Мас, он ещё и учительствовал). В нём боли много. Для него команда равно семья. Ему тяжело прощаться с умершими, отрывать приходится. И Саид с ним играет, не очень всерьёз воспринимая даже шкодства. Отправляет в шутку бегать по палубе и тут же дарит перстень, чем полностью дитё утешает и удовлетворяет.
А песня. Песня эта, почему-то у меня с ней связывается образ другой жизни, недоступной - спокойная свобода. Которую не надо выгрызать. Любовь. Не задрать юбку захваченной и не купить в порту, а чтобы любили. Покой. Жизнь. Осман Сальвы о том поёт в решительном упоении, с нажимом, в горизонт, этой мечте поёт. Общей, если вдуматься, для них. Но она для Османа - как "голубой цветок" немцев-романтиков, мечта для мечты, он не требует её исполнения и не стремится к тому, потому она в себе больше света несёт, чем горечи. Но тоска проглядывает, когда от неё приходится возвращаться на корабль. И неслучайно Осман "убегает" её петь на мачту. Сил она ему даёт.
Совсем не то в 1988 было. Это иной Осман. И ключевое - песня. У Маса голос ниже, да и показывать его он не особенно пытался. Потому что для его Османа это не мечта ради мечты, это страстное желание жить. Он чувствует себя не на месте на корабле, он желает жизни, у него отнятой. И понимает, что никто её не даст. Он поёт не одному горизонту, он часто к команде, вниз обращается. Там в глазах "дайте жить!" Возможно, отсюда и шкодства его. И они опасней. После них нет совестливости, только печаль, печаль глубокая у него во всём. Он и веселью так всецело не отдаётся, и скорби. Он рассудительней. Уверенней. Опасней. Его Саид не отправляет в пробежку по палубе, а хватает за горло и укладывает, напоминает, кто здесь вожак. А Осман, вскакивая, беспримерную вещь делает, кладёт руку на нож.
Но получается ли, что он против команды? Что семьи в них не видит? Нет. В нём и любви много, он не только любимым быть хочет, но и сам любить. А там сплошное ожесточение вокруг как удавка. Кому ему выражать свою любовь? Мёртвым. Он не кричит так долго и отчаянно, как Осман Сальвы, но он целует их. Конечно, нельзя так, прямо, он целует ладонь свою и прикладывает их к губам мёртвых. А Малкеа он принимает на свою спину, чтоб снести. Но ласкаться особенно не к кому, любви там не надо, ожесточённость.
А потом, к 2004, его Осман вырос в Малека. В 1988 году Малек был - функция, антагонист от пиратов, весь - ярость, ноль психологии. А у Маса это выросший Осман. Который жесток от жизни собачьей. И странно не кровожаден для взрывного характера. И умеющий улыбаться. И верящий в Алла, который, конечно, когда-то даст больше, чем он потерял, только теперь почему-то только отнимает.
Многие свои реплики Осман с Малеком друг другу адресуют. И смотрят часто. Они в финале единственные, кто за Саидом не встают, оставаясь перед кораблём.
Ну и посмотрим на Османов тех.
1988. Осман - Оскар Мас.
читать дальше
2004. Осман - Сальвадор Расеро.
читать дальше
@темы: видео, размышлизмы, музыка, чердаки и подвалы